Однако 18 июня 2011 года также мне не знакомая Мария Елифёрова отвечает Светлане Зернес на сайте «ТрВ»:
Слово «замш» в мужском роде встречается у Маяковского – «муча перчатки замш». Так что 1) записывать это слово в безграмотные – несколько поспешно; 2) даже если это и ненормативный вариант, то уж точно не «загадка».
Загадок тут, тем не менее, полно. Во-первых, с Маяковским. Я, когда прочитала коммент, даже не сразу поняла, о чем речь. Мне с детства казалось очевидным, что у Маяковского обычное слово замша, просто в родительном множественного: кого-чего замш. «Перчатки замш» вместо «замши перчаток», то есть «замшевые перчатки». Дело в том, что «Облако в штанах» – поэма о терзаниях неразделенной любви, и идея выворачивания души наизнанку проведена там на всех уровнях (не случайно там все время упоминаются такие слова, как корчиться или гримаса). Вывернуто и словообразование, и словоизменение, и синтаксис. Не говоря уже о значениях слов. Ну там:
Вашу мысль,мечтающую на размягченном мозгу,как выжиревший лакей на засаленной кушетке,буду дразнить об окровавленный сердца лоскут:досыта изъиздеваюсь, нахальный и едкий;А себя, как я, вывернуть не можете,чтобы были одни сплошные губы!
Гром из-за тучи, зверея, вылез,громадные ноздри задорно высморкая,и небье лицо секунду кривилосьсуровой гримасой железного Бисмарка.
На этом фоне такой синтаксический пируэт с перчатками смотрится вполне органично. Впрочем, оказывается, М. Л. Гаспаров был не столь в этом уверен. В его работе о Маяковском приводятся разные версии прочтения этой строки:
Деформация формы рода – один сомнительный случай: муча перчатки замш (может быть, оплошность орфографии: замша – *замшь – замш? или метонимическая инверсия: мн ч. замши перчаток – перчатки замш, как в метафорической инверсии: на рублях колес землища двигалась (Владимир Маяковский, 1995).
В смы сле, «на рублях колес» вместо «на колесах рублей». Думаю, что верна именно вторая гипотеза. Я, честно сказать, даже обсудила этот сюжет с несколькими весьма понимающими коллегами, и все они того же мнения.
Но на этом загадки не заканчиваются. Конечно, неприятно, когда слышишь про «любимый мозоль» или «прекрасную шампунь». Но интересно другое: а почему, собственно, в русском языке замша, а не замш? Ведь считается, что слово замша заимствовано через польский (польск. zamsz), дальше там сложная цепочка, но суть не в этом, а в том, что в польском это слово мужского рода – сейчас, во всяком случае. А в русском оно, видимо, сразу стало женского. По крайней мере, самая ранняя фиксация, которую дает Фасмер, это «замшеный кордован, Уст. морск. 1724 г.» (кордован – вид кожи). Форма замшеный указывает скорее на то, что уже тогда была замша, а не замш. Почему? Может, по аналогии с кожей?
Вот и третья загадка. Я понимаю, что Светлана Зернес чисто риторически вопрошает: с каких это, мол, пор замша превратилась в замш? А вправду интересно. Возникла ли форма в течение последних лет двадцати – или же она была и раньше, просто не фиксировалась, теперь же благодаря интернету видно все? И еще интересно не только когда, но и почему. Я вот думаю: не может ли это быть связано с челноками, которые в перестройку активно мотались за товаром, в частности как раз в Польшу? Там они могли наслушаться и слова zamsz.
И еще. Я посмотрела Грамматический словарь А. А. Зализняка. Этот словарь, как я уже как-то упоминала, обратный, то есть слова упорядочены по алфавиту от последней буквы слова к первой. Я проглядела все слова на -евый. Там, кроме слова замшевый, есть, конечно, и другие прилагательные, образованные от существительных женского рода первого склонения (спаржевый, саржевый и пр.), но их намного (наверно, на два порядка) меньше, чем прилагательных, образованных от существительных мужского рода (плюш – плюшевый) или женского на согласный, третьего склонения (бязь – бязевый). Иными словами, прилагательное замшевый и вправду намекает скорее на замш, чем на замшу. Возможно, это тоже поддерживает ошибочную форму.
В общем, ясно, что ничего не понятно. А вы говорите: «Двоечники! Доколе!»
Аналоцизмы и прочие поэтические вольности
Один читатель обратил мое внимание на легкую географическую несообразность в известной песне «Здравствуй, столица!» (музыка С. Каца, слова А. Софронова):
Золотом ясным горит небосвод,Улицы все заливая лучами.Солнце над башнями кремлёвскими встаётИ к Маяковской спешит с москвичами!
