что все закончилось.
— Лариса, тебя из полиции спрашивают, — в палату заглянула дежурная акушерка. Лариса накинула больничный халат и пошла в холл, где перед входом в отделение стоял кожаный диван и два кресла.
Полиция. Прошло два дня после случившегося. Лариса уже чувствовала себя лучше, но при этом она все равно была не готова к этому разговору. Ей казалось, что мать уже разговаривала с полицией и рассказала, что Лариса пьет, занимается проституцией и ведет аморальный образ жизни. Такое уже было. И тогда Лариса не смогла оправдаться, потому что ее накачали водкой.
Почувствовав холод, Лариса потерла руки и вошла в холл. Следователь был мужчиной лет тридцати с цепким взглядом и приветливой улыбки. Лариса еще подумала, что он улыбается, как злой пес и доверия не вызывает.
Присев на край дивана, Лариса опять потерла руки. Вздохнула. Следователь открыл папку. Достал бланк.
— Как себя чувствуете, Лариса?
— Терпимо.
— Расскажете, что произошло?
Лариса кивнула. Только слова давались с трудом. Она уже поняла, что ей не то, чтобы тяжело рассказывать, ей вспоминать не хотелось, какой она оказалась дурой, когда во время ковида пригласила маму пожить у себя. Но это нужно было пережить. Довести все до финала. Да, ее лишили свободы. Заставляли заниматься проституцией. Избивали и насильно заставляли пить. Почему она не пыталась сопротивляться? Пыталась. Но не получилось. Просто не получилось. Самое печальное, что Василий, с которым мать Ларисы жила последние несколько лет, он ударился головой об стол. Его парализовало. Если мать Ларисы и будет проходить по делу, то скорее как свидетельница. Она так и заявила, что сама жертва, которая не могла пойти против Василия. Доказательств о ее причастности к злоключениям Ларисы не было. Лариса не удивилась этому. В душе она была готова к такому повороту событий. Как и к тому, что никто не будет наказан. Но она была жива. Малышка выжила. Да, впереди будут проблемы. Им еще надо будет научиться жить. У ребенка скорее всего будут проблемы со здоровьем. Но все это можно будет решить. С этим можно будет жить. Лариса к этому была готова. Теперь была готова.
После разговора со следователем, она вернулась в палату, где долго думала о превратностях судьбы. Всю жизнь она боролась за право нормально жить. Всегда хотела, чтобы у не была чистая квартира, нормальная одежда, еда в холодильнике. А в итоге все свелось к помойке и обочины жизни. Но все еще можно было исправить. Как-то должно было наладиться. Должно.
— Лариса, у тебя телефон звонит, — заметила одна из соседок по палате.
Лариса посмотрела на простенький андройд. Вначале не могла вспомнить откуда он появился, а потом поняла, что его принесли вместе с передачкой. Только вот кто его принес? В квартире ей показалось, что она видела Германа. Но она знала, что Герман бы не приехал. Ему было не до прошлого. А город был именно прошлым.
— Да, — Лариса все же ответила на вызов.
— Я тебя побеспокоил?
— Нет.
— Как ты? Как ребенок?
— Терпимо. Можно узнать с кем разговариваю?
— С Германом.
— Ты решил приехать?
— Решил.
— Извини за квартиру.
— Ничего. Я тут прибрался.
— Меня выпишут через три дня. Я тогда все отдам.
— Ты про деньги? — Герман явно удивился.
— Да.
— Не думай об этом. Потом разберемся. Тебе на выписку что нужно?
— Я об этом не подумала. Конверт и костюмчик для девочки подарили. А что еще надо?
— Как ты ребенка повезешь? Для машины нужно детское кресло. Как кормишь?
— У меня молока нет. И не думаю, что после всего будет грудное кормление правильным.
— Тогда нужны бутылочки. Смесь. Узнай какой смесью кормят в роддоме. Ее менять нельзя. Еще нужны хоть какие-то вещи дома. Ты же не побежишь после роддома покупать вещи для ребенка?
— Нет.
— Да и спать нужно где-то. Кроватка, коляска.
— Сложно все это.
— Сложно, — согласился Герман. — Но решаемо.
— Можно Ольги позвонить. Она вроде не так давно родила. Или давно?
— Ты с сестрой не общаешься?
— Нет. Она уехала и все связи оборвала. Во время пандемии поругались.
— Ясно. Померитесь.
— Не знаю. Она вроде неплохо живет. И не думаю, что я должна вмешиваться в ее жизнь. Но и мне вроде как помощь нужна. Как думаешь, если я у нее помощи попрошу, то это будет совсем нагло с моей стороны?
— Не будет наглостью.
— Тогда надо мне ее в соцсети найти. Когда приеду, то найду. Если она меня не заблокировала. Извини, мне надо на уколы. Потом поговорим.
— Позвони, как будет время.
— Позвоню, — сказала Лариса, отключая звонок.
Значит все это ей не приснилось. Он приехал. Вернулся. Забавное вышло у него возвращение. Квартира разгромлена. Она рожает. Красота. Лариса беззвучно рассмеялась. Только смех был горьким. Если бы он приехал немного раньше, то все могло быть иначе. Но так как она сама во всем виновата, то Германа ни в чем обвинять не собиралась. Он и без этого много для нее сделал. И больше требовать она не могла.
***
Герман отложил телефон. Она все еще не понимала происходящее. Сама же нянчила братьев и сестер. Но при этом не понимала, что нужно ее ребенку. В квартире Герман нашел несколько старых распашонок, но они были такими грязными, что их было проще выкинуть, чем отстирать. Казалось, что из квартиры продали все, что имело хоть какую-то ценность. Все нужно было покупать заново. А денег у него было не так уж много. Вставал вопрос о работе. Если у Ларисы остались хоть какие-то деньги, которые он ей отдал на хранение, то это было неплохой подмогой. Пока же он собирался расчехлить кредитную карточку, но шиковать при этом не собирался.
В какой-то момент появилась мысль, что он слишком многое отдал Наташе, но потом подумал, что на ноги встанет в любом случае. Ему это удалось один раз, так получится и другой. Переживать по этому поводу он не собирался.
Поднявшись с пола, Герман посмотрел в окно. Весна все быстрее набирала обороты. Это чувствовалось. Весна означала жизнь. Вот он и жил.
Когда Герман уже собирался выйти, позвонил Егор. Герман вначале подумал, что гор будет жаловаться или предъявлять претензии, но сын даже не заикнулся на тему вчерашнего.
— Звонит мне тут сестренка. Короче, я теперь предатель. Разговаривать она со мной не хочет. И получилось, что я все знал, но тебя прикрывал.
— И в чем же ты меня прикрывал?
— В изменах. Мы заодно были. Мать пообещала меня без всего оставить.
— У нее это не получиться сделать. Квартира принадлежит
