— А у тебя хорошо получается, ты себя недооцениваешь, — заметила я.
— У меня же остались человеческие инстинкты. Возможно, очень глубоко спрятанные. Но они есть.
Ещё одно неизмеримо долгое мгновение мы сидели, прижавшись друг к другу. А я гадала, так же ли ему не хочется двигаться, как мне. Но не могла не заметить, что постепенно темнеет, и тени деревьев удлиняются. Я вздохнула.
— Нам пора уходить.
— Я думала, ты не умеешь читать мои мысли.
— Кое-что проясняется, — я услышала улыбку в его голосе.
Он взял меня за плечи, и я взглянула в его лицо.
— Можно я кое-что тебе покажу? — спросил он с внезапно вспыхнувшим в глазах возбуждением.
— Что покажешь?
— Как я передвигаюсь по лесу, — он заметил выражение моего лица. — Не бойся, тебе ничего не угрожает, и мы доберёмся до твоего пикапа намного быстрее, — на губах его появилась знакомая, невыразимо прекрасная кривоватая улыбка, и моё сердце едва не остановилось.
— Ты превратишься в летучую мышь? — спросила я с опаской.
— Что-то подобное я уже слышал, — рассмеялся он.
— Ну, правильно, я уверена, что ты постоянно проделываешь такие штуки.
— Давай, трусишка, взбирайся мне на спину.
Я немного помедлила, надеясь, что он шутит. Заметив мои колебания, он улыбнулся и дотянулся до меня. Сердце отреагировало мгновенно, и хотя он не слышал моих мыслей, меня снова выдал участившийся пульс. Затем он взгромоздил меня себе на спину безо всяких усилий с моей стороны и обхватил себя моими руками и ногами так туго, что нормальный человек на его месте наверняка задохнулся бы. У меня было ощущение, что я обнимаю камень.
— Я немного тяжелее, чем рюкзак, — предупредила я.
— Ха, — фыркнул он, и я почти услышала, как он закатывает глаза. Никогда раньше я не видела его в таком приподнятом настроении.
Он испугал меня — внезапно схватил мою руку, прижал ладонь к своему лицу и глубоко вдохнул.
— С каждым разом всё легче и легче, — пробормотал он.
И побежал.
Если бы я никогда не боялась смерти в его присутствии, сравнивать ощущения мне было бы не с чем. Он летел сквозь тёмные, плотные заросли как пуля, как призрак. Не было слышно ни звука, словно ноги его вообще не касались земли. Дыхание его оставалось ровным, казалось, этот бег не требовал от него никаких усилий. Но деревья пролетали мимо со страшной скоростью, всего в нескольких дюймах от нас. Я была в таком ужасе, что боялась закрыть глаза, хотя холодный ветер хлестал по лицу и обжигал их. Ощущение было такое, словно я высунула голову в иллюминатор самолёта во время полёта. И впервые в жизни я почувствовала отвратительную дурноту морской болезни.
А потом всё кончилось. Путь, который утром мы преодолели за несколько часов, сейчас потребовал нескольких минут.
— Бодрит, не правда ли? — спросил он высоким, возбуждённым голосом.
Он стоял неподвижно, ожидая, пока я слезу. Я попыталась, но тело не слушалось. Так и висела, обхватив его руками и ногами, а голова очень неприятно кружилась.
— Белла? — спросил он тревожно.
— Наверное, мне надо полежать, — ответила я, ловя ртом воздух.
— О, прости, — он подождал ещё, но я по-прежнему не могла пошевелить ни рукой, ни ногой.
— Кажется, мне нужна помощь, — призналась я.
Он тихо рассмеялся и осторожно ослабил мёртвую хватку моих рук на своей шее. Сопротивляться его железной силе моё тело не смогло. Затем он повернул меня вокруг себя, так что мы оказались лицом к лицу, и побаюкал меня на руках, как ребёнка. Подержал меня ещё немного, а потом опустил на пружинистый папоротник.
— Как ты себя чувствуешь?
Я не очень понимала, чувствую ли я себя вообще.
— Голова кружится.
— Опусти голову между колен, — я попробовала, и это помогло. Я медленно вдыхала и выдыхала, он сидел рядом. Время шло, и, наконец, я почувствовала, что могу поднять голову. В ушах гулко звенело.
— Мне следовало догадаться, что это не лучшая идея, — задумчиво произнёс он.
Я попробовала добавить позитива, но голос прозвучал слабо:
— Нет, было очень интересно.
— Ха! Да ты же бледная, как привидение. Как я.
— Наверное, надо было закрыть глаза.
— Не забудь об этом в следующий раз.
— В следующий раз, — простонала я.
Он рассмеялся, по-прежнему пребывая в прекрасном расположении духа.
— Выпендрёжник, — буркнула я.
— Белла, открой глаза, — тихо сказал он.
Его лицо было совсем рядом с моим. И снова меня ошеломила его красота — роскошь, к которой я никак не могла привыкнуть.
— Я думал, пока бежал… — он сделал паузу.
— Надеюсь, о том, чтобы не врезаться в дерево.
— Глупышка, — хмыкнул он. — Бег — моя вторая натура, тут не о чем думать.
— Выпендрёжник, — снова пробурчала я.
Он улыбнулся.
— Нет, — продолжал он. — Я думал о том, что хочу кое-что попробовать, — и опять обхватил моё лицо обеими руками, а я снова перестала дышать.
Он помедлил в нерешительности — и для этого у него были свои причины.
Не так, как медлит мужчина, собирающийся поцеловать женщину, изучая её реакцию, пытаясь понять, как она это воспримет. Или продлевая мгновения предвкушения, иногда даже более чудесные, чем сам поцелуй.
Эдвард медлил, потому что изучал самого себя, пытаясь понять, насколько это безопасно, насколько он контролирует свои инстинкты.
А потом холодные мраморные губы очень нежно прижались к моим губам.
Но мы оба оказались не готовы к тому, как отреагирую я.
Кровь вскипела в моих жилах и обожгла губы. Я задохнулась, запуталась пальцами в его волосах, притягивая его к себе. Губы раскрылись сами собой, я вдохнула его пьянящий аромат.
И внезапно обнаружила, что прижимаюсь губами к безответному камню. Его руки мягко, но с силой, которой невозможно было сопротивляться, отодвинули моё лицо. Я открыла глаза — на его лице застыло настороженное выражение.
— Уух! — выдохнула я.
— И это ещё слабо сказано.
Его глаза бешено пылали, в неистовом стремлении обуздать себя он стиснул челюсти. Впрочем, все эти гримасы ни на секунду не исказили совершенство его черт. Он держал моё лицо всего в нескольких дюймах от своего, ослепляя меня.
— Должна ли я…? — я попыталась высвободиться, чтобы дать ему немного пространства.
Его руки не позволили мне сдвинуться ни на дюйм.
— Нет, это выносимо. Подожди минутку, пожалуйста, — произнёс он спокойно и вежливо.
Я не отрывала от него глаз, наблюдая, как тает и смягчается выражение возбуждения на его лице.
А потом он проказливо улыбнулся.
