- А вот они могут сжимать значит, - сказал Владлен, зачерпывая ложечкой понемногу и отправляя желеобразную воду в рот. Во рту, возможно под действием тепла, небольшой кусочек желе превращался в здоровенный глоток воды. Таким образом, маленькая пятидесятиграммовая баночка вмещала в себя до полулитра воды.
Вот таким был обед: скромным и питательным. Георгий почувствовал, что сыт по горло, а желудок между тем совершенно не обременен. Очень полезное качество такой пищи. Пригодилась бы и в быту, не только в полете. Язвенникам, например... Да мало ли кому. Кришнаиты были бы в восторге. Но Георгий не кришнаит и очень скоро ему захочется обычного мяса, пусть не столь полезного, зато вкусного.
Он распростерся на мягкой лежанке и стал думать о потерянной любимой. Потерянной ли? Может быть, она жива? И вдруг к нему пришла какая-то твердая уверенность: конечно, жива! Эта уверенность ничем не объяснима, но она возникла и не желала исчезать. Может, это свойства чудесной пищи, которая не только насыщала тело, но и укрепляла дух. Пусть так, главное, поскорее вернуться домой и убедиться в своей правоте.
Однако, тут-то как раз и заключалась трудность, если не безнадёга.
- Слушай, Владлен, - сказал Георгий, лежа на своем диване и глядя в потолок, где под прозрачными плитками пластика теплился мягкий янтарный свет, как раз для отдыха. - А ты знаешь, сколько времени понадобится, чтобы долететь хотя бы до ближайшей звезды?
- Понятия не имею... - ответил тот, уткнувшись носом в стенку, потом перевернулся на спину и с шоферской смекалкой сказал: - А вообще-то, смотря с какой скоростью лететь.
- Если лететь со скоростью света, - сказал Георгий, приподнимаясь на локте, - что невозможно из-за увеличения до бесконечности всех величин корабля, то до ближайшей звезды - Альфы Центавра - мы доберемся примерно за четыре года по земному времени, то есть на Земле пройдет четыре года. На корабле, согласно релятивистскому эффекту, этот срок значительно сократится, не знаю на сколько, но, думаю, что ненамного. Вряд ли эта баржа сможет развить субсветовую скорость. Если только это не замаскированный дворец Цирцеи, где время течет медленно - день за год. Я не знаю, сколько парсеков составляет расстояние от Земли до Беты Водолея, но, по-видимому, лететь нам придется очень и очень долго. Всю нашу оставшуюся жизнь.
- Не может этого быть, - сказал Владлен, ворочаясь на своем диване. Мне четко сообщили - прибудем к утру. Они еще особо подчеркнули, что важно прибыть на место к раннему утру, когда только занимается заря. Заря новой жизни, сказал джентри. Это, говорит, явится своеобразным символом для переселенцев...
- Что?! - Георгий вскочил и сел. - К какому еще утру? К утру по корабельному времени или к утру на планете? Ты что, разве не понимаешь разницы!
- Тьфу, черт! - тоже приподнялся Владлен с совершенно обалделым видом. - Как это я не подумал. Утро и утро... Но все-таки у меня сложилось впечатление, что речь идет о быстром прибытии. Я это чувствовал. Он же со мной не языком говорил, а картинки показывал. Как в кино.
- Хорошенькое будет кино, если мы в этом склепе проведем всю жизнь. - Георгий медленно улегся и постарался уснуть.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Напарник тоже долго лежал молча, потом спросил с надеждой в голосе:
- Георгий, может, ты ошибаешься? Ты все-таки художник, а не этот... астроном. Откуда ты знаешь про все эти суп... световые скорости и всякие там эффекты?
- Откуда? - отозвался художник. - Хм! Моей настольной книгой с раннего, чуть ли не ползункового возраста была книга Перельмана "Занимательная астрономия". Видишь ли, если бы не моя полная неспособность к математике, я, наверное бы, пошел в астрономы. Этим увлечением я обязан своему папане. Он любил астрономию, даже пятерку по ней имел в аттестате, я, кстати, тоже...
Наступившую паузу прервали подозрительные звуки.
- Ты что? - спросил Георгий, услышав, как зарыдал его спутник.
- Деток жа-алко-о-о! - ответил сквозь рев Владлен и стал сморкаться в салфетку. - Как они там без меня?!
Георгий хотел было спросить, чьих, собственно, детей воспитывал его товарищ по несчастью - своих, от первого брака (если он был) или взял с готовым "приданным". Скорее, последнее. Потом передумал. Не нужны ему чужие заботы, так никаких нервов не хватит. У него своих проблем хватает...
Он уже проваливался в темный колодец сна, когда Владлен тихо сказал, как бы оправдываясь: А может, оба утра как-нибудь да совпадут. Ведь у них техника - не нам чета! Это на наших таратайках лететь нужно годы и годы, а для них это - раз плюнуть. Как ты думаешь, а?
- Дай-то Бог, - ответил Георгий из колодца и отпустил канат, связывающий его с реальностью.
Глава тринадцатая
СОН
Георгий стоял у обочины, а они все шли и шли по высушенной жарким солнцем дороге, поднимая пыль до неба. Колонна растянулась до самого горизонта. Их было много: тысячи и тысячи, в потрепанном обмундировании, многие - без сапог. Лица солдат были усталыми, губы потрескались, глаза потухли. На обозах, на носилках везли и несли раненых. Но покалеченных было столько, что на всех носилок не хватало, и тогда бедолаг несли на развернутых плащ-палатках или просто на плечах и руках товарищей.
От колонны отделился и подошел, прихрамывая, штаб-ротмистр, попросил табачку. Георгий отдал пачку сигарет, чтобы хватило всей братии. "Благодарствуем, - прошипел воин, едва шевеля губами, покрытыми струпьями и пыльно-черной коркой. - Хороший табачок, - сказал он, садясь на пригорок и жадно затягиваясь. - Еще, поди, довоенные... Давненько я цивильных не курил, у нас все махра да махра..." Он попытался улыбнуться. Корка на нижней губе лопнула, на подбородок потекла алая струйка крови. Они еще живы, подумал Георгий, у них еще есть кровь, а на вид будто мертвы.
