Иванов, немало озадаченный сообщением Самойлова; такого в его оперативной практике еще не случалось, возвращался к себе и ломал голову, пытаясь разгадать эту головоломку.
«…Кожухару?.. Целый капитан!.. Румынский разведчик?.. Вряд ли. На такую крупную фигуру в Бухаресте не станут размениваться. А если он исполнитель замысла стратегической операции? А что, вполне возможно. При нынешнем положении румын и немцев их может спасти только игра по-крупному, и тут все сходится! <…> Все, да не все, Леня. При чем тут какой-то фриц, да еще с поклоном Федорову. Густаву Федорову! Неужели нашему Густаву?! — Иванов уже не знал, что и думать, и рассчитывал получить ответ у самого Федорова.
Того на месте не оказалось, его сосед по кабинету Стороженко не смог прояснить ситуацию. Последний раз он видел Федорова два дня назад на передовой, когда они через «окно» на линии фронта выводили зафронтового агента в расположение немцев. Иванову ничего другого не оставалось, как запастись терпением и ждать появления Самойлова с румынским капитаном.
За то время, что он отсутствовал, Буяновскому удалось добиться от лжесержанта Фролова признания в сотрудничестве с немецкой разведкой — абвером. Он был не первым и не последним, кто погорел на сущей мелочи — на канцелярской скрепке и стал еще одной жертвой немецкой бюрократической машины, фабриковавшей документы прикрытия на шпионов и террористов. Скрепка красноармейской книжки Фролова была изготовлена из нержавеющей стали, поблескивала в лучах солнца и с головой выдавала немецкого агента.
Затравленный взгляд Фролова метался от одной красноармейской книжки к другой — настоящей. Придуманная им легенда о появлении на хуторе трещала по всем швам. Оказавшись перед беспощадным выбором: предстать перед военным трибуналом, где не скупились на смертные приговоры для изменников Родины, либо сотрудничать со Смершем, Фролов выбрал последнее. Он сознался в том, что вместе с двумя другими агентами Аловым и Крутовым, выполняя задание абвера по сбору развединформации, накануне был переброшен в расположение 51-й армии. Перескакивая с одного на другое, Фролов называл имена, фамилии и должности командования абвергруппы 102 Штайна, Райхдихта, Рейхера, Самутина и других. Данные, содержащиеся в его показаниях, полностью совпали с теми, что раннее представил зафронтовой разведчик «Гальченко»-Петр Прядко. Все это Фролов подробно изложил на бумаге, дальше с ним предстояло работать следователю.
Закончив допрос, Иванов вызвал конвой, отправил немецкого агента в камеру, а сам с нетерпением ждал встречи с Самойловым и капитаном-румыном. Чтобы не терять время, он вызвал из разведотдела армии переводчика с румынского, им оказался знакомый по боям в Крыму лейтенант Андриан Цуркан. Позже к ним присоединился Федоров, заинтригованный сообщением Самойлова, он с не меньшим, чем Иванов, нетерпением ждал приезда капитана-румына.
За окном начали сгущаться сумерки, когда со двора донесся скрип тормозов. Прошла минута, другая, в коридоре послышались шаги, дверь в кабинет распахнулась, и на пороге возник капитан-румын, за ним возвышался Самойлов. В свете керосиновой лампы пленный походил высохшую мумию, на его лице жили одни только глаза, в них плескались растерянность и страх.
— Чего встал? Заходи! — приказал Самойлов и подтолкнул в спину капитана.
Тот, волоча правую ногу, вошел в кабинет и застыл перед столом, его взгляд суматошно метался от Иванова к Федорову.
— Садись! — распорядился Иванов и кивнул на табурет.
Капитан бочком приткнулся на краешке и нервно затеребил полы кителя.
Самойлов, положив на стол документы Кожухару, занял место у окна. Иванов внимательно изучил удостоверение личности капитана, командировочное предписание и пропуск для прохода во фронтовой полосе, в них не обнаружил ничего подозрительного, это был обычный набор армейского офицера. Отложив документы в сторону, он прошелся пристальным взглядом по Кожухару, тот заерзал и обратился к переводчику. — Андриан, спроси у капитана, кто такой Ибрагим? Где он служит…
— Леня, ты можешь спросить у него самого, — вмешался Самойлов.
— А он что, говорит по-русски?! — удивился Иванов.
— Ага. Не хуже нас с тобой, — подтвердил Самойлов.
— Леонид Георгиевич, так, может, я не нужен, зачем мне знать ваши секреты? Как говорится: меньше знаешь, лучше спишь, — с улыбкой произнес переводчик.
— Андриан, лучше дремать, а то так проспишь свой звездный час, — в тон ему сказал Иванов и махнул рукой на дверь.
— Ха-ха, — хохотнул Цуркан и вышел в коридор.
Дверь, визгливо скрипнув, закрылась. В кабинете воцарилась тишина. Иванов держал паузу и испытывающим взглядом продолжал прощупывать Кожухару. Тот не выдержал и, прокашлявшись, решился спросить:
— Господин капитан, могу ли я увидеть контрразведчика Густава Федорова?
— А не много ли ты хочешь? Ты кто такой, чтобы тут свои права качать! Мамалыжник, ты…
— Погоди, погоди, Юра! — Иванов перебил Самойлова и кивнул Федорову.
Тот достал из кармана гимнастерки удостоверение сотрудника Смерш и, подсветив керосиновой лампой, показал Кожухару. Капитан подался вперед, его губы зашевелились, в следующее мгновение он рванул ворот кителя. Реакция Федорова и Самойлова была мгновенной, они скрутили Кожухару руки и припечатали к табуретке.
— Ишь, гад, чего удумал! С концами захотел уйти от нас! Не выйдет! — просипел Самойлов.
— Т-там записка для Федорова, — с трудом выдавил из себя Кожухару.
— Какая?! Где?! — насел на него Иванов.
— А, вижу! — воскликнул Федоров, поднял с пола миниатюрный сверток из клеенки и развернул.
В нем находилась записка. Прочесть ее Федоров не смог, текст оказался зашифрованным, и передал Иванову. Тот тоже ничего не понял и обратился Кожухару.
— Капитан, что это?
— Письмо для капитана Федорова, — пояснил Кожухару.
— Что за письмо? Ну говори! Говори! — торопил Иванов.
— Я не знаю. Он дал только пароль: «Поклон капитану Густаву Федорову от дяди Коли».
— С паролем потом! А кто этот он? Кто?! Говори! — здесь уже терпение иссякло у Федорова.
— Лейтенант Клюгер из тайной полевой полиции ГФП 312.
— Кто?! — в один голос воскликнули Федоров и Иванов.
Лейтенант Клюгер, неведомые Ибрагим с дядей Колей, ГФП — все это смешалось в головах контрразведчиков. Очередная их попытка расшифровать записку также ни к чему не привила, и они вынуждены были вызвать шифровальщика. Работа над ней у него не заняла много времени, шифр оказался не сложный, и ему не составило труда установить содержание записки. Разгадка лежала на поверхности и потрясла Иванова и Федорова.
