Из Китая я отправил свой велосипед домой, а дальнейший путь продолжил на поездах, теплоходах, а то и автостопом... За 25 дней пересек Китай с севера на юг. Побывал в 17 городах, но только в предгорьях Тибета — в Ченду — нашел приют у члена «Серваса».
После Китая был Гонконг, — еще не воссоединившийся с Китаем. Там стал очевидцем перехода Гонконга под юрисдикцию Китая. Несмотря на постоянную озабоченность гонконгцев головокружительным бизнесом, мне удалось воспользоваться помощью национального секретаря «Серваса». Он предоставил мне прекрасные апартаменты и даже подарил 350 долларов.
Перелетев на остров Тайвань, я совершил сначала восхождение на самую высокую вершину острова — Юй-шань (3950 м), покорить которую меня вдохновил знаменитый Федор Конюхов. Затем отправился на южные острова к аборигенам племени ями, Вдоволь наевшись тропических фруктов — срывал их прямо с деревьев, — перелетел в Южную Корею. Получив рекомендацию Министерства культуры и спорта, участвовал с группой местных школьников в велопробеге до Сеула. Проехал через всю Южную Корею с юга на север. В этой компании из ста велотуристов я был единственным иностранцем...
Воспользовавшись помощью Дальневосточного морского пароходства, побывал во Владивостоке, в Находке и на Камчатке, где забрался на сопку, а потом снова на пассажирском судне сходил в Японию, где совершил путешествие автостопом через 7 городов: Тояма, Оцу, Осака, Нагоя, Токио, Ниигата и поднялся на легендарную Фудзияму. Японцы оказались удивительно чуткими людьми. Передавали меня буквально из рук в руки. Каждый шофер, взяв меня на «борт», считал своим долгом не только покормить в придорожном ресторанчике, но и, съехав хайвэя, подвезти прямо к станции пересадки, а иногда даже купить билет на нужную мне электричку: в результате за три недели пребывания в Японии я не потратил ни доллара.
В целом все путешествие через Гоби явилось этапом моей подготовки к участию в «Великой поездке тысячелетия за мир», старт которой был дан в Сиэтле (США) 6 августа 1998 года, в день памяти жертв бомбардировки Хиросимы, а финиш планировался в Хиросиме (Япония) накануне нового тысячелетия. Но... за неимением хорошей спонсорской поддержки, американцы и многие велотуристы из других стран отказались в ней заявили мне, что, так как команда международная, будут общаться со мной только по-английски, хотя все изучали русский язык в школе. В общем, отношения не сложились, да и их организация передвижения была неважной по сравнению с южнокорейскими велосипедистами и с Московским клубом велотуристов, с которым мне в 1995 году удалось проехаться по Западной Европе.
Так что спустя неделю после старта, еще в США, я отделился от группы и двинулся самостоятельно по странам Центральной Америки, далее — вдоль западного побережья Южной Америки: через Колумбию, Эквадор, Перу, Боливию. Через пять месяцев добрался до Чили и посетил таинственный остров Пасхи. Но это уже отдельная история...
Р.$. Сейчас я собираюсь в Новую Гвинею и на Соломоновы острова. Если есть желающие присоединиться или оказать спонсорскую поддержку, звоните по телефону (095) 309-55-59 или пишите: 111141, Москва, д/в Жаринову Денису. Я всегда рад общению с новыми друзьями, которых зовет ветер странствий.
Денис Жаринов
Земля людей: Остров, окликнутый богами
Самый прекрасный берег тот, который однажды спутал мои планы. Два года назад, в Ларнаке, как только мы устроились в гостинице, я вышел пройтись по набережной, высмотрел себе кофейню, такую, чтобы и небольшая была, и туристов в ней не было, заказал подошедшей девушке самую малость, сидел у витрины и все таращил глаза на море за пальмами. Был март. Полдень. В море — одинокие корабли. Просто. Как сны из детства. Хозяин кофейни, высокий, худой и седой, вышел из-за стойки, обошел своих посетителей: двух местных мужиков, играющих в нарды, еще одного, тут же охотно разговорившегося с ним, потом подошел ко мне. Спросил, как я чувствую себя здесь, у него, и прошел на свое место за стойкой. Я снова повернулся к морю, смотрел в него, пока не посинело в глазах, а когда вернулся в гостиницу, коллег своих не нашел. Они отправились путешествовать без меня. И я в ожидании их целый день бродил по городу, просто так, без особой надобности, приходил к краю моря, купался и снова возвращался в кофейню, на свое место. А вечером встречал своих коллег, как человек, на долю которого выпал подаренный беспечностью день.
