Значит, надо оттянуть отъезд, но как это сделать? Притвориться больной? Этого пройдоху так просто не обманешь. Может, изобразить внезапно вспыхнувшую страсть к своему тюремщику? Гм... вряд ли он поверит, да и смогу ли я притвориться влюбленной дурочкой?
Но вот изобразить терпение я могла. Пусть себе болтает, вдруг узнаю что-нибудь полезное.
– Кто вы такой? – спросила я с набитым ртом. – Это ваш настоящий облик?
Сети улыбнулся:
– Вот еще одна черта, за которую я вас люблю, Амелия, – прошу прощения, миссис Эмерсон... Вы не ходите вокруг да около! Но как мне ни хочется вам довериться, как ни сжигает меня желание предстать перед вами в истинном моем обличье, осторожность превыше всего. Придется хранить инкогнито до тех пор, пока мы не соединимся. Лицо, которое вы сейчас видите, – всего лишь маска, одна из тысячи. Не буду скромничать, я большой мастер по части маскарада. Если позволите, я немного похвастаюсь, предстану в глазах любимой во всей красе...
– Будьте так любезны, – разрешила я, накладывая себе салат. – Сгораю от любопытства.
– Не думаю, что вы могли бы преуспеть в искусстве перевоплощения. Вы – мой антипод: действуете напрямую там, где я проявляю гибкость, честны там, где я хитер и пронырлив. Вы идете прямо к цели, колотите людей зонтиком по голове, я же подобен изворотливому змею. Искусство перевоплощения при моей профессии жизненно важно, и не только с практической точки зрения. Благодаря своему таланту я окружен ореолом сверхъестественности. Многие мои невежественные помощники верят, будто я способен изменять свой облик по волшебству. В действительности все куда прозаичнее: грим, краска для волос, парики, накладные бороды, костюмы, маленькие уловки. Жесты, осанка, голос – все это изменяет облик человека сильнее, чем любые хитрости. Я могу увеличить на дюйм-другой свой рост, надев ботинки с каблуком повыше, или стать гораздо ниже, изменив походку, манеры. Если бы вы посмотрели на виконта более критическим взором, то заметили бы, что в действительности он выше ростом, просто горбится; что его кривые плечи не настолько узки, как кажется; что сбивчивая речь и дурацкая манерность предполагают физическую немощь, противоречащую его телосложению.
– Но глаза! – воскликнула я, не скрывая изумления. – Священник из Дронкеха был черноглазым! Рамсес убеждал меня...
Сети улыбнулся:
– Рамсес, конечно, большой умник, но познанию нет предела. Цвет глаз можно изменить. Некоторые наркотики расширяют зрачок. Благодаря краске на веках и ресницах радужная оболочка выглядит темнее или светлее, особенно если у человека глаза неопределенного цвета – что-то среднее между карим и серым. Когда-нибудь я вам покажу свой арсенал, Амелия. В каждом из потайных местечек у меня есть лаборатория со специальным оборудованием, в том числе моей собственной конструкции. Возможно, вам будет интересно кое-чем воспользоваться, хотя ваши искрящиеся глаза будет нелегко потушить...
Он заглянул мне в глаза, голос понизился до вкрадчивого шепота.
– Пустым комплиментам я бы предпочла внятное объяснение, – сказала я, пытаясь скрыть тревогу.
– Простите. Я сдержу слово, как это ни трудно. Я отвечу на все ваши вопросы, за исключением одного-единственного...
– Наверное, это будет вопрос о том, кто вы такой на самом деле... Хорошо, господин Сети, у меня наготове дюжина других. Например, почему вы избрали такой образ жизни? С вашими способностями вы бы преуспели в любой профессии, не нарушая законов.
– Когда-нибудь я расскажу вам свою историю, – проговорил он задумчиво. – Надеюсь, тогда вы поймете, что заставило меня избрать столь необычную стезю. Но об одной причине я могу сказать прямо сейчас. Я граблю мертвых и живых не только ради барыша. Наиболее чудесные предметы из тех, что попадают мне в руки, не доходят до прилавков зловонных торжищ. Я – ценитель прекрасного. Самое прекрасное я оставляю себе.
Трудно было не догадаться, что он имеет в виду. Я невольно рассмеялась:
– Ваша речь тоже прекрасна, господин Сети, но, боюсь, похитив меня, вы подорвали свою репутацию знатока. Эмерсон – единственный человек на свете, кто...
– Сделайте одолжение, постарайтесь не упоминать это имя через слово! – взорвался Сети. – Хотя вы правы, мы с профессором очень похожи, и преклонение перед вами – всего лишь одно из наших с ним общих свойств.
– Я не могу не упоминать имя мужа, ведь я только о нем и думаю!
Сети опустил глаза:
– Да, в ваших силах нанести мне обиду. Меня ранит ваш смех.
