Жарким июльским днем в штаб-квартиры партии на улице 28-го мая прошел пленум ЦК АСДГ.
На пленуме идею председателя сильно покритиковали, но сочли, что рациональное зерно в идее использовать возможности выборов для пропаганды социал-демократии есть. Начались поиски кандидата для участия в выборах. Назвали кандидатуру Лейлы Юнусовой. Никто в принципе не возражал против этой кандидатуры: грамотная, смелая, хороший оратор и полемист. Но ее подводило слабое знание азербайджанского языка. Националисты часто обвиняли социал-демократов в чужеродности их идей, «импорте» социал-демократии из России. В таких условиях выходить впервые к массам с кандидатом, говорящим на русском языке, было равносильно признанию правильности обвинений. Хотя и с сожалением, но большинство сочло, что выдвижение такого кандидата было бы тактической ошибкой партии.
Обсуждалась также кандидатура и Араза Ализаде, но было решено, что моя кандидатура более всего подходит этой роли. Я протестовал, говорил, что в жизни не стремился к карьере и известности, что у меня газета, но большинство ЦК настаивало и взывало к моей сознательности. Я согласился, обговорив, что сниму свою кандидатуру при любом раскладе сил, какая бы обстановка ни сложилась в стране. ЦК согласился, и я начал обдумывать, как буду выполнять партийное задание.
Естественно, националисты назвали этот шаг социал-демократов сговором с властями и предательством интересов демократии. По твердому убеждению фронтистов, они и только они имели монопольное право называться «демократами», и любой, кто претендовал быть таковым вне НФА, являлся врагом и предателем. Меня стали обвинять в пособничестве Муталлибову, а партию в том, что она предала интересы народа взамен депутатского мандата Араза Ализаде.
Араз с третьей попытки получил мандат депутата ВС от Дели-Меммедлинского округа, находящегося в Геранбойском районе близ Гянджи. Забегая вперед, скажу, что когда Араз Ализаде впервые появился в зале заседаний ВС и фронтисты начали муссировать тему сговора с властями, то услышали следующий ответ: «Я избран точно так же, как и каждый из вас.». После такого высказывания разговоры о сговоре сразу прекратились.
В конце июля, наконец-то, открылся первый съезд НФА. До этого все вопросы решались на конференциях. Съезд проходил в здании театра оперы и балета.
Когда я входил в фойе театра, то увидел, что группа нахичеванских фронтистов окружила бывшего диссидента Надира Агаева, и, по всем признакам, собирается его побить. Я подошел и поинтересовался причиной ссоры. Нахичеванские фронтисты возмущенно сообщили, что Надир Агаев продает самиздатовский сборник неприличных анекдотов, главным героем которых является Гейдар Алиев. Я попросил их успокоиться, и посоветовал Надиру Агаеву свернуть свою торговлю. Человек, по милости Гейдара Алиева отсидевший 18 лет в лагерях и психушках, получивший свободу благодаря ходатайству президента Рональда Рейгана и на свободе оказавшийся нищим, послушался моего совета, собрал свои самиздатовские брошюры и ушел. Нахичеванские фронтисты остались довольны.
Ирония судьбы: пройдет совсем немного времени, и почти все лидеры нахичеванского отделения НФА будут растоптаны своим кумиром, многие брошены в тюрьмы, избиты и искалечены, но очень немногие отвернутся от него.
Я был аккредитован на съезде как журналист, наблюдал за происходящим с балкона. Вот в зале появляется Неймат Панахов. Вот к нему бежит абшеронский фронтист Маставер, поклявшийся убить виновника гибели невинных людей во время январьских событий. Вот они стоят и упорно смотрят друг на друга, глаза в глаза. Маставер вдруг сникает и отходит в сторону. Неймат остается в зале.
В перерыве ко мне подходят фронтисты, мои бывшие товарищи. Они просят объяснить им причины участия АСДГ в выборах. Я говорю им, что массы отвернулись от демократов, что, если верить газете «Азадлыг», пропагандистские ресурсы компартии в 168 раз превосходят ресурсы оппозиции (как они это посчитали, я до сих пор не знаю, но сам читал подробный анализ с цифрами). И как следует оценивать в подобных условиях отказ НФА использовать возможность выхода в прямой эфир на государственном телевидении? Является ли это правильным и полезным шагом? Я за то, что надо использовать все возможности для просвещения масс, и потому считаю решение АСДГ верным.
