Констанция и сама не могла бы сказать, чего она сейчас больше испытывает — ненависти или жалости.
— Я не ангел, — вздохнул Эмиль, — у меня множество пороков, но мне не хотелось бы, чтобы из-за меня страдала и ты, Констанция.
Женщина рассмеялась.
— Нет, Эмиль, ты уже заставил меня страдать, но все уже переболело, прошло и я рада, что осознание своих собственных пороков поможет тебе примириться с моими. Снисходительность — великолепная вещь.
— По-моему, у тебя слишком легкомысленный тон, Констанция, — возразил Эмиль.
— А что мне остается делать? Ведь ты не пожелал посоветоваться со мной, решая начать новую жизнь, и мне не оставалось ничего, как круто изменить свою.
Шевалье де Мориво вздохнул.
— И все же, Констанция, ничто не заставит меня забыться, будь это твой легкомысленный тон или молчаливое негодование. Гордость — вот единственное, что остается мне, гордость, а не снисходительность.
— Думай как хочешь, Эмиль, но все-таки ты был не прав.
— Нет, Констанция, я поступил правильно.
— Когда? — уточнила мадемуазель Аламбер.
— То время, которое я провел вместе с тобой, было минутами счастья.
— Я рада услышать это.
— В тебе, Констанция, такой прекрасной и благородной, я мечтал найти друга, любовницу, женщину, которая хранила бы свою и мою честь. Не станешь же ты отрицать, что я ошибался? Но разве я роптал, видя, что счастлива и ты? — Не только со мной, но и с другими .
— Констанция улыбнулась. — Тебе может показаться это странным, Эмиль, но когда мы были вместе, я не думала ни о ком другом. Это всего лишь светские условности заставляли меня надевать личину не очень-то разборчивой женщины.
— Я не об этом, Констанция.
— А о чем же?
— Я не так уж молод и наверное, в сердце каждого мужчины живет мечта о семье. В какой — то мере ты была моей женой, когда я после долгих дней забот и тревог иногда возвращался к тебе усталый и опустошенный. Я утешал себя мыслью, что мои привычки и вкусы, совершенно несхожие с твоими, не омрачают твоей беспечной молодости. Ты блистала повсюду, восхищая всех, я радовался твоей
Радости, твоя молодость делала и меня молодым.
Мадемуазель Аламбер барабанила пальцами по подлокотнику кресла. Она и не подозревала, что Эмиль способен на такие чувства, что оказывается, все время, пока они встречались, он мечтал о семье.
«Хотя, — подумала Констанция, — Эмиль, скорее всего, никогда так не думал и говорить об этом только для того, чтобы оправдаться».
— Если уж ты, Эмиль, решился заговорить о верности, о семье, то тебе не помешает выслушать и мое мнение на этот счет.
— Я слушаю, Констанция.
— Мои рассуждения могут показаться немного странными, Эмиль, ведь сама я не была замужем. Но со стороны всегда виднее. По-моему, ты просто путаешь отношения между мужчинами и женщинами, принятые в высшем свете, с тношениями, между простыми людьми. Прежде всего нужно знать сердце той, от которой зависит твое счастье. Страдания и горе ждут тебя, если у твоей жены нет интереса к заботам мужа, если она не утешает его в горькую минуту, если ее желания далеки от всего, во что она может вдохнуть жизнь, что она может осветить как бы лучами солнца.
— Я не строю иллюзий насчет Колетты, Констанция, наш брак основан всего лишь на твердом расчете.
— Извини, Эмиль, ты сказал брак, а следовало бы сказать предстоящий брак.
— Да, завтра состоится наша свадьба, и я знаю Констанция, в чем ты хочешь меня убедить. Но я все равно найду свое счастье, как бы ни относилась ко мне Колетта, какой бы ее ни сделали условности высшего света.
— Ты, Эмиль, утешаешь себя, а дело обстоит иначе. Ведь и среди простых людей многие от безрадостного существования предаются порокам, многие из них осуждены или гниют в ссылках и камерах, а они ведь могли бы избежать падения.
— Никогда не думал, что ты, Констанция, можешь рассуждать подобным образом.
— Я всегда любила представать перед светом самыми неожиданными сторонами своего характера и если ты, Эмиль, пришел ко мне поговорить, то выслушай мой совет до конца. Та вот, женщине, которую само небо предназначило мужчине в ангела-хранителя, так легко создать из своего дома рай и этим предостеречь
Своего мужа на пути в ад, но для жены бедняка священные узы не игрушка, она не презирает их, как это часто делают женщины нашего круга. Для нее не унизительно быть матерью и женой. Посмотри вокруг себя на беспечный мир, в котором мы живем, и если ты увидишь неверного мужа, который прожигает свою жизнь, теряет
Состояние и честь, предаваясь порокам, ищи причину в холодном взгляде и пустом сердце его светской жены.
Эмиль вцепился в подлокотники кресла.
— Ты говоришь, Констанция, так, словно бы имеешь в виду Колетту?
— Ты правильно понял меня.
— Не надейся, Констанция, я буду счастлив с ней. Она еще невинная девочка, не испорченная пороками высшего света. Именно она сможет создать тот рай, в котором я найду свое счастье.
Констанции хотелось расхохотаться, но сдержалась.
«Ничего, пусть попозже Эмиль поймет, как ошибался, пусть уже ничего нельзя будет поделать».
Нет, Констанцию не мучили угрызения совести, она и в мыслях не допускала, что сделала Колетту несчастной. Наоборот, ведь Эмиль не может долго оставаться верным мужем. Человек, однажды узнавший вкус измены, не сможет долго оставаться на одном месте и его будут привлекать новые и новые женщины.
Но ход мыслей мадемуазель Аламбер прервал Эмиль.
— Ты рассуждаешь так, как мужчина, и мне вместо тебя придется вступиться за женщин. Подумай, если муж переносит свои нежные привязанности на другую женщину, неужели и тогда нужно винить только его жену?
— Конечно, Эмиль, по крайней мере, она должна делить с ним позор.
Некоторое время шевалье де Мориво молчал. Он понимал, за словами Констанции Аламбер кроется то, чего он не знает, но где именно подстерегает его опасность, он не догадывался.
«Ну вот и все, — подумал шевалье, — я не собираюсь молить о прошении, не собираюсь даже сожалеть, ведь все когда-нибудь кончается, даже самое хорошее».
— Я хочу, Констанция, пожелать тебе найти счастье, но не в пирах и наслаждениях, не в роскошных экипажах и не в мишурной красоте, и уж конечно же, не в лживой лести, слетающей с уст такого развратника как я. Пусть не повезет мне, пусть оправдаются твои слова, и Колетта станет такой же как и все светские дамы, но хоть ты, Констанция, найди свое счастье в добром имени, в спокойной
Совести, в молитвах, во всем, что не приведет тебя потом к раскаянию.
— Ты, Эмиль, стал похож на священника.
— Это не так уж страшно, Констанция, временами нужно вспоминать и о душе. Остерегайся, Констанция, собственных интриг, пока еще не поздно. Мы расстаемся, и я с радостью вспоминаю те дни, когда мы были с тобой. Я понимаю, ты не могла быть моей женой, а я не мог быть твоим мужем. Но запомни, женщина еще не
