– Не повышайте на меня голос, молодой человек. Я не допущу этого.
– Тогда прикиньте, Кларенс. Если меня обвинят в убийстве Эзры, смогу ли я быть наследником согласно законам Северной Каролины?
– Вы знаете, что государство не позволит убийце получать прибыль от его преступления.
– Тогда кто сохраняет контроль над активами Эзры?
– На что вы намекаете? – воскликнул Хэмбли.
– Кто? – настаивал я.
– Все активы вашего отца переходят к фонду.
– И кто управляет этим фондом?
– Я не признаю вашей инсинуации.
– Вы получили бы контроль над сорока миллионами долларов. Не так ли?
Хэмбли уставился на меня, его лицо напряглось от едва сдерживаемой ярости.
– Я нахожу вас и ваши мелкие махинации невыносимыми, Ворк. Выйдите из моего офиса.
– Вы были в моем доме. Впервые, с тех пор как я купил его, вы прибыли в мой дом. Почему?
– Потому что Барбара пригласила меня. И потому что это было знаком уважения. Я не должен вам объяснять Теперь выйдите, – велел он и взял меня за руку. Выйдя из офиса, на глазах у молодой помощницы, которая вдруг вскочила на ноги, я выдернул свою руку.
– Кто-то подкинул этот документ в мой дом, Кларенс. Он должен был откуда-то появиться.
Хэмбли выпрямился во весь рост, глядя на кончик своего носа. Я видел румянец на его лице и то, как пульсирует у него кровь в больших венах на шее.
– Сегодня я почувствовал некоторую жалость к вам, Ворк. Но это прошло. Я буду ожидать даты вашего судебного процесса. – Он указал тонкой рукой на лестничную клетку, и я заметил, что она дрожала. – Теперь, пожалуйста, уходите.
– Очень хорошо, Кларенс. Спасибо, что уделили мне время. – Я спустился по лестнице, не оглянувшись назад. Хлопнула дверь его офиса.
Я нашел Хэнка в автомобиле, его рука торчала из открытого окна.
– Как все прошло? – спросил он.
– Не знаю.
– Действительно?
Я посмотрел на Хэнка.
– Действительно.
– Итак, куда теперь?
– Шоссе шесть-ноль-один, на Моксвилль. Я покажу тебе, где повернуть.
Мы выкатились из города, и чем ближе мы подъезжали к ферме Столен, тем сильнее натягивалась струна внутри меня. Моя голова потяжелела от плотно упакованных эмоций. Мы приблизились к дому Ванессы и остановились перед ним.
– Подожди здесь, – попросил я Хэнка, выходя из автомобиля и наклоняясь в открытое окно.
– Господи, Ворк.
– Последний раз, – сказал я ему.
Ферма Столен находилась в тени соседнего леса. Тонкие лучи света тянулись к сельскому дому, но достигали только красной стены старого сарая. Мы припарковались на изрезанной колеями дороге: слева дом, справа сарай. Я не заметил автомобиля Ванессы, но ее безымянный мужчина был недалеко – он наблюдал за мной из дверей сарая. Если бы я посмотрел вверх, то увидел бы дверь на чердаке, где мы с Ванессой нашли то, что, как полагали, будет длиться вечно. Я глядел на мужчину. Он работал на тракторе. В испачканных маслом руках он держал тяжелый гаечный ключ. Мужчина прислонился к высокой покрышке и изучал меня е видом собственника, пока я шел к нему по высохшей грязи. Он выглядел крупнее, чем я его себе представлял: мускулистый и как-то уныло молодой, но определенно это был тот же самый парень.
Я остановился в десяти футах от него и показал свои руки.
– Я не ищу никаких неприятностей. Мне всего лишь нужно поговорить с Ванессой.
Он положил гаечный ключ на капот трактора и двинулся ко мне, вытирая руки о штаны. На его лице отразилось волнение.
– Я думал, что она с вами, – проговорил он.
Я опустил руки, чувствуя себя дураком.
– О чем вы говорите?
Он остановился, возвышаясь надо мной, потом растерянно глянул на дом. Я проследил за его взглядом, надеясь увидеть Ванессу, но везде было спокойно и темно.
– Вчера вечером она не пришла домой.
– Что?
– И я не видел ее весь день.
У меня в животе возникла пустота. Что-то шевельнулось в глазах молодого человека, и я знал, что это было Я подошел ближе.
– Начните сначала, – сказал я ему. – Расскажите мне все.
Он кивнул и тяжело сглотнул. В его глазах плескался страх? молодой человек боялся, и внезапно я испугался тоже.
Глава 28
– Так что это все означало? – Мы находились в десяти минутах езды на север от города. Хэнк начинал говорить раз пять, но что-то в моем лице остановило его. Я не хотел отвечать ему. Я не хотел произносить слов, однако почему-то сделал это. Возможно, я надеялся, что они не будут звучать настолько плохо, если произнести их вслух.
– Кое-кто важный для меня пропал.
