А Альбина прикусила губу: все-таки слежка его рук дело? Иначе, откуда он тут взялся? Или все же совпадение?
— Здравствуйте, мадам! — поспешно поздоровался Виктор с вдовой и, светясь улыбкой, снова обратился к Альбине: — Мадмуазель, вы совсем перестали выезжать! Я искал вас повсюду.
Девушка отвела взгляд. Было бы странно, если бы она продолжила выезжать после того, что случилось на вечере в доме Ларко.
— Алечка, что-то я устала. Мне бы посидеть. — И матушка ласково глянул на молодого человека. — Виктор, могу я попросить вас немного погулять с моей дочерью?
Альбина все ещё смотрела в сторону, и хорошо — сдержать улыбку не смогла: ох и матушка! Она иногда удивляла эдакой ловкостью, что в голову закрадывались неподобающе мысли о притворстве престарелой вдовы. Такая ли она боязливая, какой кажется?
Справившись с собой, Альбина повернулась к говорившим. Молодой человек, внимательно слушавший матушку, улыбался, да так, будто его не прогуляться просили, а прямо благословили на брак.
— Конечно, мадам, если вы мне доверяете, то я со всей ответственностью выполню ваше поручение!
Фёкла Фроловна важно кивнула, посмотрела на Альбину и многозначительно произнесла:
— Я полчасика посижу. — И вперевалочку пошла к дальней скамейке под особенно пышными цветами.
Виктор проводил её неловкую фигуру чуть недоумевающим взглядом, двинул бровью и повернулся к Альбине. На щеке его снова заиграла ямочка, он галантно подставил локоть, предлагая продолжить прогулку.
Какое-то время шли молча — Виктор явно что-то обдумывал, а Альбина не могла решить: спросить ли, как он её нашел или не стоит? И уже когда они прошли аллею до конца, обошли круглую клумбу, чтобы идти обратно, мужчина наконец завел разговор:
— Мадмуазель Альбина, как ваши дела?
Девушка глянула на него внимательно. Серьезный. Симпатичный. Улыбается. Ему в самом деле важно, как у неё дела? Тревоги, беспокойства в его лице Альбина не увидела. Так, значит, он просто завязывает разговор. Раз так, Альбина ответила, как того требовала ситуация:
— Благодарю вас, Виктор. Я очень занята, совсем не остается времени на светскую жизнь.
Хвастать выпитым лекарством, которого осталось едва ли половина полфлакона, вряд ли стоило, это дурной тон. Ведь так? А голосе Виктора зазвучала эмоция:
— Правда?
Альбина присмотрелась. Мужчина, почти не скрываясь, облегченно перевел дух. То есть ему в самом деле интересно? А то, как она выглядела при их последней встрече, его не смущает? А её слова про Фернона?
— Да, — ответила с милой улыбкой и подошла к кусту, чтобы понюхать один из белых бутонов, заодно и лицо скрыть, чтоб случайная эмоция не прорвалась наружу. — У меня скоро день рождения, мы с матушкой готовим нечто необычное.
— Как замечательно! — На лице Виктора сияла искренняя радость. — Планируете приглашать гостей?
«Ох уж эти милые хитрости!» — умилилась Альбина, неловко повернувшись от цветка, и вслух ответила:
— Конечно. Какой же праздник без гостей?!
И разогнувшись, напряженно всмотрелась в мужчину. Что он скажет? Отвернется? Усмехнется? Но нет. Виктор шел и счастливым взглядом осматривал все вокруг, но явно ничего не видел, поправил её руку на своем предплечье, хоть она совершенно в этом не нуждалась. Сделав несколько шагов, остановился и решительно повернулся, повернувшись к ней лицом:
— Мадмуазель Альбина, вы знаете, что вы самая чудесная девушка? — и чуть прищурился, отчего снова стал похож на мальчишку. — Еще когда увидел вас на первом балу, сразу это понял!
От волнения губы Альбины задрожали. То есть… Это не… Не разрыв любых отношений и не «знать не желаю»? Это… признание в любви? В лицо ударило жаром, губы вмиг пересохли.
— Вы такая… красивая, — голос Виктора сел почти до шепота, он перестал улыбаться и, не отрываясь, смотрел Альбине в глаза, — вы как солнце! Я что угодно готов для вас сделать! Готов… — он осмотрелся, ища куда приложить свои силы, чтобы совершить подвиг, — готов луну с неба достать, вот! Мадмуазель Альбина…
И снова пронзительным долгим взглядом уставился на неё.
Альбина почувствовала, как глазам стало горячо и мокро, они увлажнились, а в душе звенело счастье, и она, закусив губу, уставилась на усыпанную мелким песком дорожку.
Момент разрушил окрик, раздавшийся совсем рядом:
— Ах ты, неслух! Стой! Толкнёшь господ!
И Виктор, и Альбина повернулись на голос, и успели вовремя расступиться — прямо между ними проскочил мальчишка на самокате. За ним бежала, тяжело отдуваясь, молодая пышнотелая женщина, видимо, няня.
Виктор проводил взглядом женщину, скрывшуюся за поворотом аллеи и ничего не сказал, хотя выглядел настолько расстроенным, что никаких слов и не требовалось, чтобы понять — ребенок и няня появились до крайности не вовремя. А вот Альбина тихо выдохнула, испытав облегчение и просто невероятную благодарность к этим двоим: она не знала, как себя вести, и боялась обидеть Виктора словом, поэтому злополучную парочку восприняла как чудо, спустившееся с небес в самый подходящий момент.
Виктор снова положил её руку к себе на предплечье и неторопливо двинулся в сторону скамейки, где дремала Фекла Фроловна, разморенная солнцем и ароматом цветов. Оба они молчали, коротко поглядывая на друг на друга. Виктор не решался начать разговор заново — он не понял, как отнеслась Альбина к его словам. А Альбина всё ещё боялась, что Виктор вспомнит их последнюю встречу и опомнится, а так хотелось сохранить это приятно чувство, что ты молода, красива, значима, такая, ради которой можно совершить невозможное…
…Люба улыбалась. Она вспоминала прошлое. Димка тоже так признавался ей в любви: говорил, что она красивая и про луну. Только их не прерывали, а просто…
Люба нахмурилась. А что было бы, если бы их прервали, если бы она не приняла его ухаживания, не поспешила выскочить замуж и её жизнь, возможно, пошла бы по другому пути, не скатилась бы к тому, к чему скатилась сейчас?
Она в задумчивости отложила вязание и подошла к Тефику. Присела, погладила пса по выпуклому лбу, почесала за ухом. Смешно шевеля бугорками бровей, тот уткнулся ей в ладонь влажным носом, кося глазом вверх, на хозяйку. Люба гладила и чесала свободной рукой собаку и рылась в застарелых болезненных воспоминаниях. Что, если дело не в ней, Любе? Не в том, что она поспешила? Что, если дело в Димке? Что, если в нём уже тогда дремала вот эта слабина, тяга к выпивке?
Пёс лег на бок, приподняв переднюю лапу, будто предлагал почесать ему живот. И Люба чесала. А мысли, спотыкаясь на воспоминаниях, отдававших тупой ноющей болью, пробирались все дальше. Да, смерть сына стала ударом для них обоих. Но Люба боролось, а Димка камнем пошел на дно.
