— Поздно? Рано! Я только проснулся! Только за работу сел! Ко мне как раз вокалисты должны приехать…
Квартира у Николаева была — чудо! Кухня и одна комната. Но зато какая! Метров двести квадратных, не меньше. А потолки — не видать.
— Присаживайтесь, пить что-нибудь будете? — суетился хозяин.
— О-ой, Николаев… — все еще млела Ленка. — С ума свихнуться… Мне девки не поверят…
Клавдия цыкнула на нее, но сама же и поняла, что — безрезультатно.
Клавдия и Игорь согласились на сок, Федор попросил минералки — он был за рулем, а Ленка предпочла шампанское.
— Я тебе дам — шампанское, — прошипела Клавдия. — Вы ей какого-нибудь «Юпи» дайте.
— Простите, это не пью, — смутился Николаев. — Хотите «Хиро»?
Когда все наконец уселись и напились, Николаев тоже сел в глубокое кресло и спросил:
— Так что вас ко мне привело?
«Матерый, — подумала Клавдия. — Хоть бы один мускул дрогнул. Вот эти самые страшные. Даже если мы всей прокуратурой навалимся, если сто раз поймаем за руку, если изобличим вдоль и поперек — выкрутится. Подкупит, замажет, надавит на своих покровителей, прикроется волосатой рукой. Как я его здесь ни коли, он потом от слов своих откажется. Только если…»
Клавдия вдруг вспомнила, что в сумке у нее лежит диктофон. Она его брала с собой в Бутырки. Надо только нажать кнопочку. Тогда уж ему отпереться труднее будет.
— Простите, насморк, — сказала Клавдия и нырнула рукой в сумку. — Осень уже, знаете ли…
Диктофон бесшумно заработал.
— О-о-й… Николаев… — опять промлела Ленка.
— Александр… простите, не знаю вашего отчества, — начала Клавдия.
— Просто Александр.
— У вас ведь есть пейджер под номером тридцать пять — шестнадцать?
— Да-а… — чуть удивленно пропел хозяин. — А что? Я не заплатил за прошлый месяц?
— Нет, речь не о плате. Скажите, на ваш пейджер не поступали какие-нибудь странные сообщения?
— Нет. Только по делу.
— По делу?
— По делу.
— Хорошо. А вот такое словосочетание вам поступало: «Тебе, мой друг, я шлю щепотку страсти»? Слово «страсть» набрано через нули.
— Да, поступало.
— Очень хорошо. Вы не отрицаете?
— Не отрицаю.
— «Ты жди ее в начале школьных дней». Это тоже вам сообщали?
— Да, можно и так сказать. Сообщали, — улыбнулся хозяин.
— И про поезда и самолеты? — вставил Игорь, боясь спугнуть Николаева.
— «Все поезда — синонимы напастей. Мне самолет милее и родней», — продекламировал Николаев. — Это вы имеете в виду?
— Этот текст вам знаком?
— Да.
— Отлично, — вздохнула Клавдия облегченно. Ну, главное сделано. — Тогда скажите вот что — это имеет отношение к собаке?
— К собаке? — задумался Николаев. — Скорее, к рыбе.
— К рыбе? — Клавдия и Игорь переглянулись. Что за рыба?
— Ну да, к рыбе. «Рыба»… Ну, как вам объяснить?..
— Да так просто и объясните, — сказала Клавдия.
— Чистосердечно признаюсь, — улыбнулся Николаев. — «Рыба» — это такой музыкальный сленг. Ну, словечко такое, принятое среди композиторов и поэтов. Понимаете, иногда сначала пишется музыка для песни. А вот стихов для нее нет. Пока поэт сочиняет стихи, в размер музыки вставляется всякая абракадабра. Ну, типа «Хорошо в краю родном, пахнет сеном и гав-гав собачка лает под окном…». «Твои ножки — это да…» Ой, простите, это не совсем прилично. Ну вот. Эта абракадабра и называется «рыбой».
— Ну и?
— Я написал отличный шлягер. А слов не было…
Клавдия еще минуту назад начала понимать, что села в огромную лужу. Самое страшное, что Игорь это начал понимать тоже. Но совершенно ужасно, что это понял и певец Александр Николаев.
— А мой поэт — очень забавный человек, заперся на даче и стал сочинять стихи. Он вообще пишет по строчке в день. И тут же мне их посылает, — весело повествовал Александр.
— Простите, а вот слово «страсти»?.. — ухватилась за последнюю соломинку Клавдия.
— Почему вразбивку? — опередил ее Николаев. — Потому что раньше я предлагал слово «счастье». А мой поэт — такой, знаете, смелый, такой, знаете, современный, говорит, нет, хватит этих розовых соплей, мы же не дети, — пусть будет страсть!
