Я пронес ослабевшую Екатерину по всему дворцовому крылу до ее покоев, где кровать застелили свежими белеными простынями, а в открытые окна врывался чистый летний воздух. Прочь из тех зловонных покоев, пропитанных гибельным дыханием смерти, навстречу ясному белому свету. Екатерина не протестовала, когда я уложил ее в постель, будто сонного ребенка, который заигрался до темноты.
Я вышел из апартаментов королевы и увидел переминающегося в ожидании послушника из монастыря Святого Лоуренса. Он кротко и заискивающе взглянул на меня из-под черного капюшона.
— Настоятель послал меня сообщить вам… Госпожа Блаунт переведена в особую келью. Близятся роды. — Он смиренно потупился, не зная, как я восприму такую новость.
— Тогда мне нужно побывать у вас, — точно во сне услышал я собственный голос.
Все происходящее казалось странным наваждением. На мою долю выпали серьезные испытания, и я не представлял, что еще Господь может ниспослать мне. Однако я должен покориться своей участи. Даже если меня ждет еще более жуткое зрелище, следует быть рядом с Бесси и вынести это вместе с ней. Просто из человечности.
— Ведите меня, — сказал я.
* * *
Вдвоем с молодым послушником — он сказал, что его зовут Ричард, — мы от Гринвича переправились по Темзе к Тауэру. Там я велел привести из королевских конюшен свежих лошадей. Дорога до монастыря была долгой, миль тридцать.
Сначала мы проскакали по лабиринту городских улиц, уснувших в синеватых сумерках середины лета. Интересно, гадают ли сегодня на будущее, как в старину, когда солнце набирало полную силу? Пекут ли лепешки, разбрасывают ли по кровати цветки священных растений, отступая в молчаливом ожидании… Из окон не доносилось ни звука. Мои подданные спокойно спали. О боже, если бы только я мог дать им уверенность в завтрашнем дне — то, в чем они нуждались более всего! Я говорю о наследнике престола, чьи права никто не смел бы оспорить.
Мы выехали за городские стены через Епископские ворота и сразу оказались в сельской местности. Ночь окутывала нас темным покрывалом, несмотря на время летнего солнцестояния. Я не различал пути и ехал вслед за Ричардом. Он отлично знал дорогу. Она была изрядно наезжена на участке между особняком Уолси и монастырем Святого Лоуренса. Кардинал являлся его покровителем и попечителем.
Справа от нас восточный небосклон окрасился первыми лучами раннего рассвета. Я молчал, упорно стараясь выкинуть из головы навязчивую картину: уродца, которого родила моя законная жена. Все происшедшее не сулило мне добра… Темнота лишь усугубляла мое замешательство. Я вернусь к этим мыслям, когда наступит день, и ни минутой раньше! Это проклятие уже надежно захоронено.
Встало солнце. Природа вокруг нас дышала благодатной свежестью. Теплый свет заливал ровные борозды подрастающих злаков, лаская их, словно детей. Густой бархат полей обещал плодородную осень и зрелый урожай. Нашим нивам благоволила зеленая богиня.
— Почти приехали.
Натянув поводья лошади, послушник Ричард махнул рукой на восток. В первый момент я ничего не увидел. Потом мои глаза постепенно различили большое строение, сложенное из камней медового цвета.
Мы неслись галопом, ослепленные восходящим огненно-золотым диском.
С высокой сторожевой башни за нашим приближением наблюдал толстый монах, он щурился из-под руки, но потом узнал меня.
— Ваше величество! — воскликнул он и, подобрав подол сутаны, выбежал к воротам, где склонился в почтительном поклоне. — Дама проживает в доме настоятеля.
Дама… Сколь деликатное определение для положения Бесси.
Не тратя слов, Ричард показал мне на скромных размеров особняк. Он стоял в стороне от прочих монастырских построек.
— Благодарю вас, — кивнул я.
Мне понравился Ричард. Он производил впечатление сдержанного и доброго человека и совершенно не походил на аскетичного непонятливого монаха. Я начал рыться в кошеле, чтобы вознаградить своего спутника за двенадцатичасовое путешествие. Он сделал протестующий жест и посмотрел мне в глаза.
— Прошу вас… сделайте дар Богоматери от моего имени.
Богоматерь. Мадонна… Дама. Сами эти слова пробуждали почтительные чувства.
— Как вам угодно, — не стал спорить я и направился к дому настоятеля, куда поместили Бесси.
* * *
Все устроил Уолси. Он выбрал этот монастырь среди множества других. Я догадывался, что кардинал имел на то свои резоны. Что именно перевесило чашу весов в пользу этой обители: житейские удобства, спокойствие, сострадательность или анонимность?