И вот опять я на Кипре, и в первый же день в Ларнаке. Но ту кофейню не могу найти. Вроде все то же на пальмовой набережной: роскошные строения теснятся плечом к плечу; нижние этажи распахнуты ресторанами, кафе, тавернами, и так же, как и тогда, казалось, они, переполнившись, как пена из кружек, изливаются на тротуары белыми столами и стульями, а то, чего я ищу, нет... Я помнил: перед тем кафе было выставлено только два красных стола. Их-то я тупо и высматривал. И тогда, когда я начал было уже подумывать, что всякая поездка, как и любая вылазка из дома, существует сама по себе, она по-своему неповторима, что-то едва знакомое остановило меня. Я отошел и на расстоянии решил посмотреть вывеску, но она оказалась скрыта тентом, подобранным наверх. И в это время открылась дверь, вышла девушка, издали разглядела меня и, подняв руку, позвала войти.
— «Диес», «Дядя»? — спросил я, вспомнив название.
Она кивнула. Я вошел и сел, как тогда, у витрины, а она торопливо поднялась по внутренней лестнице к себе и вскоре принесла семейный альбом, раскрыла его и показала на фотографию:
— Отец, — сказала она.
И я узнал в седом человеке хозяина.
— Его больше нет... — Она убрала альбом, ни о чем не спросив, ушла и вернулась, поставила передо мной чашку и стакан:
— Ваши кофе и вода.
Как же мало надо человеку, думал я, чтобы в чужой стране почувствовать себя своим...
Кипр готовился к празднованию ... Двухтысячелетия христианства. Мы, шестеро московских журналистов, как бы первыми осваивали маршрут, смоделированный для паломников, которые должны будут следовать на Святую Землю транзитом через Кипр.
С нами была киприотка Мария — она и обликом, и осанкой оправдывала свое прекрасное имя, — в нашем распоряжении был небольшой автобус и крепкий молодой шофер Зенос. Он с первого взгляда сразу влюбился в трех наших девушек и всю дорогу потом грозился развестись с женой.
В Ларнаке мы осмотрели церковь святого Лазаря, главный храм города. Затем на окраине города, в церкви Панагии Ангелоктисы, увидели одну из лучших на Кипре мозаик, датированную началом Византийской эпохи, и поехали в горный район Троодоса...
Теперь, когда все уже позади и я дважды побывал на Кипре — оба раза в пору межсезонья, и каждое оброненное слово о нем может ввергнуть меня в состояние, похожее на эфирное опьянение, — могу с уверенностью сказать, что Кипр — одно из тех прекрасных мест на Земле, куда с какими бы то делами ты ни приехал, стоит только ступить на его берег и все твои заботы разбиваются вдребезги. Дорога уже в самом начале кажется прямой, широкой и заманчивой, а само движение к цели много интереснее, чем сама цель, ради которой, может, ты приехал. И что бы ты ни записывал в блокнот: названия ли церквей, икон, названия деревень, пройденные километры, смотрел ли только для того, чтобы запомнить, — все это очень мало по сравнению с желанием забыться, в январе радоваться солнцу так, будто видишь его впервые, и как бы твои дни ни были расписаны, постоянно чувствовать присутствие моря... Где бы ни находился — в горах или на равнине, — вместе с запахом моря ощущать древность.
Мы и на самом деле неслись по прекрасной дороге, оставленной англичанами после восьмидесяти лет правления Кипром, пробирались в глубь страны.
Вокруг зеленые просторы. Цитрусовые плантации сменяли банановые, и нам объяснили, что бананы здесь вызревают в ночное время, а потому их гроздья одеты в синие мешки цвета здешних ночей... Из-за поворота, с высоты, в который раз блеснуло море и исчезло. Чем дальше в горы, тем прохладнее и прозрачнее воздух, и в этой прозрачности, куда бы ни сворачивали, — везде перед нами возникала самая высокая гора — Олимп. Дорога нескончаемо вилась по склонам, и белые деревеньки в красных шапках, казалось, кружатся, как на карусели. Перед глазами на полках гор проносились сады и виноградники... И вдруг — человек. Он пасет овец... Так вот едешь, останавливаешься там, где собираются люди, слушаешь их речь, стараешься понять... И постепенно складывается для тебя картина страны, картина, точности которой может помешать разве что твое несовершенство...
Но вот, рано или поздно, от обилия впечатлений наступает полное отупение. Глаза видят, но ничего не воспринимают, уши отказываются слышать, в сознании полная сумятица: раскопки древних поселений, развалины античных городов, средневековые крепости и монастыри, обилие фресок в церквях, которых такое множество на нашем пути, что история одной церкви вытесняла историю другой. Я уж не говорю, как слепило глаза великолепие иконостасов, таких, как в монастыре Кикос, больше похожем на дворец венецианских дожей, нежели на скромную обитель...
