— Так вы считаете, что всё бесполезно и можно опустить руки? — Девушка посмотрела на него с искренним разочарованием.
— Мишель, что ты… как ты могла такое подумать! — Маркус вскочил с кровати и зашагал по номеру. — Я о другом вообще! Когда понимаешь всю мощь пришельцев, единственное, что остаётся — не просто делать свою работу хорошо, а выходить на какой-то другой уровень, выкладываться на двести процентов. Вот тот случай с турелью дрона, помнишь? Когда она сломалась посреди боя. Мы же сделали всё хорошо. Прототип, полевые испытания, устранение недостатков, обычное дело. Вот только у нас нет такой роскоши, как право на недостатки и недоработки…
Какое-то время они молча потягивали пиво и смотрели друг на друга. Первым молчание нарушил немец:
— Вот так вот. Я решил, что должен делать больше, и не оставил себе ничего, кроме проекта. А дошло это до меня только здесь, в гостинице. Оказывается, я не отдыхал нормально почти девять лет. Чтобы вот так, на природе, без забот, с красивой девушкой рядом… — Маркус закашлялся. — Ладно, прошу прощения, натравил тут на вас своих тараканов. Меня вот привела в чувство рыбалка. Я в детстве любил у деда, на Мадейре, рыбачить. Вам, я так понял, отвлечься помогают книги? А что ещё может заставить бравую капитана Хенриксен быть… ну, вот такой, как сейчас?
— Для начала… — Канадка сделал из своей баночки длинный глоток, и с усмешкой поскребла круглый след от пули на плече. Лукаво посмотрела на Маркуса. — Можно обращаться друг к другу на «ты». Вот как пару минут назад. Это сближает.
— Ох… — Немец хлопнул себя по лбу. — Это я увлёкся, да ещё пиво…
— Два глотка, ага… — Девушка, прищурив один глаз, другим заглянула в банку, бросила её за кровать и нагнулась за следующей. — Но вставлять в английскую речь «du» было находчиво. И всё же для удобства предлагаю использовать «thou».
— А что это? — Осторожно уточнил Маркус, всё ещё немного ошарашенный своим проколом. Вот что бывает, когда слишком долго не отдыхаешь — стоит чуть-чуть расслабиться, и голова идёт кругом.
— «Thou» — это как раз английское «ты». — Хмыкнула капитан, вежливо не замечая его смятения. — Англичане слово уже забыли, а вот шотландцы пользуются. От Энн выучила — она, когда на меня злится, всегда так обращается. Ну что, за «thou»?
— За «thou»! — Они стукнулись банками, словно фужерами.
— Но всё же, ты не ответила. — Продолжил Маркус, «пробуя на вкус» новое обращение.
— Как заставить меня быть… такой? — Хенриксен вздохнула и вдруг сделалась серьёзной. — Дождаться, пока я выйду в отставку, наверное. И стану… Учительницей средней школы, например. Последние два года, благо, меня всеми силами пытались вытурить на почётную пенсию — из самых лучших побуждений.
— П… почему? Вам же нет тридцати? — Не понял Штреллер, от удивления сбившись на «вы».
— Объективно — состояние здоровья. — Девушка поморщилась. — После того ранения в грудь мне предлагали инвалидность, но я отбилась… Субъективно — многие люди, со мной близко познакомившиеся, начинают считать, что я не подхожу для военной службы, и лучше бы смотрелась на мирной профессии. Мой непосредственный командир в JTF — как раз из их числа. Что ж, может, они и правы, но я однажды выбрала для себя дорогу — и пройду её до конца. Мне с детства нравилось защищать людей, здесь я чувствую себя на своём месте… Может, слишком много читала Фенимора Купера в том возрасте, когда его ещё рано читать… И к тому же, я обещала папе, что вернусь генералом. — Она снова улыбнулась и мотнула головой, будто отгоняя мрачные мысли. Подмигнула, приложившись к баночке. — Впереди ещё долгий путь, а?
— Боюсь, что и вправду долгий. — Маркусу стало жаль её — хрупкую, тоненькую, исполосованную шрамами, метками пройденных сражений. Про такие говорят, что они украшают воина, но видеть их на теле Мишель ему было почти больно. Одна только простреленная ключица чего стоит, а ведь есть еще впечатляющий шрам на животе, длинный шрам на бедре… До Штреллера внезапно дошло, что он уже пару минут молча пялится на, чего греха таить, чертовски длинные и стройные ноги своей собеседницы.
— Кхм, так о чем это мы? Ах да, жизнь после отставки… — Маркус пытался побороть смущение, но отрешённая улыбка то и дела прорывалась сквозь его обычную строгость. Видимо, алкоголь в пиве таки был, и довольно серьёзного градуса. — Мне кажется, ты стала бы отличной учительницей, любимицей детей. А вот я пока даже не думал, чем займусь после. Полковник Вермеер намекал, что видит меня своим преемником через несколько лет. Отец будет рад, хоть и переживает, что не дослужился я до полковника по семейной традиции.
