Перед въездом в туннель через самую большую гору находилась громадная ровная площадка. Строители наверняка использовали ее для стоянки своих гигантских машин. Об их размерах можно было догадаться хотя бы по тому, что здесь, на площадке, умещались одновременно все поезда, все тягачи с вагонами. Это было любимое место: пока механики ремонтировали и осматривали технику, семьи могли пообщаться друг с другом, отдохнуть от бесконечных дней в опостылевших вагонах.
У Высокой площадки два великих достоинства: высота и постоянная тень от горы. Поэтому здесь хоть и жарко, но можно обходиться без скафандров. Мужчины прогуливались, потягиваясь и смеясь, радуясь неожиданной остановке — хотя и не знали ее причины. В 21.30 собрание у головной машины. Ну что ж, собрание тоже хорошо; любое разнообразие всегда приятно.
…Иван Семенов подождал, пока все соберутся, — потом поднялся на импровизированный помост — толстый лист пластика на бочках из-под смазки. И заговорил в микрофон. Голос, усиленный динамиком, разнесся над собравшимися, призывая их к тишине:
— Я хочу посоветоваться с вами…
Люди начали потихоньку переговариваться. Главы семей никогда не советовались, только приказывали.
— Это может прозвучать странно. Но мы сейчас живем в странные времена, все наши старые правила порушены и, может быть, никогда уже не вернутся. Корабли не пришли вовремя — и, может, вовсе не придут. Если не придут — мы все помрем, так что тут и говорить не о чем. Из-за того что они не пришли, мы привезли зерно на Южную землю, сколько смогли, а теперь вот снова едем на север, чтобы привезти сколько сможем еще. Чтобы это сделать, вы пошли против воли глав семей, отказались признать их власть. Не надо это отрицать — надо смотреть правде в глаза. Вы нам не подчинились — и победили. Если хотите знать, я был единственным из старейшин, кто встал на вашу сторону. Быть может, потому, что тоже работаю с техникой, как вы, и потому не похож на них, на остальных. Не знаю. Но знаю, что у нас начались перемены и остановить их нельзя. Потому хочу вам сообщить еще об одной перемене. Это не чисто мужская экспедиция. Среди нас есть женщина…
На этот раз шум поднялся такой, что заглушил даже динамики. Люди задвигались, стараясь получше рассмотреть помост и увидеть, кто на нем стоит. Семенов поднял руку — тишина постепенно восстановилась.
— С нами Эльжбета Махрова, вы все ее знаете. Она здесь по собственной воле, по своему желанию. А второе ее желание состоит в том, чтобы выйти замуж за Яна Кулозика, и он тоже хочет взять ее в жены.
После этих слов ему пришлось кричать, но все равно его не было слышно. Тогда он подкрутил регулятор на максимальное усиление — и голос его загрохотал, отражаясь эхом от скалы:
— Тихо!.. Вы ж меня хоть дослушайте!..
Люди утихомирились. Иван продолжал:
— Я сказал, что хочу посоветоваться, — так оно и есть. Как глава семьи я имею право поженить эту пару, есть у меня такие полномочия. Но глава семьи Эльжбеты этот союз запретила. Мне кажется, что я знаю, как надо поступить. Но вот вы все что думаете?
Никаких сомнений ни у кого не было. Раздался такой оглушительный рев восторженного одобрения, что, казалось, гора задрожала, — куда уж там усилителям! Если и были несогласные голоса, то они утонули в море ликующей поддержки большинства. Когда Ян с Эльжбетой вышли из поезда, все закричали еще громче, подхватили Яна на плечи и со смехом занесли на помост. Но законы, которые они сейчас нарушали, оказались слишком сильны, чтобы люди позволили себе прикоснуться к Эльжбете.
Церемония была короткой, но волнующей, не похожей на прежние, потому что присутствовали при ней только мужчины. Новобрачным задали положенные вопросы, они ответили… Потом соединили их руки — и жизни, — надев новобрачным кольца… Потом все присутствующие выпили за здоровье и счастье молодых — и все. Это был единственный тост, время поджимало. Медовый месяц им предстояло провести на колесах, в поезде.
Через горный хребет — в вечную пылающую жару тропического солнца. Теперь они двигались быстрее, потому что Дорога была расчищена, а ехали налегке. Танки все время шли далеко впереди; единственная трудность состояла в том, чтобы пройти затопленный участок. Пустые вагоны всплывали; теперь их приходилось проводить по одному, двумя тягачами, с обеих сторон. Из всех участников похода только Ян и Эльжбета не жалели о задержке: им запретили участвовать в переправе, приказав оставаться в своем вагоне. Это был единственный свадебный подарок, какой могли преподнести им друзья, и молодожены оценили этот подарок.
