Рыбу можно вялить и коптить на зиму — соль для этого есть, а если поискать по всему побережью, то еще найдем: солдаты сараи по берегам сжигали нечасто — все зло предпочитали вымещать на жилых постройках. С мясом еще не знаю, как получится — мы пока что ни одного кролика не поймали, хотя Люк уже рвется на охоту. Опять же — одного его отпускать нельзя: в округе действуют непонятные шайки, и нам они точно не друзья.
Смешно — на кроликов придется посылать взвод охотников: в доспехах, с копьями, мечами и топорами. Я бы, конечно, крольчатине предпочел дикую свининку, но за одно подозрение в поедании хрюшек здесь могут на удобрения пустить.
До темноты выслушивал нудный доклад иридианских каменщиков и строителей — они перечисляли список повреждений и намечаемых работ по их устранению. Мой внутренний переводчик скрежетал зубами и рыдал, выдавая что-то вроде: "…поперечных балок дубовых пятивершковых здесь понадобится аж четыре, а вот для глухого настила можно любые плахи брать, хоть начерно клиньями расколотые, лишь бы толщины были приблизительно одинаковой…". Надеюсь, эти мужики понимают, о чем говорят — я лишь кивал с умным видом и озабоченно щурился, как бы просчитывая что-то в уме.
Из всего разглагольствования мастеров понял, что если их бригады не будут отвлекать, то они до осени успеют заделать пролом на перешейке и отремонтировать тамошнюю башню. А если им добавить работников, то и центральную до ума доведут, а может и угловых парочку. Мне казалось, что даже если все до единого возьмутся за ремонт, то и до весны такой объем не осилят, но ругать мастеров за приписки не стал — уже сталкивался с профессионализмом иридиан и знал, на что они способны.
* * *
К полудню следующего дня починили струг, затопленный у причала перед замком. С такими суденышками обращаться умели многие, так что он сразу стал флагманом нашего рыболовного флота, к тому моменту насчитывающего уже четыре лодки. Они по всему берегу отыскивались: видимо солдаты пустили их в свободное плавание, а ветер и волны принесли назад.
Сегодня я не стал устраивать разведывательные рейды — людей отвлекать от работы неразумно. Помогать строителям тоже не стал. Негоже руководству за молоток браться: я не Петр Первый, и здесь не Россия — люди не поймут. Да и чем я им помочь могу? Булат ковать? Ага — сейчас, все брошу, и начну ковать… давно пора по сюжету.
Бездельничать тоже не стал — начал проверять свою полубезумную теорию по поводу управляемого ускорения, свойственного носителям черных сердец. Для начала мне потребовались часы, или другой способ измерения времени.
Как все просто сказано: "Потребовались часы". Будь дело на Земле — никаких проблем. Нет наручных, так мобильники сейчас разве что домашние животные не таскают (да и то имеются исключения) — посмотрел на дисплей, и видно часы-минуты-секунды.
Здесь часов не было. Вообще не было: ни электронных, ни механических, ни будильников простых, ни даже башенных, огромных. Мобильников тоже не было. Сутки здесь делили на день и ночь, и каждое время суток еще на четыре части, так в разговоре и заявляя: "До полудня четверть осталась". Делали это, разумеется, "на глазок", и погрешность определения была высока, что, впрочем, из-за плавности местного темпа жизни никого не беспокоило. Возможно где-то существовали песочные часы, клепсидры1, или иные доисторические устройства, но только я их не встречал. Даже Канфидус, самый образованный здесь человек, не смог понять, чего я от него добиваюсь, и, в итоге, предложил мне воткнуть палку в землю и следить за тенью.
1 # Клепсидра — "водяные часы"; прибор для определения промежутков времени в виде сосуда с истекающей струей воды.
Увы — солнечные часы меня не устраивали. Для моего эксперимента точность должна быть не ниже считанных секунд, а с ними ее не достичь. Поэтому пришлось напрягать мозг, пытаясь что-нибудь изобрести "на коленке".
Выход нашелся быстро — я остановился на все той же старой доброй "клепсидре", известной, если не ошибаюсь, еще со времен Древнего мира. Устройство ее было простым до безобразия: сосуд заполненный водой, с отверстием в нижней части. Вода, естественно, через отверстие вытекала, и те, кто использовал это приспособление для определения промежутков времени, просто следили за уровнями, фиксируя начальный и конечный.
