— Ну вот и все, — сказал он наконец. — Что нам дальше делать?
— Лучше всего, чтобы ты и все остальные просто затерялись в толпе. Нам незачем противопоставлять себя всем и нарываться на обвинение в заговоре. Пока не время.
— Ладно, остальные пусть. Но нужно, чтобы кто-нибудь был с тобой здесь.
— Гизо, но ты же не обязан…
— А я добровольно. Что дальше делать?
— Совсем просто. Собирать людей.
Сказав это, он нажал кнопку сирены. Раздался такой пронзительный вой — от рычащего рева до сверлящего визга, — что не заметить его было невозможно. Спавшие мигом проснулись; те, кто уже успел приняться за какую-нибудь работу, тотчас все побросали и бегом кинулись на звук. Когда центральная улица стала заполняться народом, Ян выключил сирену и снял с переборки рупор-динамик. Гизо ждал его наверху, небрежно облокотившись на ствол плазменной пушки.
— Вот тебе толпа, — сказал он. — Все твои.
— Сюда! — Ян говорил в мегафон, и многократно усиленный голос отражался эхом. — Все сюда! У меня важное объявление! — Он увидел, как Тэкенг высунулся из двери своего вагона, грозя кулаком. — Главы семей тоже! Все! Сюда!
Тэкенг снова замахнулся кулаком, потом отвернулся и стал слушать человека, только что подбежавшего к нему. Потом снова поднял голову, ошеломленно посмотрел на Яна — и пошел следом за гонцом к надувному куполу.
— Сюда все, поближе! — Ян выключил микрофон. — Смотри, — сказал он Гизо, — ни одного старейшины. Они что-то замышляют. Что будем делать?
— Ничего. Пока не из-за чего шум поднимать. Просто распорядись о разгрузке зерна. Ты готовишь поезда к повторному рейсу.
— Но они же отменили этот рейс и не хотят нас пускать.
— Тем лучше. Ведь об этом никто не знает — так пусть они сами поднимут шум. Здесь, перед всеми.
— Ты прав! — Ян снова включил микрофон и заговорил: — Мне очень жаль прерывать ваш отдых, но праздник закончен, пора снова браться за работу. На севере осталось зерно, и ехать за ним надо срочно.
В толпе горестно заохали; из задних рядов начали расходиться, впрочем не все. Тем временем из надувного купола вышел Хайн Риттершпах и стал проталкиваться через толпу.
Он что-то кричал, покраснев от натуги, в кобуре у него был новый пистолет… Игнорировать его было невозможно.
— Что тебе нужно, Хайн? — спросил Ян.
— Ты… давай сюда… срочно… купол… собрание!
Большая часть его слов потерялась в шуме толпы; но он проталкивался все ближе, теперь уже размахивая пистолетом, чтобы внушить людям максимум почтения. Яна вдруг осенило — он наклонился к Гизо.
— Слушай! Надо, чтобы этот боров поднялся сюда и заговорил. Пусть все услышат, что он скажет. Иди к ребятам, закиньте его наверх.
— Это опасно…
Ян рассмеялся:
— Вся эта затея чистейшее безумие. Давай помоги-ка ему.
Гизо кивнул и соскользнул вниз, в толпу. Ян снова заговорил в рупор:
— Здесь проктор-капитан. Пропустите его, пожалуйста, он хочет что-то сказать.
Хайну помогли — пожалуй, даже больше, чем ему хотелось. Он попытался остаться внизу и говорить оттуда; но не успел и глазом моргнуть, как оказался на танке, рядом с Яном, по-прежнему держа в руке пистолет. Он попытался заговорить тихо, но Ян подставил ему мегафон.
— Ты должен идти со мной. Убери эту штуку.
Он толкнул мегафон ладонью, но Ян держал крепко, и их голоса разносились над толпой.
— А почему это я должен идти с тобой? Что случилось?
— Ты сам знаешь!
Хайн брызгал слюной от злости. Ян тепло улыбнулся ему и подмигнул.
— Нет, Хайн! Ничего я не знаю, — сказал он невинным тоном.
— Прекрасно знаешь! Тебя судили и признали виновным! Немедленно иди со мной!
Он поднял пистолет. Ян постарался не замечать побелевших пальцев на рукоятке.
— О каком суде ты говоришь? — Он повернулся к Хайну спиной и обратился к толпе: — Здесь кто-нибудь знает о суде?
Некоторые замотали головами — нет, мол, — и все теперь слушали очень внимательно. Ян повернулся и снова поднес мегафон к губам Хайна, следя за пистолетом — готовый ударить, как только тот попытается нажать на спуск, — и надеясь, что Хайн успеет разоблачить и себя, и старейшин, прежде чем вздумает стрелять. Хайн начал было что-то кричать, но его заглушил другой голос:
— Хватит, Хайн! Убери пистолет и слезай с машины!
