Напомнив себе об этом трижды, я отправилась спать. В конце концов, иного выхода в данной ситуации не было, потому что как ведьма я значительно слабее мэтра Октариона, а значит, оставалось лишь прибегнуть к хитрости и подлости, что я, собственно, и проделала. И мне не должно быть за это стыдно, вот никоим образом.
Ночью, примерно так часов после двух, на площади раздался отчаянный мужской вопль — сонно приоткрыв один глаз, глянула на часы, прикинула количество прошедшего времени и поняла, что зелье красоты и привлекательности прекратило действие. Да, кому-то очень не повезло оказаться уже женатым.
За час до рассвета кто-то заорал: «Ведьма, только попадись мне!» Я, то есть собственно ведьма, только зевнула, а на площади кто-то крикнул самоубийце: «Мужик, тебе рано умирать». Улыбнулась, полностью согласная с умным советчиком. И тут третий голос добавил: «Не, сама госпожа ведьма, может, и не убьет, но ее теперь господин мэр под опеку взял».
Сон как рукой сняло.
Вскочив с постели, накинула ведьминский плащ, выбежала на балкон и рявкнула:
— Что?!
На площади, как и всегда после праздников, обреталось пару десятков сильно любящих выпить и не особо любящих после испития домой ползти — но это до меня, а вот после моего вопля народ мигом бодренько расползся, чуть ли не рысью, а кто-то, спрятавшись за фонтан, возьми да и крикни:
— Так на лавке вашей вывеска имеется…
Не вступая в дискуссию, спустилась вниз, вышла из лавки, посмотрела на дверь и…
«Объект под опекой мэрии».
Табличка была насыщенного золотого цвета, надпись черная, ниже красовался штамп мэрии. Нет, такое мне уже доводилось видеть, к примеру, на школах. И данная вывеска свидетельствовала, что по любым спорным и имущественным вопросам следует обращаться не к руководству данных заведений, а непосредственно в мэрию, которая, собственно, и патронирует их. То есть вот так вот с тяжелой руки мэра меня приравняли к… да к детям! Меня!
Глаз задергался сам. В следующее мгновение в табличку полетело заклинание.
И вот после этого я преспокойно вернулась в лавку, поднялась и легла спать, улыбаясь самой довольной улыбкой.
* * *
Ночь закончиться нормально так и не удосужилась. Сначала кто-то швырнул, и я догадываюсь кто, мне на балкон табличку с надписью «Мэр под опекой черной ведьмы» — только хихикнула сквозь сон, просто господин Вегард еще не был в курсе, что едва он приволок мне эту табличку, на здании мэрии мгновенно материализовалась другая, полностью этой идентичная. Ну ничего, вернется, увидит и окончательно…
Бадзиннь!
Уже вернулся. Быстрый.
Коварно улыбаясь, отправила вниз сообщение: «Господин мэр, у меня был сложный день, а вы мне спать мешаете». Сообщение умчалось вниз черным облачком, продемонстрировавшись адресату, самоуничтожилось вспышкой зеленой молнии.
А потом мне не спалось — ждала ответа. Не дождавшись, выскользнула из постели и выглянула из-за занавески — мэр молча уходил в мэрию с двумя табличками в руках. Это он еще не знает, что там, на мэрии, уже сияет третья…
Ловца почему-то стало жаль. Все же он мне сегодня жизнь спас и вообще.
* * *
Утро я встретила на кухне. Весело напевая песенку про «Пибоди-пабоди», то есть про старую колдунью, которая в лесу все мухоморы превратила в ягоды малины, отчего большой черный медведь осерчал очень, вернулся и… Нет, это веселая песенка, в итоге ведьма и медведь пошли собирать малину вместе. Так и я — собиралась подружиться с мэрской мордой. Точнее, отблагодарить за спасение моей черноведьминской жизни. А потому на плите жарились блины и бекон, лопатки и сковородки орудовали без меня, подпитанные магией. Я же творила бутерброды с ветчиной — магически это не получалось никогда, нож резал слишком большие куски, соответственно, приходилось вручную. Но мне почему-то нравилось, и, напевая песенку, я резала ветчину и сыр, укладывала зелень, заворачивала все в промасленную бумагу.
В этот момент к лавке кто-то подошел. Кто-то очень недобрый и с очень дурными намерениями. Откуда я знаю? Дохрай мгновенно перешел на боевой режим и устроил пришельцу лавовый душ, Дохрай у меня с нехорошими индивидами не церемонится, так что мне не было смысла даже выходить и смотреть, кто там, — смысл смотреть на обугленных?
Но тут раздался рев:
— Телль!
Голос был смутно знаком. А потому у появившегося на кухне Дохрая я лениво спросила:
— Кто?
Дух-хранитель поднял глаза к потолку. Все ясно — белый маг.
— «Березка»? — встревожилась я.
Отрицательно покачал головой, указал когтем на свои плечи, в район, где у белых обычно эполеты сверкают.
— Рожа, — догадалась черная ведьма.
Кивнул.
На площади повторилось:
— Телль, твою мать!
Преспокойно продолжила нарезать хлеб. Все понимаю, но какой-то этот белый неугомонный — ни один маг не взглянет на ведьму, которая с другим белым едва ли не на его глазах дочку по регламенту заделала. А выяснить правду мэтр Октарион никак не мог, это просто нереально.
— Телль!
Раздраженно бросив нож, стремительно вышла из кухни, прошла к выходу и распахнула дверь. Маг, пошатываясь, стоял перед лестницей шагах в трех от ступеней. Маг был полугол по причине лавового ливня, в смысле сам-то он регенерировал, даже волосы отрастил, а вот мундир, доспех и плащ пострадали до невосстанавливаемой степени, так что кое-кто пугал пустующую по причине раннего времени площадь обнаженным торсом.
Арвейн взглянул на меня затуманенными покрасневшим глазами и хрипло произнес:
— Ты не могла этого сделать.
Беломагическую рожу основательно шатало.
— Не могла, Аэтелль. Ты обманула и меня, и Зигфрида, да?
Демонстративно сложила руки на груди, презрительно глядя на белого. Бесит и раздражает, между прочим. Мэтр Октарион смотрел на меня с каким-то непонятным чувством во взгляде и молчал. Мне тоже нечего было ему сказать, да и в целом разговаривать не хотелось.
Маг устало покачал головой, затем выдал:
— Я же убью его, Аэтелль.
«Березку» стало жаль, но демонстрировать свои чувства я не собиралась — промолчала, продолжая безразлично смотреть на белого.
— Я убью каждого, кто к тебе прикоснется, — продолжил, распаляясь, маг.
Пожала плечами. Мне, откровенно говоря, было совершенно все равно, кого он там еще убивать собрался. Белые — они вообще постоянно кого-нибудь убивают.
— Убью Вегарда! — неожиданно прошипел маг.
Сердце взяло и екнуло. Неожиданно как-то совсем. И руки похолодели, а еще захотелось колдануть. Сильно очень захотелось, так чтобы белого раз и навеки… А потом я искренне самой себе удивилась — с каких это пор я так распереживалась за мэра?!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
