Наиболее сенсационный репортаж по этому вопросу был опубликован в шведской газете «Вяген Фрамат» 30 ноября 1963 года. Некий Палмквист «признался», что под моим руководством он добыл из озера многочисленные ящики с «сокровищами»; для этого он прилетал каждую ночь на самолете из Стокгольма. Из этих ящиков он вытаскивал слитки золота, которые хранил у себя в сейфе. Этот же человек представил репортеру «Вяген Фрамат» редактора другой шведской газеты, «Афтонбладет», как… Бенито Муссолини, с лицом, «измененным» одним хирургом, которому за проведение этой пластической операции он якобы лично заплатил… конечно же, деньгами «из сокровищ» в Тёплиц. Эти деньги даже помогли привести дуче в Швецию и сделать его главным редактором «Афтонбладет».
Я могу привести еще больше различной шелухи на эту тему, но ограничусь этим. Становится ясно, что в течение пятнадцати лет определенные люди извлекали выгоду из так называемых «сокровищ» в Тёплиц, бесстыдно используя человеческую доверчивость.
Фальшивые деньги можно отнести к арсеналу необычного оружия, однако не наши фальшивомонетчики открыли его. Они всего лишь взяли пример с англичан, которые в 1794–1797 годы завалили Францию фальшивыми ассигнациями под предлогом поддержки гражданской войны в Вандее.[178]
В 1927–1932 годы Сталин приказал начать производство десятков миллионов фальшивых долларовых банкнот Федерального Резервного Банка США. Их реализовывали в Китае, Гаване, Монреале, Сан-Франциско, Белграде и даже в Берлине. Там в первый раз было установлено, что многочисленные 100-долларовые банкноты являются фальшивыми и произведены в СССР. «Берлинер Тагеблатт» от 23 января 1930 года, а затем «Нью-Йорк Таймс» от 24 февраля 1933 года пришли к одному и тому же выводу: фальшивые доллары происходили из России, и ввели их в обращение известные советские агенты, что, конечно же, было ошибкой.
Действительно жаль, что мы не могли купить в 1941 году русских пулеметов. Это очень удобное оружие, из которого уже тогда можно было стрелять очередями по десять патронов, доказывало, с какой тщательностью Советский Союз готовился к войне. В то время это оружие обеспечивало советской пехоте огневой перевес.
Англичане также имели отличные марки оружия, легкие и удобные в обслуживании. Прежде всего, я отметил бы автомат «Стен», который можно было использовать с глушителем.
С момента принятия командования спецбатальоном «Фриденталь» мой интерес к такого рода оружию, поставляемому нам непосредственно из Лондона, возрос. В Нидерландах мы раскрыли многочисленные бездействовавшие сети коммуникаций движения Сопротивления. Это дало возможность нашим спецслужбам проводить по радио интересный диалог с врагом. Я даже заказал в Лондоне пистолет с глушителем, и он был доставлен мне через пятнадцать дней голландским капитаном одного шведского судна, который, я полагаю, был двойным агентом.[179] Я открыл окно конторы и выстрелил в стаю уток, пролетавших над каналом. Раздалось только тихое шипение. Никто из прохожих даже не повернул головы.
Так я оказался первым немецким солдатом, вооруженным «Стеном» с глушителем. Всем известно, какое преимущество дает солдатам спецподразделений оружие, оснащенное глушителем. На фронте дозор, имеющий такое оружие, мог совершать подвиги, неся при этом минимальные потери.
Даже без глушителя «Стен» имел множество положительных качеств. Он был явно лучше, чем немецкий автомат: изготавливался в три раза быстрее, стоил в четыре раза дешевле и был более точным. «Стен» мог упасть в воду, снег, грязь — и все равно действовал; немецкие же заклинивало. Почему бы нам не начать серийное производство этого «тихого» оружия?
Я пытался убедить в целесообразности этой идеи двух высокопоставленных офицеров из Управления военным хозяйством и вооружением Верховного главнокомандования вермахта, которым руководил генерал Георг Томас. Я пригласил их на ужин во Фриденталь, где мы беседовали о серийном производстве «Стена»; офицеры были сдержанны. Встреча происходила весной при хорошей погоде, и после ужина я предложил своим гостям небольшую прогулку по парку. Во время беседы я неожиданно схватил их за руки:
— Извините господа, — сказал я. — Но вы уже мертвы. Вероятно, я тоже.
Они даже подпрыгнули в темноте от неожиданности:
— Мертвые? Мы мертвые?