Это была Градиль. Она стояла в дверях купола с микрофоном в руке, а динамики там были гораздо мощнее танкового мегафона. Иначе и быть не могло: ни у кого больше из глав семей не хватило бы ни ума, чтобы понять, что Хайн разоблачает их игру, ни находчивости, чтобы отреагировать так быстро.
Хайн сник, словно проткнутый воздушный шар; даже краска с лица сошла. Он неуклюже затолкал пистолет в кобуру, и Ян не стал его задерживать, прекрасно понимая, что нечаянной помощи со стороны Хайна больше не будет. Теперь придется иметь дело с Градиль, а это всегда было трудно.
— Градиль, о каком суде он говорил? Что значит — меня судили и признали виновным? Что он имел в виду?
Голос его, усиленный мегафоном, летел к ней через головы безмолвной, затаившей дыхание толпы. Так же вернулся и ее ответ:
— Он ничего не имел в виду. Он болен. У него жар, рука воспалилась. Доктор уже идет сюда.
— Это хорошо. Бедный Хайн. Так, значит, никакого суда не было — и я ни в чем не виновен?
Она ответила не сразу, Ян даже отсюда видел, что она хочет его смерти — как никогда еще ничего не хотела за всю свою долгую жизнь. Он стоял, не шевелясь, как каменный, дожидаясь ее ответа. И ответ наконец прозвучал:
— Нет… никакого суда не было. — Видно было, как трудно дались ей эти слова.
— Вот и прекрасно. Ты права: раз никакого суда не было и ни в каких преступлениях меня не обвиняют — Хайн на самом деле болен.
Теперь, когда он сказал это при всех, Градиль была у него в руках. Надо действовать дальше.
— Ну ладно. Вы все слышали, что сказала Градиль. Давайте приниматься за работу. Второй рейс должен начаться как можно скорее…
— Нет! — зазвенел ее голос, усиленный динамиками. — Предупреждаю тебя, Ян Кулозик, ты слишком далеко зашел.
Ты будешь молчать и подчиняться. Никакого рейса за зерном не будет, это решено. Ты будешь…
— Нет, старуха! Я не буду! Во имя всех нас было решено, что мы должны вернуться за зерном. И мы вернемся!
— Я тебе приказала!
Градиль разъярилась не меньше, чем Ян. Их голоса гремели над толпой, словно перебранка богов. Теперь уже не было смысла апеллировать к закону и логике, бесполезно было пытаться привлечь зрителей на свою сторону. Убеждать не время, сейчас можно только приказывать. Ян нагнулся, достал из башни снятый кабель и взмахнул им, чтобы она видела.
— Я твоих приказов не признаю! Ни один тягач, ни один танк, кроме этого, не будет работать до тех пор, пока я этого не позволю. Ясно? Мы едем за зерном, и ты нас не остановишь!
— Хватайте его, он сумасшедший! Убейте его, я приказываю!..
Несколько человек неохотно двинулись вперед — но тотчас отшатнулись, когда Ян нырнул в люк и плазменная пушка шевельнулась. Раструб орудийного ствола поднялся кверху — и ожил, с грохотом выбросив в небо ревущий столб пламени. В толпе закричали, завизжали…
Горячая вспышка плазмы оказалась громче и убедительнее любых слов, какие мог бы сказать Ян. Градиль, скрючив пальцы, словно хотела схватить, подалась было вперед — но отвернулась и бросилась в купол. На пути у нее оказался Хайн — она оттолкнула его в сторону и исчезла за дверью. Ян отключил пушку; яростный рев затих.
— Этот бой ты выиграл. — В голосе Гизо не было победного торжества. — Однако теперь берегись. Ни на секунду глаз с нее не спускай. Вдвоем вам на этой планете не поместиться!
— Я хочу не воевать с ней, а заставить измениться…
— Любая такая перемена — поражение для нее. Не забывай об этом никогда. Но отступать тебе уже поздно, только вперед.
Ян ощутил вдруг неимоверную усталость.
— Ладно, — сказал он. — Давай пока разгружать зерно. Надо занять людей, чтобы им некогда было думать.
— Гизо! — раздался голос рядом. — Гизо, это я! — Тоненький мальчик лет двенадцати забрался по лесенке танка до половины. — Старый Ледон зовет. Велел, чтобы ты шел сразу, без задержки. Говорит, это очень важно…
— Глава моей семьи, — объяснил Гизо.
— Начинается! — Ян понял, что будет дальше. — Узнай, что ему нужно. Но чего бы он от тебя ни потребовал — сразу вернись и дай мне знать, ладно? Он наверно знает, что ты со мной, потому и зовет.
Гизо спрыгнул вниз и пошел за мальчиком — а на его месте тут же появился Эйно.
— Я за кабелем пришел. Сначала придется отцепить семейные вагоны…
— Нет. — Ян сказал это, не задумавшись, рефлекторно. Эти кабели, эти неподвижные машины — единственное его оружие. Он чувствовал, что против него уже работают, и сдавать это оружие ни за что не собирался. — Давай подождем. Передай всем, что мы встречаемся здесь… ну, скажем, через три часа. Чтобы обсудить план разгрузки.
