было сущим удовольствием.
Стояло раннее утро, когда Гнеда, по привычке проснувшаяся до света, вернулась с верховой прогулки, расседлала коня и оставила его отдыхать у яслей. Девушка собиралась уходить, но Услада, стоявшая неподалёку от Пламеня, с приветливым фырканьем потянулась к ней. Гнеда не смогла отказать себе в удовольствии и осторожно погладила ворсистый храп. Лошадь благодарно вздохнула, и Гнеда негромко засмеялась от щекотного прикосновения трепещущих ноздрей. Увлекаясь, девушка провела рукой по шелковистой гриве, принявшись ласкать нежную шею. Неожиданно Услада слегка отстранилась и посмотрела куда-то за спину Гнеде. Девушка порывисто обернулась и увидела, что от ворот к ней скорым шагом приближался Бьярки.
Гнеда быстрым вороватым движением убрала руку от кобылы, словно не гладила, а мучила её. Девушка даже не успела пожурить себя за малодушие, почувствовав, что дело принимает недобрый оборот. Услада была любимицей Бьярки, и Гнеда уже сто раз пожалела, что поддалась искушению.
Видимо, он только вернулся с охоты и даже не успел переодеться. Кожаная серо-зелёная рубаха промокла, верёвка на вороте сбилась набок, и в распахнутой пазухе виднелась горловина исподницы. Одежда залоснилась и измаралась от долгой езды по распутице, на всклокоченных волосах серебрились капли дождя. Глаза горели особенно ярко на возбуждённом скачкой и гневом лице. Подогреваемый злостью, Бьярки едва успел остановиться, оказавшись почти вплотную к растерявшейся притихшей девушке.
— Я сказал, чтобы ты не приближалась к моим лошадям! — яростно прошипел он.
Юноша стоял совсем рядом, так что Гнеду обдало лёгким и по-детски свежим дыханием, и это так противоречило грубости его слов и недружелюбию во взгляде, что девушка оторопела. Она не могла заставить себя ответить отчасти оттого, что знала — любое её оправдание пропадёт втуне, отчасти — потому что как заворожённая смотрела в его глаза. Гнеда второй раз в жизни видела их так близко, и теперь снова подметила тонкие лучики и синие брызги, разбегающиеся по небесно-лазоревой радужке.
— Я предупреждал тебя, — повторил Бьярки, но гораздо тише, будто бы через силу.
Он тоже не отрываясь смотрел на Гнеду, но что-то в нахмуренном взоре стало неуловимо меняться. Девушка часто видела молодого боярина разозлённым, но она ни разу до этого мгновения не испытывала при нём настоящего страха. Теперь же, когда голубизну очей Бьярки начали заволакивать грозовые облака, сердце её застучало как бешеное, а с затылка вниз по позвоночнику посыпались мурашки, поднимая волоски на коже.
Бьярки прерывисто вдохнул, и Гнеда увидела, как легонько вздрогнули тонкие крылья его носа. Взгляд юноши вдруг быстро опустился к её губам, и девушка ощутила, как в груди закручивается тёплый клубок. Глаза Бьярки снова рванулись к её очам. Он смотрел испуганно, но это длилось один миг. Взор боярина снова упал на уста Гнеды, и неожиданно юноша сделал шаг вперёд, уничтожая всякое расстояние между ними. Его рука нырнула под косу, зарываясь глубоко в волосы, и Бьярки с силой притянул Гнеду к себе.
Когда их губы встретились, девушке показалось, что внутри разорвалось что-то горячее и искрящееся, и словно расплавленное железо потекло по венам вместо крови. Вторая рука Бьярки обхватила Гнеду за пояс, прижимая к себе так крепко, будто он боялся, что девушка станет вырываться. Но Гнеда была слишком ошеломлена, чтобы думать о чём-то, кроме того, какими мягкими и тёплыми оказались его губы, какими неожиданно нежными были их прикосновения. Это ощущалось так странно — только что они были чужими друг другу, только что Бьярки был готов испепелить её одним взглядом, и вот теперь он очутился так близко, как никто никогда до него. Гнеда едва ли могла помыслить о том, чтобы коснуться Бьярки даже случайно, а вот теперь он сам прижимал её к себе, а Гнеда чувствовала, насколько горячо его тело, задыхалась в объятиях, сильных и желанных, тонула в запахе — костра, земли после дождя и скошенной травы, и вкусе — терпком, пряном, сладковато-полынном.
Бьярки оторвался от губ Гнеды лишь на мгновение, чтобы метнуться по её лицу ошалевшим, хмельным взглядом и снова поцеловать девушку. Теперь в движениях боярина была алчность. Его пальцы не больно, но чувствительно сжали в горсти её волосы на закосье. Другой рукой он медленно поднимался по рёбрам, не пропуская ни одного вершка, гладя и прижимая к себе.
Колени подкосились, когда она ощутила, как его язык бесстыдно проскользнул внутрь, соединяясь с её собственным, пробуя Гнеду, упиваясь ею. Пылающий комок сполз куда-то в живот и стал невыносимо горячим, и естество девушки кричало, что только Бьярки был способен избавить от этого огня, разделив его с ней.
Губы боярина на миг оставили уста Гнеды, и она была готова заплакать от разочарования, но девушка тут же почувствовала жадные поцелуи на шее и скулах, окончательно вышибившие почву из-под ног. Вновь найдя её рот, Бьярки сдавленно застонал, и дрожь прошибла Гнеду с головы до пят.
— Погоди, — выдохнул он, всё ещё стискивая её в объятиях, и, быстро оглядевшись по сторонам, откинул задвижку денника, проталкивая их обоих внутрь.
Гнеда, получив краткую передышку, на мгновение вновь обрела ясность рассудка. Страх, отступивший было под напором затопившей её страсти, снова вернулся.
Что она делает? Это ведь Бьярки! Тот, что ещё несколько дней назад называл её вахлачкой и неотёсанной мужлаткой. Который ненавидел её!
Но ведь это тот же Бьярки, что нёс её тогда через реку, который смотрел так, что сердце заходилось в неистовом беге, тот, о ком она не переставала думать всё это время…
Но вот они уже в углу, остро пахнет сеном и лошадиным потом, и Бьярки припечатал её к стене, продолжая покрывать безумными поцелуями, продолжая гладить с пугающим исступлением, обжигая заходящимся дыханием.
— Нет, — голос Гнеды прозвучал слишком тихо, и она сама не услышала себя. — Нет, постой, — девушка приложила всю силу, чтобы высвободить ладони и упереть в его грудь. Сердце юноши под пальцами билось так же отчаянно, как и её собственное.
Но боярин не замечал этого слабого сопротивления. Он прижимал Гнеду к себе за поясницу, трепещущей рукой борясь с завязкой её рубахи.
— Пусти, — громче и решительней сказала девушка, пытаясь оттолкнуть его от себя.
— Глупая пташка, зачем ты бьёшься? Я не обижу тебя. — Улыбающиеся губы Бьярки касались мочки её уха, обдавая шею жаром. — Тебе будет хорошо, очень хорошо. Моя маленькая смуглянка…
Нежный сбивчивый шёпот заставил предплечья девушки покрыться гусиной кожей. Эти ласковые слова составляли такую разительную противоположность всему, что Гнеда знала от Бьярки раньше, что