Один из моих людей, стоявший позади, включил фонари. Держа «Стен» с глушителем, он показал гильзы, лежащие на земле: минуту назад он опорожнил весь магазин, стреляя в воздух.
Техники из министерства вооружения и военного производства, безусловно, находились под впечатлением своей тихой и теоретической «смерти». Лекция с автоматом оказалась не напрасной. Приведу официальный ответ, полученный от сотрудников генерала Томаса:
«В принципе, вы правы. Однако вы должны согласиться, что «Стен» является неточным оружием. А фюрер говорил и повторял неоднократно, что немецкий солдат имеет право на лучшее оружие со всех точек зрения. Поэтому мы не можем брать на себя ответственность за заказ на производство этого автомата (даже с глушителем) — менее точного чем тот, который производится сейчас в Германии. Хайль Гитлер!»
Однако нам известно, что генерал Томас не колебался при принятии определенных решений, значение которых бесспорно. Ссылка на требования Гитлера в области вооружения в качестве причины для отказа в производстве этого оружия была одной из успешно практикуемых форм саботажа.
Часть III
Глава первая
Приказ Гитлера: «Найти и освободить дуче!» Операция «Аларих»
Выбор Гитлера — Сила его убеждения — Предписание фюрера — Беседа с генералом Штудентом и Гиммлером — Иллюзии рейхсфюрера — «Вы являетесь неподходящим человеком!» — Иллюзии маршала Кессельринга — Цель операции «Аларих» — Бегство Эдды Муссолини, Чиано и их детей — Невероятная двуличность короля Виктора Эммануила III и маршала Бадольо — Сталин «двоюродный брат» Виктора Эммануила! — Предательство, страх и бегство королевского клана — Канарис выходит на сцену — Выдумка об аресте папы — Трудности наших поисков — Муссолини на острове Понца — Дуче должен быть передан англичанам и разыскивался американцами, которые также хотели его захватить — Речь Черчилля в палате общин при закрытых дверях.
Нас было шестеро. Мы стояли в шеренге вдоль стены большого помещения. Подполковник, командующий армией, два подполковника Люфтваффе, штурмбаннфюрер СС и я. Как самый младший по званию, я стоял в конце.
Боковое освещение помещения не давало тени. Перед нами находился длинный стол со штабными картами и цветными карандашами, камин, письменный стол под двумя большими окнами. На стене напротив висела небольшая картина в серебряной рамке, «Фиалка» Альбрехта Дюрера.
С левой стороны открылась дверь. Гитлер вошел в комнату и медленно прошелся перед нами, приветствуя нас открытой ладонью; этот жест мы все отлично знали по фотографиям. Ничего не говоря, он в течение минуты смотрел на нас. Я видел его в третий раз. Первый раз это произошло в феврале 1936 года во время зимних Олимпийских игр в Гармиш-Пантенкархен, а второй — когда я стоял с моими рабочими на строительных лесах на венском Ринге во время триумфального вступления войск вермахта в марте 1938 года.
Сейчас от меня до Гитлера было несколько шагов. Он был одет в белую рубашку с черным галстуком под пиджаком. На груди у него был Железный крест I степени, полученный им в августе 1918 года, и серебряный «Значок за ранение». Его адъютант, Отто Гюнше, сначала сообщил фамилию подполковника, стоящего первым с правой стороны, затем представились четверо моих соседей… Фюрер пожал мне руку, не сводя с меня взгляда. Я поклонился и представился в пяти предложениях. Отойдя на несколько шагов, Гитлер смотрел на нас в течение минуты, затем спросил:
— Кто из вас, господа, знает Италию?
Наступила непродолжительная тишина. Затем мне пришлось ответить:
— Дважды я доезжал на мотоцикле до Неаполя, мой фюрер.
Снова наступила тишина, после чего прозвучал второй вопрос:
— Что вы, господа, думаете об Италии?
Подполковник сухопутных войск ответил, что Италия является нашим войсковым и идеологическим союзником; офицеры Люфтваффе вспомнили об «оси» Берлин — Рим; мой сосед говорил об антикоминтерновском пакте. Когда Гитлер остановился напротив меня, я лишь сказал:
— Мой фюрер, я австриец.
При этих словах он замер и посмотрел на меня. Я даже не моргнул глазом. Он ожидал от меня услышать еще одно предложение? Я молчал. Я все объяснил в нескольких словах: Южный Тироль, наша борьба за возвращение к родине, аншлюс. Пауза затянулась. Я знал, что что-то должно произойти.
— Я хочу побеседовать с хауптштурмфюрером Скорцени, — спокойным голосом сказал Гитлер. — Остальные господа офицеры свободны.