Умные понимали и, если даже не соглашались, то принимали мое право действовать согласно своим убеждениям. Фанаты же горячо требовали от меня не давать шанс Муталлибову быть избранным на альтернативных условиях. Тщетно я им напоминал о согласии группы лидеров НФА на его избрание президентом. Я въедливо напоминал, что Эльчибей и несколько его ближайших сторонников даже получили за это выговор от Контрольно-Ревизионной Комиссии НФА. Оказалось, что почти никто не слышал о подобном соглашении между Муталлибовым и лидерами НФА и выговоре, вынесенном лидерам Фронта. Вместе с тем, полученная от меня информация не действовала на них, и они без устали просили меня не участвовать в выборах.
Съезд окончательно оформил разрыв НФА с идеями эволюционного развития общества. Национализм стал основой новой Программы НФА. Изменили и Устав, который наделял Председателя диктаторскими полномочиями. Никто из отцов-основателей НФА, ранее грозивших не допустить ревизии демократических принципов самоуправления, даже не пикнул. Председателю предстояло совсем скоро привести в действие механизмы реализации своих широчайших полномочий.
В конце июля я на три дня выехал в Анкару, на съезд Народной Социал-демократической партии Турции. В Анкаре я стал свидетелем съезда американского типа, без всяких обсуждений программы и прений сторон. Только борьба за партийные должности, особенно за пост председателя. Депутаты бесновались, выкрикивали имена своих кумиров, свистели и дудели. Случались даже локальные потасовки. Победил Эрдал Иненю, профессор физики, сын легендарного турецкого политика Исмета Иненю.
Когда я описал свои впечатления от съезда турецких социал-демократов в своей газете, ко мне пришел знакомый фронтист и огорченно сказал:
— Бей, видно, вы совсем не любите Турцию.
— Вы заблуждаетесь, я очень хорошо отношусь к Турции, но не люблю балаганные шоу.
8-го августа я впервые выступил по телевидению в качестве кандидата в президенты. 30 минут прямого эфира без всякой цензуры. Я говорил о грядущем неминуемом распаде СССР, необходимости сохранить позитивные достижения прошлого. Я предсказывал, что Советскому Союзу осталось максимум полтора года жизни, что Компартия доказала свою полную несостоятельность. Говорил о перспективе прихода на Каспий транснациональных нефтяных компаний, о гигантском казахстанском нефтяном месторождении Тенгиз и вероятно большой нефти в азербайджанском секторе Каспия. Говорил о необходимости сохранить наш более чем вековой опыт разведки и добычи нефти, призывал беречь кадры нефтяников-ученых, инженеров и рабочих, что можно отдать иностранцам одно месторождение, изучить их ноу-хау: как искать инвестиции, где заказывать оборудование, как управлять процессами. Остальное мы должны делать сами и только сами.
Когда я выходил из телестудии, вахтер приветливо попрощался со мной и сказал:
— Эх-х, хорошо вы говорили, только я ничего не понял про Тенгиз…
В индустриальном институте, на встрече Муталлибова с преподавателями, один профессор прямо так и сказал:
— А что, Ализаде дело говорит, надо так и делать.
Муталлибов выслушал наказ ученого избирателя и отшутился. Он меня всерьез не принимал и думал, что я так же несерьезно отношусь к выборам. Его отношение к сопернику передавалось и его окружению. Вот почему Центральная избирательная комиссия не выдала мне положенные по закону предвыборные плакаты. 40 тысяч плакатов я получил только 11-го сентября 1991-го года, хотя выборы состоялись 8-го сентября. Меня не пускали на предприятия для встречи с коллективами. Муталлибов же встречался с избирателями, его огромные красочные портреты (в черном и белом костюмах) были развешаны в огромном количестве по всей республике. Это потом, став политэмигрантом, он будет жаловаться на нарушение прав граждан, на отсутствие равных возможностей для всех и т. д. А пока он считался фаворитом, и как сообщил мне член бюро ЦК АСДГ Абил Полушоглу, в поселке им Разина окружной избирательной комиссии поступило указание Центризбиркома обеспечить следующие результаты голосования: Муталлибов — 75 %, Ализаде — 25 %.
Второе свое выступление я посвятил теме Карабаха. Перечислив все просчеты политики Муталлибова в карабахском конфликте, я охарактеризовал ее как «предательство национальных интересов».
По завершению выступления меня пригласили в кабинет Председателя Гостелерадио Гейсара Халилова. Он начал с того, что стал мне угрожать за то, что «я распустил язык». Спокойно выслушав его, я напомнил ему, что он разговаривает с гражданином, претендующим, по закону, на самый высокий пост в стране, и еще никто не знает, не придется ли ему спустя месяц сидеть в приемной у президента Ализаде и ожидать решения своей участи. Халилов от неожиданности осекся, я же ушел, считая его гнев признаком верности своей линии.