– Вряд ли я стану приносить вам извинения, господин Сети. Я задела ваше самолюбие, вы же причинили мне куда более серьезный вред. Меня никогда не похищали из любви к моей скромной особе, так что я не знаю, как должны себя вести пленницы.
Моя попытка сострить не получила отклика.
– Как вы могли не заметить знаков моего внимания? – трагически вопросил Сети. – Как могли предположить, что я способен причинить вам зло? После вашего возвращения в Египет и дня не проходило, чтобы я не поговорил с вами, пусть это и было всего несколько слов. Я был и виконтом, и старухой-американкой, и частным детективом, а еще праздным туристом, каирским заклинателем змей, даже землекопом на вашем участке. И все ради того, чтобы увидеть вас!
– А как насчет похищения Рамсеса на вершине Великой пирамиды?
Сети потупил взгляд:
– Там я потерпел неудачу. Как вы, наверное, догадались, я прикинулся американцем, с которым вы разговаривали на вершине пирамиды. Я собирался инсценировать геройское освобождение этого несносного мальчишки и вручить его безутешной матери. Но Дональд Фрейзер, разрази его гром, сорвал мои планы!
– Понимаю. И тогда, когда ваша лошадь понесла Рамсеса...
– ...вмешался тот же самый негодяй! – Сети злобно оскалился. – Ничего, ему еще придется об этом пожалеть. Узнав, что его братец, негодяй еще почище Дональда, устроил стрельбу и поставил под угрозу вашу жизнь, я решил убрать мерзавца. От Рональда все равно были одни неприятности, к тому же он страшный упрямец. Я не мог допустить, чтобы он и дальше вам досаждал, пытаясь убить Дональда. Вот я с ним и разделался, а вину свалил на Дональда. Какое удовольствие мне это доставило! Надеюсь, вы поняли, зачем я оттащил тело убитого на такое расстояние и бросил к вашим ногам? Я вернул чаши для причастия, прочтя ваше газетное интервью, в котором вы осудили их похищение. Я прислал вам цветы – а вам ведь известно, что означают красные розы на языке любви! – и золотое кольцо со своим именем. И все это напрасно!
– Боже! – воскликнула я. – Так вот что не давало Эмерсону покоя! Бедняга, наверное, решил...
– Опять Эмерсон! – Сети воздел руки к потолку.
Милый Эмерсон! (Я перешла на внутренний монолог, чтобы не раздражать собеседника.) Он раскрыл смысл сигналов, остававшийся неведомым для меня! Но я не упрекала себя за недогадливость, потому что проницательности меня лишила врожденная скромность. Господи! А вдруг Эмерсон меня подозревает, вдруг хотя бы на мгновение он усомнился в моей искренней преданности? А что, если он – страшно не только вымолвить, но даже подумать! – ревнует меня?!
«Невозможно!» – не соглашалось сердце. У Эмерсона не больше оснований сомневаться во мне, чем у меня – в нем. Но если сомнение все же зародилось в его голове, то мое исчезновение могло и вовсе породить ужасные подозрения... Эта мысль была куда страшнее, чем угроза смерти. Боюсь, у меня даже губы задрожали. Но я тут же подавила минутную слабость. Теперь мне необходимо во что бы то ни стало вырваться отсюда и рассеять кошмарные подозрения любимого супруга.
– Расскажите про братьев Фрейзеров. Как вы связались с Рональдом?
– Обычное дело, – с готовностью ответил Сети. – На меня работают семеро надежнейших наемных убийц Каира. Рональд обратился к одному из них. Конечно, о заказе стало известно и мне. Он нанял Каленищеффа (репутация этого негодяя известна всем, кроме наивных каирских полицейских), чтобы тот отвлек мисс Дебенхэм, которая приехала в Каир с целью найти Дональда Фрейзера. Рональд не мог этого допустить, поскольку от тюрьмы, позора и нищеты его спасала только дурацкая преданность брата. Он не без оснований опасался, что Дональд уступит уговорам молодой и богатой особы, которую втайне боготворит. Каленищеффу полагалось заморочить ей голову.
Однако Каленищефф не заслуживал доверия. Я перестал прибегать к услугам этого дутого князя несколько месяцев назад именно из-за двурушничества. Лучше было бы прямо тогда его прикончить, но я вовсе не такой уж любитель убивать, как вам кажется. Разоблачить меня Каленищефф не смог бы, но вот помешать кое-каким прожектам ему было вполне по силам.
Я не упускал его из виду. Узнав от Рональда Фрейзера, что Каленищефф готов предать нас обоих, я легко согласился, чтобы Рональд его убрал. Мерзавец надумал выйти из игры, забрать столько денег, сколько получится, и навсегда покинуть Египет! Он знал, что Ведомство древностей заплатит за сведения обо мне кругленькую сумму.
