Не двинувшись с места, он сказал:
— Они нормально оформлены.
— Мне хотелось бы, чтобы ты снова занялся ими, — сказала она.
— У меня нет на это времени.
— Ты ведь работаешь всего пять часов в день, мог бы приходить по утрам.
— С ними все нормально, — повторил он. — Что ты все придираешься к Хербу? Он славный малый.
— Да, — согласилась Вирджиния, — но хороший ли он работник?
— Не вижу разницы.
— В том-то и дело.
«Поэтому я и владею нашей половиной магазина, а ты — нет, — подумала она. — Поэтому Л — это я, а не ты. А мог бы быть ты, мой дорогой. Но тебе нужен был бы магазин, в котором работают одни славные малые.
А кроме того, тебе нужен был еще один славный малый, дружок с каштановыми волосами, ясными веселыми глазами и улыбкой, словно говорящей: «Берите, угощайтесь на здоровье!» Вот славный был малый, правда? Она любила и любит двух своих сыновей; наверное, любила и до сих пор любит тебя. И она была верна тебе, только уж больно глупа, поэтому и не смогла проявить свою верность. Да и ты тоже был хорош. Немного же ты ей добра принес — ты, еще один хороший парень.
Где она сейчас? — думала Вирджиния. — Живет одна, в другом городе, на алименты, которые получает от Чика, да на свою зарплату машинистки в молочной компании. Счастлива ли она? Кто знает. Да и кому какое дело. Про нее разве можно что-нибудь точно сказать?
По крайней мере, у нее есть два ее мальчика. Если бы Чик узнал тогда про нее и Роджера, он развелся бы с ней, и детей у нее забрали бы. Это было бы несправедливо — и для Роджера тоже. Если бы Чик узнал, он бы всем показал, где раки зимуют. И магазина бы не было никакого. Во всяком случае, Лиз хватило ума понять это.
В каком-то смысле тебе повезло, Лиз Боннер. Ведь ты такая недалекая, на жизнь смотришь как саламандра, смогла получить удовольствие. Успела повеселиться на своем веку. В этом, пожалуй, было даже что-то чистое — ты жила без всяких тревог о будущем, о последствиях, которые-таки наступят, о том, что у тебя есть муж, дети, что у Роджера есть жена и ребенок, что ему надо управлять магазином. Ты вмиг все это снесла, стоило только начать. Закрутила все, хорошо провела время, а потом, к своему изумлению, осталась ни с чем. Но пусть попробует кто-нибудь доказать, что ты не виновата.
Никто не станет возражать, что какое-то время ты обладала тем, чего так желала. И, быть может, это время показалось тебе бесконечным. Может быть, в твоей утлой жизни это была чуть ли не вечность. Наверное, это событие заполнило собой всю твою память, до самых пределов того, что ты способна охватить мысленным взглядом.
Может быть, ты и получила то, чего хотела, ведь к большему ты не стремилась.
Жаль, но я так не могу. Жаль, что все мы не способны взять в свою жизнь что-то такое».
— Так или иначе, — вернулась она к разговору с Роджером, — подумай, может, все-таки займешься переоформлением витрин? Хербу как раз поможешь. Эти витрины становятся просто яблоком раздора — или он уступит, проявит смирение на глазах у всех, или этим займешься ты, или же за это возьмутся оптовики.
— Ненавижу этих дебильных оптовиков, — выпалил Роджер. — Ворвутся в магазин, когда ты работаешь как вол, и давай лепить на стены свою рекламу. Не успеешь оглянуться, а вокруг все обклеено логотипами «Ар-Си-Эй». Я начинал срывать эти бумажки еще до их ухода: а пусть видят.
Он снова закурил. Руки у него дрожали. Вирджиния увидела, как трясется спичка.
— Я готова, — сказала она.
Роджер подержал дверь, и она вышла из магазина.
— Сейчас запру, — сказал он, вставляя ключ в замок. — Все выключила?
— Да. Я послушала. Если что-то включено, я слышу.
После ужина Вирджиния поехала домой. Роджер вернулся в магазин поработать с аппаратурой и на монтажном столе.
Включив над столом дневной свет, он подтащил табуретку и поставил ее на коврик, включил измерительные и испытательные приборы. У паяльника был собственный специальный выключатель и вилка, он всегда включался отдельно. Роджер воткнул вилку в розетку и перевел триггер максимально горячего состояния в положение «Включено».
Его новоизобретенная антенна свисала с потолка отдела техобслуживания. По стене на стол спускался двойной провод, дальше он шел к барабанному селектору шасси телевизора. Антенна представляла собой окружность из тонкой алюминиевой трубки с сетью из еще более тонких трубок внутри, расходящихся в разных направлениях, как спицы колеса.
