Но сейчас никакой тошноты и в помине не было. С колотящимся сердцем я наблюдала за битвой, чувствуя, как в жилах пульсирует кровь. У моего ненаглядного мускулы так и играли под бронзовой кожей, свирепая улыбка то и дело обнажала белоснежные зубы, движения были изящны и точны. Кровь прилила к моему лицу. Я вдруг превратилась в троглодитку, следящую из глубины пещеры за схваткой не поделивших ее самцов. Какое будоражащее, упоительное чувство!
Обманный маневр противника – и Сети вонзил в руку Эмерсона кинжал. Эмерсон взревел – не столько от боли, сколько от ярости – и рванулся вперед. Сети чудом не лишился глаза, а на щеке у него расцвел кровавый цветок.
Противники явно нуждались в передышке. Они разошлись по углам, обливаясь кровью и тяжело дыша.
– Это безумие! – вырвалось у меня.
На меня даже внимания не обратили. Возмутительно!.. Я глянула на Эмерсона и мгновенно из кровожадной дикарки превратилась в цивилизованную женщину. Из его руки хлестала кровь. Безусловно, мужество и гордость достойны похвалы, но не собираются же они изрубить друг друга на куски! Или собираются?..
Я кинулась к двери. Эмерсон не спускал глаз с Сети, но мой маневр от него не укрылся.
– Пибоди! – простонал он. – Если ты... откроешь... эту дверь, я... Черт!
Услышав звон булата – из чего же еще куют ятаганы? – о серебряный поднос, я схватила кинжал, валявшийся у двери, и оглянулась. Ситуация была угрожающей. У меня уже не было времени, чтобы впустить полицейских. Новый удар – и Сети выбил у Эмерсона щит. Мой супруг не стал терять время – отшвырнув осколок графина, он вцепился в рукоятку кинжала.
Противники замерли в молчаливом противоборстве. Сети старался высвободить руку, Эмерсон яростно сопротивлялся. Но вот... Я едва не захлопала в ладоши. Рука Сети медленно поехала вниз, кинжал в кулаке задрожал. На лбу Эмерсона выступили крупные капли пота, покрывало, которым он обмотал руку, стало алым.
А потом наступила развязка. Сети выронил кинжал. Эмерсон молниеносно подобрал оружие, но Сети еще стремительнее скользнул к стене.
– Амелия! Прощай!
Я остолбенела. Сети исчез! Испарился...
Только что был здесь, и вот на тебе... улетучился. Эмерсон свирепо крутил головой и безостановочно чертыхался, но сотрясением воздуха, как известно, стену не своротишь.
Мраморный блок, за которым скрылся Сети, медленно встал на прежнее место.
– Черт! – крикнул Эмерсон напоследок и зачем-то пырнул стену кинжалом.
– Эмерсон, – спокойно сказала я, когда он вроде бы исчерпал всех своих чертей.
– Что, черт? То есть Пибоди?
– Может, пора открыть дверь?
– Будь он проклят, чертов пройдоха! – Боюсь, на бумаге все эти черти выглядят слишком однообразно, но Эмерсон умеет находить для каждого ругательства особую тональность. – Но ничего, наступит день, когда... Клянусь, я... Что ты сказала, Пибоди? Я не ослышался? Ты хочешь открыть дверь?
– У тебя чрезвычайно тонкий слух, мой дорогой Эмерсон. Да, надо бы их впустить. Ты ранен и...
– Ты действительно хочешь их впустить?
– Нет, Эмерсон. Не сейчас...
II
– Как ты мог хотя бы на секунду вообразить, будто меня интересует кто-то, кроме тебя?
– Если бы ты не отзывалась об этом типе в таких восторженных выражениях...
– Я ни на минуту не переставала о тебе думать. И не сомневалась, что ты меня найдешь.
– Если бы не твой сигнальный буй в окошке, я бы тебя ни за что не нашел. Мы рыскали по району, который очертил Рамсес, но он слишком велик...
– Как ловко ты обращаешься с разбитыми графинами. Понятия не имела, что ты такой фокусник!
– Никогда не знаешь, где чего нахватаешься. Кто там уселся мне на спину?
– Наверное, Бастет. Доела курицу и теперь дает понять, что пора идти. Хочешь, я ее отгоню?
– Лучше не надо. Необычное, но довольно приятное ощущение... Кстати, если бы не Бастет, мы бы так быстро не нашли тебя. Твоя догадка оказалась правильной: Сети угостил кошку, когда принес к нам в номер чаши для причастия. Она хорошо запомнила его запах и у этих окон мигом его учуяла.
– Поразительно! Но ты говорил, что если бы не фланель с амулетом...
– Конечно, твой сигнальный знак рассеял наши сомнения!
– Видишь, я не переставала о тебе думать, Эмерсон!
– И я о тебе, Пибоди. Стоит представить, как этот... обнимает тебя, просто в глазах темнеет!
