— Но ты этого не сделала. Потому что любишь свой журнал. Любовь — это ведь во всяком деле главное, правда?
— Не знаю, — отвечает она. — Честно, просто не знаю.
Десерт
Четверть десятого. Мы с Иззи давно покончили с ужином, поговорили о работе, о квартире, о выплате ссуды, о друзьях — о чем угодно, только не о нас самих.
— Не хотите ли заказать десерт? — спрашивает официантка.
Иззи качает головой.
— Мне не надо. А тебе, Дейв?
— Мне тоже, — отвечаю я.
— Кофе желаете? — не отстает официантка.
Мы оба отказываемся.
— Посчитайте, пожалуйста, — просит Иззи.
— Я заплачу, — говорю я, когда официантка отходит.
— Не надо, — отвечает Иззи. — В следующий раз заплатишь.
Официантка возвращается со счетом, и Иззи платит по своей кредитной карточке. Мы молча одеваемся и выходим на многолюдную, ярко освещенную Вардур-стрит. Вот и все, понимаю я. Еще несколько секунд — и разойдемся.
— Так и не поговорили, — замечаю я. — По крайней мере, о том, о чем собирались.
— Верно, — вздыхает она. — Не поговорили.
— Ну, может, в следующий раз?
— Может быть.
Она целует меня в губы, и я отвечаю на поцелуй.
— Я люблю тебя, — говорит она.
— И я тебя люблю.
И с этими словами мы поворачиваемся и уходим — каждый в свою сторону.
Лучше
Неделя вторая: четверг, вечер, «У Кеттнера» на Ромилли-стрит
Закуска
Я прихожу в половине восьмого. Иззи уже сидит за столиком: она привстает, чтобы меня поцеловать, затем мы оба садимся.
— Как живешь? — спрашивает Иззи. — Как твоя встреча с Ником Рэндаллом?
— Очень хорошо. Похоже, скоро мы с тобой снова будем работать в одном здании. С самого закрытия «Громкого звука» он пробивал новый журнал, и теперь, кажется, делу наконец-то дали ход. Первый номер выйдет месяца через два.
— О чем журнал-то?
— Угадай.
— Музыкальный?
— Нет, не музыкальный.
— Надеюсь, не подростковый? — смеется она.
— Нет.
— Неужели женский? — Она улыбается. — Не переживу, если собственный муж станет мне соперником.
— Вот и не угадала! — смеюсь я. — Мужской журнал, вроде «Джентльмена» или «Эсквайра». Несколько сот глянцевых страниц, интервью с моделями, кинозвездами, статьи об экстремальном спорте вперемешку с рекламой дорогих спортивных машин, средств для бритья и всяких-разных механических штучек.
— Фантастика! — восклицает Иззи. — У нас давно ходили слухи, что «БДП» хочет выйти на рынок мужских журналов, но как-то никто к этому не относился всерьез. Здорово! И что же ты будешь делать?
— Главным редактором станет Ник, а на место выпускающего редактора взяли какого-то парня, который раньше работал в мужских журналах и знает, как это делается. Так вот, мне предлагают место его заместителя. Оплата очень приличная, а «испытательный срок» для журнала — по крайней мере двенадцать месяцев.
— И как будет называться?
— «Высший класс».
— Дейв Хардинг, заместитель редактора журнала «Высший класс», — произносит Иззи нараспев. — Значит, с «разбитыми сердцами» покончено?
— Дженни умоляет меня оставить колонку за собой. Я поговорил на эту тему с Ником — он говорит, что препятствий не видит.
— Не хочешь бросать бедных девочек без помощи и совета?
— Я всегда был истинным рыцарем, — отвечаю я.
Горячее блюдо
Четверть девятого. Я собираюсь с силами, чтобы заговорить наконец о том, что вертится у меня на языке с самого начала ужина.
— Мне кажется, пора поговорить о Николе, — выдавливаю я из себя наконец.
— Верно, — отвечает Иззи. — С чего начнем?
— Не знаю. Как ты к ней относишься?
— Наверно, это прозвучит ужасно, но я хочу быть совершенно честна с тобой. Я хотела бы, чтобы ее не было на свете. Или чтобы ты никогда с ней не встретился. Чтобы у нас все шло как раньше.
— Это невозможно.
— Знаю. Но мне ведь от этого не легче, правда?
— Наверное, не легче, — отвечаю я.
— Знаешь, что самое странное? Если бы я с самого начала знала, что у тебя есть Никола — если бы ты сам об этом знал и сразу мне рассказал, — меня бы это не задело. Вообще. Что здесь такого? Мало ли людей женятся, когда у них уже есть дети?
— В чем же разница?
— Трудно объяснить. Дело и в том, что все это так неожиданно на меня свалилось, и в том, что ты мне врал. Но прежде всего, наверно, в выкидыше. Я так хотела подарить тебе сына или дочь — но у меня ничего не вышло. А теперь у тебя есть чудная дочка, только не от меня, а от другой женщины. И это очень больно.
Десерт
— Расскажи мне о Николе, — просит Иззи. — Расскажи, что ты к ней чувствуешь.
Половина десятого; мы едва притронулись к еде.
— Она чудесная, — отвечаю я. — Когда я думаю о ней, то не могу рассуждать обо всяких «если бы да кабы» — могу думать только о том, что есть. Что было бы, если бы Николы не было на свете? Не знаю. Она есть. Что было бы, если бы я никогда ее не встретил? Не знаю. Мы встретились. Я не могу изменить то, что случилось четырнадцать лет назад. Наверное, в совершенном мире вся эта история выглядела бы совсем по-другому. Но мы ведь не в совершенном мире живем.
— Кому ты об этом говоришь? — горько усмехается Иззи. — Я просыпаюсь утром — а тебя нет. Прихожу домой — в пустую квартиру, где нет тебя. Сижу одна в доме, который мы обустраивали и украшали вдвоем, и страшно, невыносимо тоскую оттого, что тебя нет рядом. Некому обнять меня, приласкать, сказать, что все будет хорошо. Я помню, что ты ушел из-за Николы, и это больно, ужасно больно, потому что — хоть я и знаю, что это не так, — не могу отделаться от ощущения, что я заставила тебя выбирать между нами, и ты выбрал ее.
— Иззи, это не так. Как я могу выбирать между вами? Она — часть меня, и ты тоже. Это все равно как… ну, не знаю… как выбирать между сердцем и легкими.
— Знаю, — отвечает она. — Но ты для меня — и сердце, и легкие. Ты для меня все. И мне больно оттого, что раньше и я была для тебя всем на свете.
— Десерта не желаете? — спрашивает официантка, подойдя к нашему столику.
— Мне не надо, спасибо, — отвечаю я. — А тебе, Иззи?
— Спасибо, не стоит.
— Счет, пожалуйста, — говорю я.
Иззи встает и надевает плащ.
— Если подождешь секундочку, — говорю я, — я оплачу счет, и мы пойдем вместе.
— Не надо.
— Почему?
— Слишком тяжело с тобой прощаться, — отвечает она и, резко повернувшись, выходит из ресторана.
