После того как она несколько раз вскрикнула, испытав небольшие изысканно-совершенные оргазмы, Кит снова вошел в нее. Она подняла бедра навстречу ему. Они двигались в унисон, соединенные не только физически, но каждой крупицей своего существа.
— Я так люблю тебя, что мне больно, — прошептал Кит.
— Я тоже, — так же шепотом отозвалась она, испытывая гордость, смешанную с чувством вины из-за близости с человеком, которого обожала больше всего на свете.
Они долго занимались любовью. На это время Валентина включила автоответчик, принимавший адресованные ей звонки. Ей нужно было уйти в театр в шесть часов, поэтому около пяти они послали в китайский ресторан за обедом. Накинув халат, она подошла к двери и вернулась с благоухающими картонными коробками. Обнаженные они устроили пикник в постели, с жадностью поедая пекинскую утку, рулет из креветок и блюдо из морских продуктов с жареным рисом.
— Мне нужно позвонить секретарю, — сказал Кит, когда они заканчивали есть. Она кивнула, и он набрал номер и внимательно выслушал передаваемые ему сообщения. Несколько раз он записывал телефонные номера. Вдруг выражение его лица изменилось.
— Когда? Когда она звонила? — резко спросил он. — Какой врач? Вы уверены, что она именно так сказала? — Затем: — Спасибо. — Он повесил трубку и посмотрел на Валентину, выражение его лица стало напряженным.
— В чем дело? — тихо спросила Валентина, хотя, конечно, она уже все поняла.
— Это Синтия. Очевидно, у нее был маленький секрет от меня — ей необходима еще одна операция. Врач внесла изменения в свое расписание операций и хочет взять поскорее Синтию. Она не застала ее и позвонила мне. Ей нужно лечь в больницу завтра утром на предварительные обследования.
Кит встал с постели и взял свою одежду, которую сбросил на пол, когда они страстно предавались любви.
— Я должен вернуться в Коннектикут и быть с ней, Вэл. При мысли о врачах и уколах у нее начинается истерика, она не очень хороший пациент.
— Конечно, ты должен, — безжизненно сказала она.
В этот вечер Валентина исполняла свою роль, будто окутанная туманом боли. Какой же дурой она была, какой томящейся от любви идиоткой. Женатые мужчины никогда не оставляют своих жен. Связь с женами слишком сильна. Когда же она «проснется и почувствует запах кофе»?
— Что-то случилось? — спросил Бен Пэрис, когда они ждали за кулисами начала знаменитой сцены-«мечты» из второго акта, получившей такие восторженные рецензии у издателей и ставшей предметом множества споров во всех беседах со знаменитостями. Это был исключительно сложный и рискованный, но эффектный номер.
— Нет, — с раздражением ответила она.
— Вэл, мы танцуем вместе каждый вечер почти целый год. Я знаю тебя, детка, лучше, чем ты сама себя знаешь. Тебя гложет какой-то огромный червь. Ты прилагаешь фантастические усилия, чтобы скрыть его, но я знаю — он здесь. Хочешь поговорить об этом?
— Нет, — сказала она, когда зазвучала их музыкальная тема.
Позже, после представления, когда Валентина вышла из своей уборной, Бен Пэрис ждал ее в коридоре. В руках он бережно держал огромный букет, по крайней мере, из пяти дюжин темно-красных роз. Его темные волосы, все еще влажные после душа, были гладко зачесаны, в ярко-голубых глазах зажегся какой-то новый свет. В мочке одного уха поблескивал бриллиант.
— Привет, — мягко сказал он.
Валентина с удивлением смотрела на него. За последние месяцы она привыкла к его изумительной красоте и большей частью перестала замечать ее. Но сегодня его вид потряс ее с новой силой. Он был великолепен.
— Вот цветы, я всегда хотел подарить их тебе, — сказал он, вкладывая ей в руки букет.
— Бен, нет… — слабо запротестовала она.
— Просто позволь мне попытаться любить тебя, Вэл. Клянусь, я не причиню тебе вреда. Я и вполовину не так плох, как пишет обо мне пресса.
ГЛАВА 20
Милан, Италия. 1989Чувственные бразильские напевы плыли с помоста, смешиваясь с пронзительными криками манекенщиц, потерявших серьги или порвавших подолы.
В то время как костюмеры поспешно облачали восемнадцать манекенщиц в осеннюю коллекцию Джанни Версаче, застегивая им молнии, пуговицы и ремни, сам модельер прохаживался вокруг, одергивая подолы и капризно меняя аксессуары. За кулисами во время показа моделей всегда царит неразбериха.
Обнаженная до пояса Мария Кристина нагнулась к зеркалу, а в это время дамский мастер высшего разряда поспешно поправлял ей прическу. За спиной парикмахера приставленная к ней костюмерша ждала, чтобы облачить ее в длинное подвенечное платье, которое она продемонстрирует в финале через пятнадцать минут.
— Ты, кажется, становишься слишком худой, — заметила костюмерша, окидывая профессиональным взглядом тонкую фигуру манекенщицы.
— Нет, вовсе нет, — с раздражением бросила Мария.
Она понимала, что с ней происходит что-то неладное. Ее желудок будто завязался узлом и сжался от напряжения. Каждый раз, когда кто-то кричал, она вздрагивала и часто испытывала головные боли, чего раньше с ней никогда не было.
Уже шесть месяцев у нее не было заданий, и все ее тело жаждало облегчения от невероятного напряжения, снять которое могли только они. Она оскорбленно смотрела на свое отражение, затем внезапно вскочила с табурета и, несмотря на протесты костюмерши, бросилась в коридор.
Нагнувшись над настенным телефоном, она набрала сначала код страны, затем номер своего связного.
Когда он ответил, она произнесла всего четыре слова:
— Мне нужно еще одно.
Лос-Анджелес. 1989Ярко-багровое небо раскинулось аркой над идущей на север от Голливуда скоростной автострадой. Утреннее солнце лило свои лучи на ветровое стекло красного BMW Валентины.
Она подъехала к воротам студии «Континенталь» и помахала рукой дежурившему сегодня охраннику Скотти. Дорога все еще блестела после утренней поливки, в кадках распустились тропические цветы.
Валентина проехала мимо павильонов звукозаписи 18 и 22 и погрузилась в лабиринт проездов и стоянок, предназначенных для более чем пятитысячного штата, работающего в комплексе. Перед ней прошли две чернокожие женщины, разодетые как проститутки в платья из синтетической эластичной ткани, в кожаных сапожках на четырехдюймовых каблуках. Они пили пепси и смеялись.
Налево от здания, где размещались административные службы, известное как Красная башня, отражались лучи утреннего солнца. Направо стояли огромные, похожие на ангары, здания — звуковые и киносъемочные павильоны. В данный момент здесь одновременно снималось более шести представлений для телевидения и три художественных фильма, включая «Балалайку», съемки которого Киту удалось организовать после годичных переговоров с руководителями студии.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