Действительно, достаточно взглянуть на карту Москвы, чтобы понять, что солнце у поэта Софронова движется на север (ну, разве что слегка на северо-запад). Скорее оно должно было бы спешить куда-нибудь к Смоленской или хоть – чтоб в стихотворный размер уложиться – к «Баррикадной». Тут я подумала: а не допускаю ли я сама анахронизм, считая, что речь идет о станции метро, а не о площади Маяковского. Но нет, все в порядке, станция была построена за несколько лет до написания песни. Вот «Баррикадной» тогда, конечно, не было. Остается Смоленская, а стихотворный размер все равно нарушен уже в предыдущей строчке.
Это напоминает известное предание из лицейской юности Пушкина: «Встаёт на западе румяный царь природы…» Однажды профессор Кошанский задал ученикам написать стихи на тему «восход солнца». Бедолага Мясоедов (партийная кличка Мясожоров), промучившись дольше всех, выдал строку «Блеснул на западе румяный царь природы» – и умолк. Тогда кто-то добрый и речистый – то ли Пушкин, то ли Илличевский, тут источники путаются в показаниях, продолжил: «…И изумленные народы / Не знают, что начать: / Ложиться спать или вставать». К тому же строка Мясоедову и не принадлежала, он ее позаимствовал у поэтессы Анны Буниной. Я тут недавно прочитала: вот, мол, не повезло – и строчка-то не его, а весь позор достался ему. Но позвольте, у Буниной все в порядке с географией и астрономией. В элегии «Сумерки» она написала: «Блеснул на западе румяный царь природы, / Скатился в океан, и загорелись воды». У нее описан закат, а не восход. Так что это лично у Мясоедова не получилось, как пел Высоцкий, «чтобы солнце взошло на востоке».
Кстати о московской топографии. Вспоминается стихотворение Андрея Туркина:
О, как мне дорог центр города,Где Долгорукого рукаКак будто ищет Маркса бороду,Но не найдет ее, покаЗа ним следят глаза Дзержинского,Дома пронзая, как врага.
Вроде все на месте – с поправкой, разумеется, на уходящую натуру.
Термин аналоцизм не так распространен, как анахронизм, но вполне понятен. Известный пример аналоцизма – в стихотворении Маяковского «Бруклинский мост»:
Отсюда безработные в Гудзон кидались вниз головой.
Чтобы проделывать это, безработным приходилось бы пролетать над Нью-Йорком километра по три.
Конечно, поиск несообразностей в художественных текстах – занятие сомнительное. Ну да, у Толстого маленькая княгиня была беременной года два (так получается, если соотнести действие романа с историческими событиями), ну и что? Мы же любим его не только за это. А уж о стихах что и говорить. Ну увидел поэт так, ну совместились у него две картинки. Про живопись же давно никто не говорит, что картины Пикассо или Модильяни несколько искажают реальность. Особенно интеллектуалы любят вышучивать Пастернака – не всегда, кстати, по делу. Сколько раз я слышала хихиканье по поводу строк:
Ты так же сбрасываешь платье,Как роща сбрасывает листья,Когда ты падаешь в объятьяВ халате с шелковою кистью.
(«Осень»)
Вот, например: «Последовательность действий не оставляет сомнения, что Ивинская носила халат под платьем» (http://ptitza.livejournal.com/495761.html). Между тем мне всегда казалось очевидным, что слово платье употреблено здесь в старом значении «одежда». Падая в объятья, возлюбленная сбрасывает одежду, то есть халат – он спадает сам собой, так естественно, как опадают листья с деревьев.
Обыкновенное дело. Что-то в таком роде, кажется, написал об этих строках и филолог Максим Шапир. Или вот еще – про одно из самых пронзительных стихотворений Пастернака «Свидание». «Течет вода с косынки / За рукава в обшлаг». Более часто встречается вариант «по рукаву в обшлаг» – там вообще все просто. С косынки – по рукаву – ну и, естественно, в обшлаг. Но пусть будет даже и «за рукава в обшлаг». Вот она «борется с волненьем и мокрый снег жует». В стихотворении описано смятенье: она не может найти покоя, то поднесет руки к лицу, то опустит, и снег у нее на ресницах влажен, и в глазах тоска, стоит она под холодным дождем, и смахивает ледяную воду с лица, вот вода и течет и течет, и в рукава, и за обшлага. Пожалуй, так даже лучше, чем просто «по рукаву в обшлаг».
