Плечи девушки дёрнулись, как от удара, и она резко опустила руку, поворачивая к отцу залитое слезами лицо. Посмотрела ему в глаза полным горькой укоризны взглядом и, отвернувшись, побрела к своему креслу.
Экард тихо скрипнул зубами и, подхватив донну под локоть, подтолкнул в сторону занавешенного прохода.
— Вторая комната справа, — угрюмо буркнул он, и нехотя добавил, — ужин принесу через четверть часа.
Вряд ли кто-то, впервые увидев эту каморку, решится назвать её спальней, да и вообще комнатой, хмуро усмехнулась донна, оглядев тесноватую пещерку, где стояли лишь высокая кровать, узкий столик да вытертый до тёмного блеска чурбак, явно служивший магу стулом. Наверняка Экард отдал незваной гостье свое место, сообразила девушка, обнаружив висящую в углу одежду, а на полке какие-то книги и писчие принадлежности.
Ничего трогать Лиарена не решилась, помня, как ревниво он относится к своей собственности. Устроилась на краешке кровати и попыталась представить себе, как и чем он живёт в этом неуютном, холодном доме, и откуда берет деньги на существование.
Картинка получалась удручающая. В этих местах из-за близости холодного моря и частых штормов селятся только рыбаки, да и те предпочитают на зиму бросать свои неказистые хижины и перебираться западнее, в защищённые невысокими горами плодородные долины, принадлежащие восточным доринтам.
И значит, магу негде не только заработать на жизнь, но и просто купить себе хлеба и соли. Если только он не может ходить по своему желанию в лавки или харчевни. Но если бы мог, тут же осознала донна, то уже отправил бы невесть откуда взявшуюся дочь куда подальше, а не отдавал ей свою постель и не собирался кормить ужином.
Стало быть, огорчённо вздохнула Лиарена, придётся ей сидеть тут целые сутки, раньше не стоит и пытаться уходить, эти места намного дальше от замка, чем заречные поместья и даже Лодер. Не зря ведь Ильтар предупреждал об возможности оказаться в незнакомом месте.
Конечно… сутки не так уж много, но только когда не тянет душу невольная вина перед Кариком, которого она видит все реже, да не ноет сердце при воспоминании о прощальном взгляде Тайдира.
Мысли донны невольно свернули на дорина, потом на дерзкие слова Ниверта, и Лиарена вздохнула еще тяжелей. Хоть и не положено домочадцам дорина так нахально высказывать свои домыслы и притязания знатным доннам, а тем более названным матерям наследников, и нужно было оборвать его еще резче и ничего не пояснять. Но она почему-то не жалеет о словах, сорвавшихся в пылу оскорбления на несправедливые обвинения. Как ни странно, но после этого Лиарене стало легче, и теперь она сама понимала, почему ее так обижают не терпящие возражения команды Тайдира.
В доме приёмных родителей донна привыкла видеть совсем другие отношения и именно такой, без свирепого рыка и команд, без взаимных обид и недомолвок хотела бы видеть и собственную семейную жизнь. Если та, конечно, когда-нибудь у неё будет…
И ведь никто и никогда не решился бы назвать дорина Симорна подкаблучником или слабовольным размазней. Наоборот, каждый посмеялся бы над простаком, который так определил отношение дорина к его семье и, в первую очередь, к жене. Хотя приёмный отец Лиарены даже в шутку никогда не позволил себе прикрикнуть на свою обожаемую Майрену, все его пожелания и заведённые им правила всегда выполнялись немедленно и беспрекословно.
Сбитая из грубоотесанных плах дверь распахнулась бесшумно и возникший на пороге хозяин этого непритязательного жилища на несколько секунд замер в проёме, изучающе рассматривая витавшую где-то мыслями донну, затем быстро вошёл в комнату и поставил на столик миску с каким-то варевом и кувшинчик с водой.
— Ешь и ложись спать. Умывальня рядом, по коридору слева. Утром поговорим.
И так же стремительно покинул спальню, небрежно захлопнув за собой дверь.
Несколько минут донна сидела, глотая жгучие слезы, и в ее душе крепло желание отказаться и от самого Экарда, и от этой еды. Но вовремя вспомнились слова магистра о необходимости хорошо поесть, чтобы магия восстановилась быстрее, и кое-как взяв себя в руки, девушка подвинула миску поближе.
Сначала еда показалось ей обычной разваристой кашей из зерна грубого помола, какую частенько варят селяне. Такая хороша и в горячем виде, с маслом или мясом, и в холодном, залитая молоком либо вареньем. Однако ни мяса, ни молока не было видно, и донна огорчённо покосилась на прикрытую дверь, все-таки он очень плохо питается, значит, не имеет ни денежных заказчиков, ни постоянного заработка. И вдруг в ее душе вспыхнуло странное, неожиданное даже для самой Лиарены чувство, невероятная смесь сострадания, гордости и уважения к этому мужественному человеку, сумевшему через столько лет пронести верность и любовь к ее матери.
Другие мужчины давно забыли бы и погибшую жену, и ее имя, и давно черпали полными ложками счастье с новой спутницей жизни, множили состояние и воспитывали детей. А он живёт в глуши, в неуютном, нищем доме и как единственную ценность хранит портрет любимой.
Донна зачерпнула кашу ложкой, проглотила немного, и, засомневавшись, присмотрелась к ней внимательнее. И только теперь сообразила, как ошиблась.
Перед ней стояла полная миска драгоценной икры северной белорыбицы, пробирающейся на нерест по каменистым речушкам в дальнюю часть проклятого болота.
Наверное, он собрал её на продажу и, не найдя ничего другого, принёс неожиданно навязавшейся дочке, сообразила Лиарена и немедленно отложила ложку. Если сейчас она съест на несколько золотых икры, отцу после не на что будет купить хлеба. Ведь не нашлось же у него даже кусочка?
Конечно… можно бы попытаться всучить ему денег, но Лиарена почему-то была уверена, что мага такое предложение скорее разозлит, чем обрадует. Не похож он на тех людей, которые готовы принимать помощь, даже если она идёт от чистого сердца. И значит сейчас лучше отказаться от его угощения, а после попросить совета у батюшки.
Девушка решительно встала с места, взяла миску и отправилась искать Экарда.
Маг нашёлся в той же комнате, куда притащил Лиарену, стоял под портретом жены и что-то шептал, прижавшись лбом к стене, и донна поторопилась потихоньку сбежать, оставив на столе злополучную миску.
— Пора вставать.
Почти незнакомый голос был сух и устал, и донна, не успев еще до конца проснуться, уже понимала, насколько не в духе хозяин этого неприютного жилища. Хотя постелью из отлично выделанных меховых шкур не побрезговал бы ни один из доринов.
И хотя вылезать из-под этого меха в прохладу и сумрак пещеры донне не хотелось почти до отвращения, она все же поспешила встать и застелить за собой одеяла. Потом кое-как оправила причёску и подол платья и решительно распахнула дверь в узкий проход, который по привычке называла коридором, хотя он мало походил на светлые и широкие проходы в доме дорина.