…Больше спрашивать было не о чем. Теперь надо было падать на колени и нижайше просить прощения. Клавдия крыла себя последними словами и за подозрительность, и за пресловутую бабскую интуицию, и за шестое чувство, и за то, что пошла у Игоря на поводу, и за то, что муж и дочь стали свидетелями ее позора.
— А вы знаете, действительно странно звучит, — вдруг потрясенно проговорил хозяин. — Как будто шифровка какая-то…
«Маленький мой, — умиленно подумала Клавдия, — он пытается меня выручить. Обязательно куплю его пластинку».
— Если честно, о чем вы думали?
— Вообще-то это служебная тайна, — сказал Игорь. Он тоже был раздавлен.
— Ой, о чем мы думали?.. — виновато вздохнула Клавдия. — Вы лучше спросите, чем мы думали.
— Ну-ну, что уж вы так себя?
— А как еще? Простите… Дело в том, что… Ну, словом, в Москву должна поступить партия наркотиков…
— С ума сойти! — всплеснул руками Николаев. — Это надо же! А ведь действительно! И метод доставки, и что, и когда! Да я бы на вашем месте хватал меня безо всяких сомнений!
«Нет, я куплю две его пластинки, — подумала Клавдия. — И открытку пусть все же подпишет. На память».
— Ну и как песня? Получилась? — мимоходом спросил Игорь.
«Мо-ло-дец! — чуть не пристукнула кулаком Клавдия. — Растет парень! А я-то ведь уже растаяла».
— Получилась, — не очень охотно ответил хозяин.
— Послушать бы, — мечтательно произнес Игорь.
«Нет, молодчина!»
— Вот диск выйдет… — промямлил Николаев.
— Ну, это ждать и ждать, — вставила Клавдия.
— Понимаете, я вообще имею правило — до выхода диска…
— О-о-й… Николаев… — проныла Ленка. — Спойте, пожалуйста…
— Я что-то… не знаю… — все еще мялся певец.
— Про-сим, про-сим, про-сим, — вдруг стал лупить своими фанерными ладонями Федор.
Ленка подхватила.
И певец, широко улыбнувшись, встал из кресла…
Нет, песня такая все-таки была. И стихи в ней были те самые. Вот так, прочитанные по бумаге и произнесенные вслух, они казались глупыми и плоскими. Но вместе с музыкой — и чудной музыкой — они вдруг обретали какую-то полетность и упругость. Даже философию. И слово «страсти» было очень к месту. Придавало всей песне мудрость и глубину.
Клавдия уже забыла о своей иронии по поводу ломаний певца, ну как же кумиру без ломаний? Как же ему без обожания публики и без аплодисментов?
А Николаев разошелся вовсю. Вслед за «Школьными днями» (так называлась «шифрованная» песня) он спел еще с десяток новых и столько же известных. Четверо его гостей устраивали певцу после каждой песни настоящую овацию! Ленка была на седьмом небе от счастья.
— Никто мне не поверит! — не забывала ныть она.
Впрочем, певец и из этой ситуации нашел выход. Он достал «Поляроид» и потратил почти всю кассету, запечатлев себя со всеми вместе и поочередно.
Клавдии он вручил многословно подписанную открытку.
«Настоящему профессионалу своего дела от благодарного почитателя Александра Николаева. Клавдия Васильевна, защищайте нас! Мы вас любим».
Бесполое существо, которое помогло компании войти в дом, все еще было на месте.
— Автографы есть? — спросило оно.
— Есть! — похвасталась Ленка. — И компакт-диски есть.
— Продайте, — сказало существо. — По стольнику за автограф.
— Ишь, чего захотела! — фыркнула Ленка. — По сто пятьдесят.
— Ты что?! — напустилась на нее Клавдия. — Ты ж только что в обморок упала от счастья! А теперь продаешь?
— Ma, я современная женщина, — через губу ответила дочь.
Федор впихнул Ленку в машину и захлопнул дверцу. Клавдия повертела в руках компакт-диск.
— А на чем его играть-то?
— Нужен специальный аппарат, — сказал Игорь.
— А-а-а… — Клавдия открыла окно. — Девочка, иди сюда, — позвала она.
— Иду, бабушка.
— Какая я тебе бабушка?
— А какая я тебе девочка? — грубо ответствовало существо.
— Прости, я тебе вот диск подарить хочу. Бесплатно.
— Че, не гонишь? — Существо недоверчиво протянуло руку к диску.
— Держи. У меня есть записи поновее. — И Клавдия показала диктофон.
— Ну, Игорек, тебя где выбросить? — спросил Федор, тронув машину.
— Не знаю даже, вы ведь домой, а метро уже не работает…
— Нет, — сказала Клавдия. — Мы не домой. Федя, едем в санэпидстанцию.