Ячеистая сеть проводов от множества трубок была собрана и зажата в единый кабель, шедший к блоку управления с клеммами и наконечниками, а оттуда — к двойному проводу.
«Полная хрень», — сказал про себя Роджер.
Его идея заключалась в том, чтобы создать постоянно перестраиваемую антенну, управляемую селектором каналов. При вращении селектора одни секции антенны выключались, а другие включались. Нужно было избавиться от повторных изображений, усилить слабые сигналы, устранить статические помехи и так далее. Но в итоге вся эта регулировка никак не влияла на качество картинки.
Он поменял паяльником несколько проводов, пара полос частотных каналов вернулась, и он бросил это занятие.
Ну и черт с ней, решил он и выключил шасси. Единственное, что могло бы повлиять на качество изображения — это поднять антенну, а для этого потребуется силовой агрегат, какой-нибудь электромотор на четверть лошадиной силы. А это так повысит цену, что лишит систему конкурентоспособности.
«Ну и все», — покончил он с этим.
Зацепившись ногами за перекладины табуретки, Роджер качнулся на ней назад, совсем немного не дойдя до точки равновесия. Сзади был цементный пол, и он подумал: «Упасть, что ли? Посмотрим, что при этом чувствуешь».
Но вернул табуретку в исходное положение.
«Это не для меня», — решил он. Расцепив ноги, он встал с табуретки на резиновый коврик. В зале отдела техобслуживания было холодно, от люминесцентной лампы болела голова. Выключив оборудование, Роджер вышел через открытую дверь в основную часть магазина.
Большая часть единого пространства магазина, уставленная телевизорами, плитами, холодильниками и стиральными машинами, была погружена в темноту. Свет из витрины лился на улицу и освещал выставленные товары в передней части магазина. Роджер прошел мимо прилавка к полкам с аппаратурой «Филко». Она стояла здесь две недели, и место для нее было выбрано не самое лучшее.
«Довольно убого смотрится, — подумал он. — Почему она здесь? Кто ее поставил?
Но почему, собственно, я должен это менять? Какое я имею к этому отношение?»
Пока он стоял и рассматривал технику, выставленную в витринах, на тротуаре появился какой-то человек и направил ему в глаза луч фонарика. Ослепленный, он поднял руки. Человек жестом велел ему идти к двери, и, всмотревшись, Роджер понял, что это полицейский, которого торговцы наняли, чтобы он совершал обход, когда стемнеет, и проверял, заперты ли двери магазинов. Продолжая светить Роджеру в глаза, коп вынул из кобуры пистолет и прицелился в него, продолжая показывать на дверь.
— Хорошо-хорошо, — повиновался Роджер и, в притворном подобострастии, еще выше поднял руки.
Подойдя к двери, он отпер и распахнул ее.
— Кто вы? — спросил коп. — Ваши документы.
Роджер вытащил бумажник, и свет упал ему на руки.
— Я работал там, в дальнем конце, — сказал он. — Вышел на минутку к витринам.
— Вы родственник миссис Л?
— Да, — подтвердил он.
— Муж?
Он кивнул.
— Извините, что побеспокоил, — сказал полицейский, опустил фонарик и убрал пистолет. — Я решил, что вы стоите у кассы и ждете, пока я пройду. — Он слегка толкнул Роджера локтем. — А потом собираетесь запустить руку в кассу.
— Нет, просто вышел передохнуть.
— Слушайте, вы разбираетесь в телевизорах? Ну, если вдруг забарахлит?
— В общем, да, — сказал Роджер.
Коп приблизился к нему вплотную.
— У меня телевизор «Паккард-белл». Иногда смотришь — ну, там «Шоу Эда Салливана» или еще что-нибудь в воскресенье вечером, и вдруг изображение зернистым становится. Отчего это?
— Вы хотите сказать, такой рисунок вверху появляется? — спросил Роджер.
— Нет, сплошное зерно. Ну, вы знаете.
— Помехи, наверное.
— В смысле, кто-то портит картинку?
— Статические помехи, — сказал Роджер. — Только вы их видите, а не слышите.
Он начал закрывать дверь. Полицейский заметил это и тут же собрался уходить.
— Спасибо большое, мистер Линдал. Значит, если и дальше так будет, можно принести вам показать?
— Конечно, — сказал Роджер. — Приносите в любое время.
— А сколько примерно ремонт займет?
— Пару дней.
Он закрыл и запер дверь. Коп помахал ему рукой из-за стекла, сказал что-то — Роджер не услышал — и пошел со своим фонариком дальше.