— А ты сам мечтаешь об этом? — Мишель, казалось, уже знала ответ.
— Об этом — вряд ли. То есть, так оно, скорее всего, и будет, такие возможности нельзя упускать. Но… Иногда я хочу стать… только не смейся… поваром. — Недоверчивый смешок девушка всё же не сдержала, и немец вскинул ладонь. — Нет, конечно, не обычным поваром, а шефом в приличном ресторане, ещё и своём, в идеале. Осесть где-нибудь, и просто радовать людей своими экспериментами. Пару лет назад я даже в кулинарном шоу хотел участие принять, австралийском кстати. Но тогда не нашлось человека, который бы захотел стать моим напарников в этом безумном предприятии. Как-то вот так.
— Хехе… Да… — Капитан залпом добила банку, в которой оставалось никак не меньше трети, и тонко ухнула, зажмурившись. Откинулась назад, подсунув под спину подушку, широко улыбнулась. — Etter min mening, plasseringen av kokken — dette er hvor det beste stedet Е pensjonere seg, heller enn lenestol sjef militФrorganisasjon.
— Э… Что? — Маркус чуть не подавился. Только теперь он обратил внимание, как быстро усиливался румянец на щеках девушки. Сейчас они просто горели.
— Jeg sier — ting som en god kokk kan gi videre til sine barn de beste tingene som kan gi videre til sin sjef PMC. — Канадка покачала головой, её улыбка сделалась мягче. — De er mer god.
— Понятно. — На всякий случай кивнул немец.
— Vel, noe jeg er vanskelig… — Девушка устроилась на подушке поудобней, снова подмигнула. — Hvis du vil — prate mer, men jeg sannsynligvis fЕr kjedelig samtalepartner…
Инженер ответил не сразу. Хенриксен, внезапно заговорившая на каком-то скандинавском наречии, его немного шокировала. Язык, похоже, к немецкому был близок и, как понял Штреллер, девушка одобряла его желание стать поваром, и желала ему хороших потомков, кажется…
— Мишель, не знаю как ты, а я очень рад, что сегодня зашел на огонёк. — Маркус пересел на кровать к канадке, чуствуя, как сильно колотится сердце. — Это мой самый приятный вечер за долгое, долгое время. Спасибо тебе огромное за него. Я пойду, наверное… Скоро Энн вернётся… — Маркусу почувствовал себя неучем у доски. Шумно выдохнув, он рывком наклонился к девушке, поцеловал её в щёку, и тут же поднялся с постели:
— Gute Nacht, mein Schatz.
— Og du-u-u goodnight!.. — С зевком напутствовала спешно ретирующегося инженера Хенриксен. Хорошо хоть заключительные два слова звучали вполне понятно…
Когда уже глубокой ночью в номер вернулась МакГрин — уставшая, красноглазая, крепко пахнущая коньяком и виски (чтобы забить запах табака), но совершенно трезвая — Мишель уже спала. Вернее — сладко сопела, свесившись с кровати вниз головой и крепко обнимая подушку. В процессе принятия столь оригинальной позы она, видимо, так вертелась, что почти выползла из незастёгнутых шортиков, и если б они не застряли на коленях — могла бы выползти целиком…
Рыжая канадка хмыкнула, плотно закрыла за собой дверь и подошла к напарнице. Склонившись над ней, взяла подушку за угол двумя пальцами, легонько потянула — Мишель испуганно всхлипнула, сдвинула брови и обняла «трофей» крепче, будто боялась его потерять. Энн покачала головой, уложила подругу удобней, сняла с неё очки и накинула ей на ноги покрывало. Аккуратно собрала разбросанные банки от пива в мусорную корзину. Сбросила рубашку, стянула с головы наглазную повязку, присела на свою постель и уставилась на посапывающую Хенриксен. Вздохнула — при этом, однако, улыбаясь. Иногда ей так непросто было ощущать себя младшей…
* * *
Дни отдыха пролетели незаметно. Тридцать первого марта оперативников разбудил гул лопастей — на автостоянку за корпусом гостиницы опускался вертолёт австралийских ВВС. Прибывший на нём офицер велел пилоту глушить двигатель и посоветовал сбежавшимся на стоянку бойцам собираться спокойно, никуда не спеша. Через полчаса все были готовы. Последними на борт поднялись командиры — Мишель и Маркус. В дверях холла капитан как бы невзначай ткнула немца локтем в бок и, хитро подмигнув, сунула ему что-то в ладонь. Шепнула:
— На память об отпуске. А то вы, парни, даже ни разу не сфотографировались…
«Чем-то» оказалась маленькая фотокарточка, сделанная найденным в отеле «полароидом», и запечатлевшая Хенриксен на пляже, в казённом тёмно-синем купальнике. Снимала, по всей видимости, Энн. Хмыкнув, Штреллер спрятал снимок в нагрудный карман. Винтокрылая машина прянула ввысь, как только за немцем захлопнулся люк.