Так или иначе, настоятель был идеальной кандидатурой по всем четырем пунктам. И вновь я мысленно одобрил Уолси, хотя в глубине души осуждал его, считая заблудшим грешником в нашем благодетельном клире.
Предупрежденный о нашем прибытии святой отец являл собой воплощение внимания и предупредительной осторожности.
Он выглядел молодо, что удивило меня. Звали его отец Бернар (возможно, в часть святого Бернара Клервоского?).
— Когда кардинал Уолси, щедрый по натуре, добрейшей души человек, прислал к нам госпожу Блаунт, — с поклоном сообщил он, — мы порешили принять ее как благородную гостью в наших собственных покоях. Ибо кто же, в сущности, может судить других? И путь сей указал нам хозяин постоялого двора в Вифлееме: ибо все наши гости посланы Господом.
Его лесть резанула мне слух, и, кроме того, сердце мое разрывалось от терзаний.
— Где она? — с трудом смог выдавить я.
— Наверху, — сказал он, поднимая руку, и многозначительно прибавил: — Над моими комнатами.
Я поднялся по каменной лестнице в эти древние кельи. Ступени укрывали ковровые дорожки, в канделябрах белели лучшие восковые свечи. Незажженные и новые: видно, тут выбрасывали огарки, не используя их до конца. Но, переступив последнюю ступень, я сразу обо всем забыл — ко мне бросился встревоженный послушник.
— Ваше величество! — Он бухнулся на колени.
— Встаньте, встаньте! — Я поднял его повелительным жестом. — Где дама?
Я мог называть Бесси этим безликим словом, как все остальные.
— У нее начались роды. Но еще не закончились пока, сир, поскольку первые.
Да, первые обычно длятся дольше всего.
Послушник посторонился; его сменил озабоченный священник.
— Повивальные бабки и наши служки приглядывают за ней, — произнес он. — Они полагают, что вскоре все закончится.
За фразой скрывалось осуждение, и я это понял. Отлично. Я повернулся к нему спиной, показывая, что не желаю более видеть его. Гораздо интереснее любоваться монастырскими угодьями. Окинув их взглядом, я восхитился царившим там порядком, простотой и добротностью. Таким я мечтал видеть мое королевство.
Я хотел было пойти в храм, прямо передо мной возвышалась его серая громада. Но побоялся пропустить рождение ребенка, а кроме того… мной овладело смущение, которое я не могу четко описать. В общем, даже после обряда очищения мне казалось, что предстать сейчас перед алтарем Всевышнего будет неслыханной дерзостью…
Тут из дверей приемной вышел юный послушник.
— Ваше величество! У госпожи Блаунт здоровый сын!
Сын…
— Она зовет вас.
Он улыбнулся. Без всякого осуждения. (Возможно, он еще слишком молод? Чересчур близок к источнику искушения?)
— Идемте.
Я прошел за юношей в приемную настоятеля, а затем в дальнюю гостевую келью. Даже мое смущение не помешало мне заметить, как шикарно обставлены монашеские покои.
Ко мне направились повивальная бабка и сиделка, у которой был вид священника, возносящего над алтарем большую гостию.
— Ваш сын, — произнесли они почти в унисон и вручили мне сверток.
Я уставился на ребенка. Господи Иисусе! Его лицо! Точная копия принца Генри…
Мне захотелось осенить себя крестом. Умерший младенец возродился в другом ребенке, который никогда не сможет унаследовать трон… в то время как королева произвела на свет отвратительное чудище.
— Генри, — пробормотал я, видя знакомые черты.
— Генри! — восторженно подхватили все вокруг.
Новорожденный казался таким же крепким и здоровым, каким был его брат. Господь вернул мне сына. Но не королева родила его…
И тут меня пробрала дрожь. Я не мог думать об этом. Я не понимал, что все это означает.
Повитуха поманила меня за собой.
— Ваше величество, пройдите сюда, она ждет.
Я вошел в смежное помещение. Обмытая, надушенная и причесанная Бесси ожидала моего визита. Как ни странно, мне она не показалась красавицей. Притворщица! После родов женщины не должны походить на куртизанок.
— Бесси, — сказал я, подходя к кровати.
Потоки утреннего света лились в окна. В солнечных лучах плясали пылинки. Раздражающе поскрипывали распахнутые рамы, впуская в келью смешанный дурманящий аромат лекарственных трав, растущих в монастырском огороде. Я представил, что пьянею от этого запаха. Мне вдруг отчаянно и неодолимо захотелось спать.