– О, Сети был очень обходителен. Ему хотелось завоевать мою любовь.
– Ну его к черту!
– Но, знаешь, у него есть шарм. Мне, конечно, нет до него никакого дела, но многие женщины вполне могли бы...
– Помолчи-ка, Пибоди...
– Где ты этому научился, Эмерсон?
– Вот этому, Пибоди?
– Нет, не... Ах, Эмерсон, мой милый Эмерсон!
* * *
Прежде чем впустить полицейских, уже притомившихся под дверью, мы привели себя в относительный порядок. Сполоснувшись в фонтане, я снова облачилась в привычный костюм. Гаремный наряд пошел на бинты для Эмерсона. Только потом мы отперли дверь.
Давно я не видала такого количества людей в форме! А вот майора Ремси лучше бы вообще не видеть. Исчезновение Сети испортило ему настроение. Удовлетворив его любопытство, я задала традиционный вопрос:
– Где Рамсес?
– Где-то здесь...
Рамсес выскочил из соседней комнаты. Его обычно непроницаемое лицо так и сияло.
– Мамочка, посмотри!
Он на мгновение наклонил голову, а через секунду послал мне чарующую гнилозубую улыбку египетского попрошайки.
– Они мне еще великоваты, но со временем...
– Немедленно выплюнь эту гадость! – скомандовала я.
Рамсес подчинился, тем более что челюсти с трудом помещались у него во рту.
– Тут столько всего замечательного! – крикнул он в полном восторге. – Краски для лица и для рук, подкладки для щек, парики, бороды... Можно мне взять все это себе?
Не всякая мать способна отказать своему отпрыску, когда он так искренне радуется, однако у меня не было другого выхода.
– Вряд ли, Рамсес. Ведь это вещественные доказательства, они понадобятся полиции.
(Как впоследствии выяснилось, я глубоко заблуждалась. Когда мы вернулись в Англию, слуги стали жаловаться, что по дому и саду бродят странные личности, в частности златокудрая девочка с гнилыми зубами. Горничная Роза так и вовсе уверена, что у нас поселилось привидение.)
Так завершилась вторая наша встреча со странным и загадочным персонажем по кличке Сети. Через несколько дней после схватки титанов, которую я только что описала, мы получили письмо. Послание доставили в Дахшур, куда мы вернулись, повидавшись с Дональдом и его невестой. Все подозрения с Дональда были сняты, и юная пара, замирая от восторга, ждала свадьбы. Как верно заметил Эмерсон, «вся эта чепуха позади, и теперь, хвала небу, можно снова приняться за работу!»
Но позади ли? Человека, доставившего письмо, никто не видел: он каким-то чудом проскользнул на рассвете мимо бдительных сторожей, проник во двор, несмотря на запертые ворота, и оставил на крыльце конверт. Нашел письмо Рамсес (он всегда встает первым) и вручил его отцу.
– "Вы могли бы меня возродить..." – так начиналось письмо. – Кажется, это тебе, – прокомментировал Эмерсон сухо.
– Читай, читай, Эмерсон. Какие между нами секреты?
– Гм, – с сомнением протянул мой супруг, но продолжил:
– "Скоро вся планета содрогнется от ударов,
Которые я буду наносить по человечеству.
Помните, в грядущих страданиях рода людского повинны
Вы одна. Амелия, возлюбленная моя..."
Вот нахал! Так и хочется разорвать эти бредни на мелкие клочки!
– Можешь поступить с письмом как вздумается, но сперва прочти до конца.
– Ну хорошо... «Вам и Вашим близким моя месть не грозит. Не пугайте престарелых дам, подозревая в них Сети, не дергайте за густые бороды сомнительных мужчин. Меня Вы больше не увидите: я покидаю Египет навсегда. Вспоминайте иногда обо мне, Амелия, а я буду всегда думать о Вас. Вместе мы сокрушили бы все преграды!»
– По-моему, это глупая шутка, и только, – сказала я, наблюдая, как методично Эмерсон превращает письмо в конфетти.
– Гм...
– Напрасно ты порвал письмо. Опрометчивый поступок!
Эмерсон замер.
– Что ты сказала, Пибоди?
– Я только что подмела крыльцо. К тому же в один прекрасный день – хорошо, хорошо, в злосчастный! – нам может понадобиться образец почерка Сети.
– Пибоди! – Эмерсон как-то странно на меня посмотрел.
– Я вся внимание, дорогой.
– Впервые за три дня я слышу от тебя упрек в свой адрес.
– Неужели? Прости, Эмерсон, но если ты и впредь...
– Ты не поняла! – Он схватил меня за плечи и заглянул в глаза. – Я уже испугался, что ты превращаешься в одну из тех клуш, которые талдычат как заведенные: «Да, милый», «Как пожелаешь, милый», «Хорошо, милый». Тебе отлично известно, Пибоди, что именно сканда... то есть дискуссии, придают нашей жизни вкус...