С помощью все того же собственного мозга я догадался, что мне потребуется сосуд как можно меньшего диаметра — для повышения точности измерений. Большой не устраивал — ведь к нему, для повышения все той же точности, и отверстие придется большим делать, а это увеличит расход воды. Не хотелось слишком часто бегать с ведром.
Искомый сосуд обнаружился в куче хлама, куда стаскивались предметы не особо ценные, но, по мнению тех, кто их обнаружил, имеющие шанс пригодиться в хозяйстве. Кстати — интересное дело: сюзерену работать наравне с мужиками дозволено лишь в критических ситуациях — например при заделке бреши в крепостной стене перед штурмом родового замка. А вот на свалке копаться — пожалуйста: никто не поразился, завидев, как я перебираю хлам.
Зачем в Мальроке использовались керамические трубы, я понятия не имел, и в данный момент не горел желанием устраивать расспросы — не исключено, что это всем известно, и я выкажу свою полную некомпетентность, серьезно подпортив биографию. Труба была надколота с одной стороны, но меня это устраивало. Подобрав в куче металлических предметов слегка погнутую оловянную чашу подходящего диаметра, я приступил к сборке своего варианта клепсидры.
Заткнул поврежденный конец трубы древесной пробкой, замазал края смолой — теперь герметичность соблюдена. Затем пришлось обращаться к кузнецу. Грат, возможно, удивился странной просьбе, но без вопросов просверлил в основании отверстие малого диаметра.
Дальше я залил в чашу немного воска, и, прежде чем он застыл, укрепил на нем вертикально стебель тростника, предварительно разрисовав его чернилами разных цветов — их развел Тук из запасов сэра Флориса и епископа. В итоге получилось какая-то худосочная пародия на милицейский жезл — тонкая, длинная и пестрая как радуга.
Поставил трубу вертикально, залил водой почти доверху, осторожно опустил чашу. Та закачалась, но уплывать ей было некуда — со всех сторон керамическая преграда. Выдернул пробку — из отверстия брызнула струйка. Уровень начал понижаться, чаша, естественно, пошла вниз, и стебель тростника вместе с ней. Глядя, с какой скоростью исчезают в недрах трубы полоски разных цветов, я нахмурился — недостаточно быстро: не получится работать с точностью до нескольких секунд. Пришлось возвращаться к Грату для расширения стока — лишь после этого признал клепсидру пригодной для задумки.
Итак: у меня теперь было устройство, с помощью которого я мог определять, с какой скоростью выполняю какие-либо действия. Не секундомер, конечно, и все относительно, но и не "на глазок" буду ориентироваться.
Настало время эксперимента.
* * *
Как человек скромный и стеснительный, я не хотел, чтобы на меня любовалось все население замка, и выбрал самое уединенное место — полоску суши между каналом и западной стеной. От взглядов пары наблюдателей укрыться будет трудно — дозорные и днем службу несли. Надеюсь, они все же будут таращиться на подступы к Мальроку, а не на мои чудачества.
Клепсидру установил у берега канала, на плоском выходе дикого камня, выпирающим на краю обрыва. Сходил к спуску, набрал в деревянное ведро озерной воды, вернулся, залил трубу до верхней внутренней отметки, опустил чашу-поплавок. Наскоро размялся, восстановил дыхание, выдернул пробку, побежал в сторону поворота канала, вдоль замковой стены. Мчался быстро, но не забывал о безопасности — один неловкий шаг в сторону, и можно налететь на кол рогатки, повторив печальную судьбу сэра Флориса.
Домчавшись до поворота, притормозил, развернулся, бросился назад. Вернувшись к исходной точке, ухватил тростинку, зафиксировав ее в застигнутом положении. Затем вернул пробку на место, долил воды, запомнил, на какой цветовой полоске финишировал.
Отдышавшись, повторил забег, а затем еще раз. В итоге получил некоторый разброс по отметкам, но небольшой — я прибегал к финишу приблизительно за одно время, плюс-минус секунд пять-шесть.
Пришло время начать эксперименты с разгоном. Присев, попытался вызвать в ногах ту самую теплоту, ускоряющую заживление. Ничего не получилось, но я не удивился — подозревал уже, что лишь в критических ситуациях способен это использовать. А сейчас все хорошо, и организм вредничает, не желая со мной сотрудничать. Я это пресек простым способом: начал вспоминать острую мордочку Цавуса, сырые стены инквизиторского застенка, треск ломаемых костей. Своих костей. Если механизм черного сердца работает на подсознательном уровне, то должно сработать.
