дальний конец кладбища, туда, где раньше была церковь. Черный мраморный крест был виден даже в темноте.
— Это где-то здесь, — шепнула я.
— Где-то… — передразнил Пашка.
— Завязывай дергаться, — осадила я. — Тебе еще трудиться всю ночь.
Я включила свой мобильный, боясь в темноте свернуть шею.
— А вдруг здесь кто-то есть? — спросил Пашка, оглядываясь.
— Ага. Покойники.
— Покойники ментам не настучат. Может, сторож или бомжи…
— Сторожа нет. И бомжи отсюда смылись. Здесь аура никудышная.
— Чего?
— Посвети сюда…
Наконец я нашла нужную могилу. За свежевыкрашенной оградой рядом с тремя памятниками возвышался холмик земли, дощечка с номером, фамилией и датой смерти: одиннадцатое сентября.
— Повезло, — сказала я.
— Кому? Мужику этому?
— Нам. Повезло, что памятник еще не поставили, не придется с ним возиться. Люди ждали весны…
— И чего теперь?
— Теперь копай, — пожала я плечами.
Пашка с минуту постоял пнем, потом сбросил рубаху, прислонил лом к ограде и вооружился лопатой.
— А ты что будешь делать? — спросил ворчливо.
— Как договорились, стоять на шухере.
— Смотри в оба! Не хватает еще, чтобы нас тут застукали…
Некоторое время он трудился молча, но, видно, долго держать рот закрытым было выше его сил.
— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь… — пробубнил он. — И этот мужик стоит двух тысяч баксов…
— Я тоже надеюсь.
— Если это дурацкая шутка, я тебя убью.
— Ага.
— Ты можешь мне помочь. Получилось бы быстрее…
— Умный, да? Я плачу тебе деньги. К тому же у меня своя работа.
— Какая?
— Смотреть по сторонам.
Он еще немного побубнил, но вскоре выдохся и всецело сосредоточился на работе.
Я не позволяла себе расслабляться, хотя и делала вид, что изнываю от тоски, но Пашка не обращал на меня внимания. Надо сказать, работал он сноровисто — то ли мысль о деньгах придавала ему силы, то ли торопился покинуть кладбище. Одно несомненно: он вполне мог претендовать на звание лучшего могилокопателя. Его макушка уже давно сровнялась с землей, когда раздался характерный звук, Пашка слабо охнул и позвал меня:
— Светка…
Я перебралась к нему поближе и присела на корточки.
— Это крышка гроба, — сообщил он, глядя на меня с такой обидой, точно был твердо уверен: вот сейчас я заявлю, что пошутила и могилу разрывать было ни к чему.
— Надо ее поднять, — кивнула я и подала ему лом.
— Ну уж нет, — разозлился он, но так как я молчала и продолжала сидеть на краю могилы, он чертыхнулся и стал орудовать ломом. Надо отдать ему должное, он и здесь трудился почти как профессионал. — Дай руку, — вновь позвал он.
— Ты же ее не открыл.
— Открою сверху. Не хочу я быть рядом… с этим…
Я протянула ему руку, он выбрался из ямы и ломом поддел крышку гроба. Она приподнялась, а затем встала перпендикулярно к гробу.
Не знаю, чего я ожидала… То есть на что-то, безусловно, надеялась, иначе бы не затеяла все это. Я бы, к примеру, не удивилась, не окажись здесь покойника вообще. Но то, что мы увидели, все-таки потрясло. В предутреннем сумраке труп был хорошо виден. Он был обезглавлен, голова находилась тут же, под сложенными руками, точно покойный не знал, на что опереться, и решил, что собственная голова самая подходящая вещь для этого.
Пашка издал какой-то странный звук и рванул бы отсюда, не успей я схватить его за руку. Перспектива самой махать лопатой мне не улыбалась.
— Спокойно, — ласково сказала я. — Он не кусается. Честно.
— Это что такое? — вытаращил он глаза.
— Доказательство моей правоты, естественно.
— Сатанинский обряд?
— Ага.
— Будешь вызывать милицию?
— Думаю, это неразумно. Ты, кстати, не расслабляйся, тебе его еще закапывать.
Я достала фотоаппарат и сделала несколько снимков.
— Закрывай, а то у меня от его вида тошнота наворачивается, — сказала я.
Пашка охотно мое пожелание выполнил, но лопату в руки брать не торопился.
— Зачем его закапывать?
— Затем, что гроб в таком виде, безусловно, привлечет внимание.
— Но ты ведь этого и хотела?
— Чего я хотела, я тебе потом скажу. Ты давай работай, время не ждет.
Лопату он все-таки взял и стал заваливать гроб землей.
— Ты очень странная девушка, — вынес он вердикт.
— Я мудрая. Если мы сейчас позвоним ментам, нам…
— Тебе.
— Хорошо, мне предстоит отвечать на очень неприятные вопросы и нести ответственность за содеянное. На такие вещи, по-научному то, что мы сейчас провернули, эксгумацией называется, нужна санкция. У тебя она есть? Нет. И у меня тоже. О том, что здесь творится, мне рассказал бомж, и для прокурора это не аргумент. Так что в лучшем случае я схлопочу по шее, а в худшем скажут, что голову мы ему сами оттяпали. За осквернение трупа срок еще накинут.
— Какому придурку понадобилось отрубать у жмурика голову? — покачал головой Пашка. — Хотя ее не отрубили, а скорее отделили от тела чем-то очень острым. Возможно, мачете или саблей.
— Ты так думаешь? — заинтересовалась я.
— Если бы орудовали топором, такого аккуратного среза не получилось бы.
— Потрясена твоими познаниями.
— Не одна ты у нас умная.
Пашка вновь сосредоточился на работе, а я поглядывала по сторонам с возросшим беспокойством. Итак, бомж не соврал, кто-то действительно развлекается здесь со свежими трупами. Что ж за ритуал-то такой? Надеюсь, наш губернатор не лишится головы в ближайшее время. Я вспомнила Берлиоза и незабвенную Аннушку с пролитым маслом и невольно поежилась. Вдруг во всей этой чертовщине что-то есть? Ведь увидела же я Светку в стекле гостиничной двери. Мало того, по сути, именно она указала мне на Верхнее кладбище. Да, дела… Если я сохраню здравомыслие до конца своего расследования, сие явится для меня приятным сюрпризом.
— Все, — сказал Пашка, оглядывая холмик.
— Хорошо бы дождя, — вслух подумала я.
— Надеюсь, родственники не решат навестить усопшего уже на днях, — поддакнул Пашка. — Если всерьез забеспокоятся и разроют могилу… Вот это шум будет в городе!
— Шум все равно будет, — утешила я. — Но желательно не сразу. Надеюсь, что нам повезет, как и тем психам, которые тут потрудились.
— А им повезло?
— Ну, если родственники на их бурную деятельность внимания не обратили, выходит, что повезло.
— Они наверняка его отрыли через несколько дней после похорон. Земля еще рыхлая. А сейчас здорово заметно. — Пашка подхватил лом и лопату и зашагал к сторожке. — Идем. Дрожь берет от этого места.
Лопату и лом он спрятал за сторожкой, тщательно вытерев их тряпкой, которая валялась тут же и которую он наверняка принес с собой. Затем устроился на разбитом памятнике и сказал:
— Объясни, на кой черт тебе все это?
Я взглянула на него, прикидывая,