– Кое-кто важный? О ком ты? О, понимаю. Подруга?
– Больше чем подруга.
– В море много рыбы, Ворк. Поверь мне.
– Я опустил стекло, потому что мне необходим был глоток чистого воздуха. Порыв ветра ударил мне в лицо, и на мгновение у меня перехватило дыхание.
– Ты не прав, Хэнк, – наконец выговорил я.
– Тогда мы плаваем на разных водных просторах.
Не плаваем, подумал я, а тонем, и на миг ощутил это.
– Так кто был тот парень? – Я не отвечал, и Хэнк повторил вопрос: – Тот парень?
Я удобнее откинулся на подголовник, мягкий и душистый.
– Следи за дорогой, Хэнк. Не возражаешь? Мне нужно подумать.
Его слова пришли откуда-то издалека.
– Разумеется, дружище. Как пожелаешь. Это долгое путешествие.
Он оказался прав.
Уже поздно в сумерках мы добрались до переполненной стоянки клиники Доротеи Дикс. Мы не разговаривали до тех пор, пока он не заглушил двигатель. Я смотрел сквозь ветровое стекло. Из всех несчастных мест в этом мире, думал я, в этом, должно быть, витают самые темные тайны.
– Ты бывал здесь прежде? – спросил я.
– Один или два раза. – Он не вдавался в подробности.
– И?
– И я никогда не был на безопасных этажах. Хотя остальная часть этого заведения точно такая же, как в любой другой больнице.
Я рассматривал здание.
– Если бы не колючая проволока, – заметил я.
– Есть такое.
– Что теперь? – поинтересовался я.
– Сколько у тебя есть денег?
Я машинально проверил свой бумажник, забыв о что уже считал деньги, когда мне его возвратили.
– Триста семьдесят долларов.
– Дай их мне. – Он взял триста долларов, вернув остальные. – Этого должно хватить. – Я наблюдал за те как он свернул купюры и сунул их в передний карман джинсов. – Готов? – спросил он.
– Как никогда, – ответил я. Он легко стукнул меня кулаком по плечу.
– Расслабься. Будет весело.
Когда мы вышли из автомобиля, он надел ветровку и что-то проверил во внутреннем кармане. Я не мог сказать, что это было, но он еле слышно бурчал, как будто бы всем доволен. Я посмотрел на больницу, черную, с острой кромкой на фоне темно-фиолетового неба. Казалось, что свет отскакивал от его окон и умирал по пути вниз.
– Пошли, – произнес Хэнк. – Попробуй успокоиться. Мы подошли к главному входу больницы.
– Постой здесь, – велел мне Хэнк, Я смотрел, как он побежал назад к автомобилю, открыл его и нагнулся внутрь. Он возвратился с фотографией Алекс, которую я оставлял ему в почтовом ящике.
– Возможно, она потребуется, – объяснил он.
Фотография блеснула при слабом освещении, но я прекрасно видел лицо Алекс. Подобно этому зданию, у него были острые грани, и мне стало интересно, что привело ее в это место. Что привело ее сюда и что она отсюда вынести? Что принесла в дом моей сестры и было ли это столь зловещим, чтобы волноваться?
Мне необходим был ответ, и, глядя на Хэнка, я думал, что нам подвернулась прекрасная возможность найти его.
Мы вошли в приемную. Коридоры расходились в нескольких направлениях. Лифт находился прямо перед нами. Запах больницы был непреодолим.
Хэнк подошел к ряду автоматов с газетами и вытащил мелочь, из карманов.
– Ты читал сегодняшний номер газеты?
Я отрицательно покачал головой.
– Нет.
Он опустил монеты в автомат, продававший «Шарлотт обсервер». Вытащил газету и вручил ее мне.
– Тебе понадобится, – прокомментировал он.
Я не понял.
– Зачем? – удивился я, держа газету так, как будто никогда не видел ее прежде.
– Ты серьезно? – спросил он и отвернулся.
– Ох. – Я сунул газету под мышку. Хэнк посмотрел на приводящее в замешательство количество указателей и, казалось нашел то, что хотел. Я не знал, что это было, но когда он велел мне следовать за ним, я пошел. Скоро мы скрылись в лабиринте коридоров, и вездесущие указатели привели нас в глубь больницы. Хэнк глядел вниз, как будто точно знал, куда шел. Он не смотрел ни на кого, и никто не смотрел на него. Я пробовал следовать его примеру. Наконец мы вошли в холл, в конце которого была маленькая комната ожидания. В углу на стене телевизор показывал нам свой чистый экран. Прилепленная записка сообщала, что он неисправен.
Вдоль стены шел ряд виниловых сидений. Еще два холла уходили в противоположных направлениях, их полированные полы мерцали, отражая свет флуоресцентного освещения. Эхом разлетались вокруг нас голоса: проходящих мимо медсестер, студентов медицинских факультетов, голос репродуктора на стене для оповещения врачей. По диагонали от нас была синяя качающаяся дверь с надписью «Только для служащих».