За затопленным участком Дорога снова была чистой. Но отнюдь не безопасной. Незаходящее солнце приобрело странный медный оттенок, а в воздухе висела какая-то зловещая мгла.
— Что это такое? — спросила Эльжбета. — Что-то не так?
— Не знаю. Никогда не видел ничего похожего.
Они вновь сидели в кабине: водитель и штурман на одном из тягачей. Они все время были вместе: и на работе, и на отдыхе — но ничего не имели против, наоборот, упивались радостью непрерывного общения. Для Эльжбеты это было наивысшее удовлетворение ее женского естества, для Яна — конец одиночества… Но в этом мире нет места бесконечному миру и счастью.
— Пыль, — сказал Ян, поглядев на небо. — Похоже, я догадываюсь, откуда она взялась. Впрочем, не уверен.
— Откуда же?
— Вулкан. Во время извержения они высоко выбрасывают громадные массы пыли и ветер разносит ее по всей планете. Хорошо бы, чтоб это извержение происходило подальше от Дороги.
Оно происходило гораздо ближе, чем им хотелось. Через двадцать часов от танков пришло сообщение, что на горизонте появился действующий вулкан. Джунгли стояли там мертвые, обгоревшие, а Дорога оказалась заваленной глыбами вулканических обломков и покрытой толстым слоем пыли. Передовой отряд застрял, занявшись расчисткой, и поезда скоро нагнали его.
— Это… ужасно! — воскликнула Эльжбета, глядя на почерневший ландшафт и тяжелые тучи пыли и дыма.
— Если это самое страшное — мы еще в порядке, — ответил Ян.
Мимо вулкана они ползли на минимальной скорости, потому что Дорогу невозможно было расчистить до конца: сверху все время что-то сыпалось, падали крупные глыбы. Вулкан извергался не дальше чем в десяти километрах от Дороги; над ним висели тучи пепла, дыма и пара, освещенные сполохами пламени и багровым светом лавовых потоков.
— Я, пожалуй, даже удивляюсь, что никогда раньше нам не приходилось иметь дело с этим безобразием, — сказал Ян. — Чтобы построить Дорогу, понадобилось, наверно, много искусственных землетрясений. Где-нибудь в отчетах это должно быть… Чтобы началось извержение, нужно совсем немного энергии, по сравнению с той, что вырвется потом. Строители свое дело знали — и ушли отсюда не раньше, чем сейсмическая активность угасла… Но не могло быть никаких гарантий, что она прекратилась навсегда. И вот мы тому свидетели. К сожалению.
Он мрачно посмотрел на вулкан, медленно исчезавший позади.
— Но ведь уже все прошло, — возразила Эльжбета. — Мы проехали.
Яну не хотелось портить ее счастливую улыбку напоминанием об обратном пути. Пусть порадуется, пока есть такая возможность.
Но вот наконец и растрескавшиеся поля, и громадные хранилища, раскалившиеся под незаходящим солнцем… Началась загрузка зерна. Дело шло медленно, поскольку не хватало скафандров, поэтому работали без передышки. Как только заканчивал кто-то один — его тотчас сменял другой. Влезал в скафандр, прицеплял к поясу свежезаряженный аккумулятор — и наружу, стараясь не прикасаться к раскаленному металлу. А там — загрузочный рукав в отверстие на крыше — и доверху, пока наружу не посыплется… Вагон оттаскивают, закрывают верхний проем, под загрузочным помостом следующий… На Дороге лежал слой зерна по колено: время было дороже аккуратности, а сгорит все равно больше, чем удастся забрать с собой. Когда начали грузить последний поезд, Ян подошел к Семенову:
— Я сейчас выхожу с танками. Очень мне не нравится участок возле вулкана.
— Ты его расчистишь без труда!..
— Меня не это беспокоит. Вулкан вроде затихает, — но несколько дней назад тряхнуло, помнишь? Если мы даже здесь это почувствовали, то что же там, поближе?.. Дорога могла пострадать. Нужно, чтобы запас времени был побольше.
Семенов нехотя кивнул:
— Я очень надеюсь, что ты ошибся.
— Я тоже. Как только доберусь — дам знать.
Они гнали без остановки, на предельной скорости. На подъезде к вулкану Ян спал, за штурвалом сидел Отакар. Теперь он спустился вниз и разбудил друга.
— На Дороге большие завалы, а так ничего страшного…
— Сейчас поднимусь.
Они поставили бульдозеры на расчистку, а сами начали карабкаться дальше, на гору наносов. Воздух был чист, и скоро они увидели вулкан, совсем спокойный, только тонкая струйка дыма вилась над конусом вершины.
