Чарльза пронзила неожиданная боль; он знал, что она замужем, но совсем не был готов к тому, что у нее уже есть ребенок. Мысли Чарльза смешались. Он почему-то чувствовал себя обманутым, понимал, что выглядит глупо, и совсем уж было собрался извиниться и уйти, сохранив по возможности остатки достоинства, но тут что-то — то ли ее силуэт на фоне огня, то ли знакомая поза — внезапно отозвалось в его мозгу, озарив дальние уголки его памяти.
В это мгновение он понял, что уже видел ее вот так однажды, хотя не мог вспомнить, где и когда. Тогда ее освещало не пламя камина, а встающее солнце; глядя на нее сейчас, он вновь испытал то необычное ощущение сдвига во времени, которое удивило его при первом взгляде на нее в доме лорда Каслри. Одновременно он почувствовал тупую боль в виске, слабость и головокружение и машинально поднес руку к голове, почти уверенный, что обнаружит на пальцах кровь. Все поплыло перед его глазами, и хотя он основательно продрог в пути, сейчас его бросило в жар.
Крови на виске, конечно, не было, только старый шрам, скрытый теперь волосами. Но голова болела все сильнее, как в первые месяцы после ранения. Перед глазами мелькали видения; вначале неясные, бессмысленные и не связанные между собой, они постепенно приобретали все более четкие очертания. Яркие вспышки образов перемежались темнотой, и он опять почувствовал, что из уютного лондонского дома перенесся в маленькую захудалую гостиницу в Америке.
Сара беспомощно наблюдала за ним, сердце бешено стучало в ее груди. Она поняла: как только он оторвет руку, от виска и посмотрит на нее, случится то, чего она так боялась, то, что заставило ее, не раздумывая, сбежать после их вчерашней встречи в Лондон — память окончательно вернется к нему. Она даже не удивилась, услышав его хриплый голос, с неведомой ей прежде интонацией спросивший:
— Это мой ребенок?
Она колебалась, ей очень не хотелось, чтобы он знал правду, но между ними было и так уже слишком много лжи. Ведь это ее ложь привела ко всему тому, что происходило между ними обоими. Поэтому она через силу произнесла:
— Да.
Он прикрыл глаза. Лицо его заливала смертельная бледность. Наконец он проговорил отрывистым, требовательным тоном, в котором не осталось и следа присущей ему обаятельной мягкости:
— Скажите мне правду! Я… я взял вас силой?
Она помедлила немного с ответом. О да, ей было бы намного легче, если б она могла позволить ему так считать. Но тут же с презрением отвергла этот порыв. Заметив Десси, молчаливо взиравшую на них с порога комнаты, она сказала резко:
— Забери его, Десси. Я… попозже я спущусь и уложу его спать.
Ни слова не говоря, Десси унесла ребенка, и Чарльз спросил тем же незнакомым голосом:
— Так это… мальчик? У меня сын?
— Да, — ответила она и бесстрашно добавила: — Что касается… другого, нет, вы не взяли меня насильно.
Его лицо стало чуть менее напряженным.
— Слава Богу хотя бы за это. Почему вы ничего не сказали мне, глупышка?
Она вздрогнула, но не от холода.
— Почему не сказала? Но вы же ничего не помнили о… проведенных со мною днях, а я не имела представления, где вы и что с вами, живы ли вы вообще. Кроме того, не забывайте, я считала, что вы женаты.
— Не удивительно, что вы были так потрясены вчера, узнав правду. Итак, думая что я убит — или женат, — вы вышли замуж за юношу, с которым вместе выросли?
— Да, — ответила она, упрямо приподнимая подбородок.
— А он знает правду?
Это ее задело.
— За кого вы меня принимаете? Конечно!
Он саркастически рассмеялся.
— По всей видимости, я, в таком случае, должен быть ему признателен, но как-то не нахожу в себе благодарности. А Магнус тоже все знает?
— Нет. Никто не знает, кроме Десси. Вам не о чем беспокоиться, — устало сказала она. — Все считают, что мы с Джефом тайно поженились за неделю до того, как его призвали. Никто не знает… и не должен узнать. Я не хотела, чтобы и вы узнали об этом.
Он засмеялся снова.
— Ну спасибо! А вы не подумали о том, что мне будет далеко не безразличен тот факт, что у меня есть сын? И раз уж речь зашла об этом, то известно ли вашему услужливому супругу, что вы замужем за мной, а не за ним?
Она буквально потеряла дар речи. А она-то горячо молилась и надеялась, что хоть об этой смехотворной церемонии он не вспомнит! Она не сразу смогла заговорить, и голос ее был не громче шепота.
— Нет, неправда. Это не было законно… а если и было, то ведь никто же не знает… Пожалуйста. Пожалуйста! Я же сказала, мне ничего от вас не надо. О, я не должна была никогда сюда приезжать, но я уеду, немедленно уеду в Америку. Так уж получилось, и вы ничего поделать не можете. Пожалуйста, уходите и забудьте про те несколько дней. Я бы все отдала, чтобы тоже их забыть!..
Тут она замолчала и попыталась взять себя в руки.
— Простите меня. Мы оба потеряли голову, а это нам не поможет. Забудьте обо всем, умоляю вас! Вам не в чем себя винить, это я от страха нагородила столько нелепой лжи — и вот результат. Вы не виноваты, не корите себя!
Нахмурившись, он с трудом заговорил:
— Я все еще не уверен, что припомнил все детали. Вы действительно хотели, чтобы я поверил, что мы женаты, или это безумный бред?
У нее вспыхнули щеки.
— Да, хотела. Вы можете ругать меня какими угодно словами — я их заслуживаю. Когда вы потеряли память, мне показалось, так будет проще — проще! О Боже! — позволить вам считать, что мы женаты. Я одно добавлю в свое оправдание: я жила в постоянном страхе, что память вот-вот вернется к вам и вы выпалите правду в присутствии Тигвудов. Ведь было ясно, что потеря памяти лишь временная. А пока вы считали себя американцем и… моим мужем, вы были в безопасности, уверяла я себя. Непростительная глупость! Сейчас над этим можно смеяться; недаром вы однажды назвали меня наивной — все с самого начала было обречено на провал. Я пыталась сделать как лучше… это я виновата во всем!
Его лицо смягчилось. Он протянул к ней руку, но она отстранилась. Тогда он сказал неожиданно тихим, спокойным голосом:
— Я далек от того, чтобы винить вас, потому что обязан жизнью вам и вашей сообразительности. Примите мою благодарность и восхищение. Быть может, вы забыли, но я-то помню, что вы считали своим долгом защитить всех нас — включая раненого вражеского солдата, потерявшего память. Если бы не ваша выдумка, я был бы схвачен или убит. — Он помолчал, лицо его странно дрогнуло. — Хотя, думаю, вы правы, это была игра с огнем.
— Это было безумие, — резко сказала она, отвергая его великодушное прощение. — Я и тогда это понимала, но как только была сказана первая ложь, все так ужасно запуталось! Я хотела выиграть день-другой, но… В общем, если это вас утешит, у меня было достаточно времени убедиться в справедливости всех ваших слов обо мне; а раньше я и не подозревала, что способна на такую глупость!
