провести параллель между поступками других людей и тобой. Например, если завтра я совершу нечто, ты станешь винить себя?
– Но это же другое.
– А ты уверена в этом, Лора? Настолько ли это другое. Дочь ты или просто знакомая, мыслишь ты иначе, ты другая личность. Связывающая ДНК лишь родство, а не обязательство.
Конечно, я понимала ее, и понимала прошлого врача Римму, но как мне это принять?
– Хорошо, давай так. Вернемся в твои четырнадцать лет или тринадцать. Ты узнала, что творится, твои действия?
Я прямо поперхнулась от ее слов.
– Ну, я думаю, что сказала бы им что-то. Это сложно представить.
– Почему? Ничего сложного? Ты сейчас разумно мыслишь, по-твоему, а в том возрасте у тебя мудрости было гораздо меньше. Только понятия «хорошо» и «плохо». Итак дальше. Попробуй спроецировать ответ родителей.
– Думаю, что… я не уверена, но думаю мама бы накричала. И…
Я знала точно, что она бы заперла меня в доме и я бы никогда больше не увидела света белого. Сейчас я в красках могу представить вероятные события.
– Ты бы стала угрожать, что расскажешь кому-то?
– Скорее всего. Потому что взрослые…
– Взрослые не так часто слушают своих детей?
– Да, – ответила ей тихо.
– И? Что дальше?
Мне стало казаться что сжимается комната, что я теряюсь в пространстве, а она все настаивала и настаивала на ответах.
– Давай, Лора. Что сделала бы твоя мама?
– Она… Она…
– Подумай.
– Она бы закрыла меня. Наверное, в лечебнице какой-нибудь.
– А теперь подумай снова, есть ли твоя вина в случившемся? Это все гипотезы. И ты все равно не узнала ни о чем, но даже правда не помогла. Так могла ли девочка четырнадцати или меньше лет остановить двух взрослых людей?
– Я понимаю, о чем, вы, но это внутри меня сидит. Я не могу принять все это. Я не могу принять что я жива, а они нет.
– Если бы ты умерла месяц назад, это искупило бы твою вину, как считаешь? Зверство, которое с тобой произошло, оно бы облегчило твой разум перед смертью?
– Я… я не знаю. Это слишком прямые вопросы, я ведь…
– Ты не была готова на все пойти, только бы оправдаться в своих же глазах за жизнь перед теми девушками?
– Не только в своих глазах.
– Вернула бы твоя смерть к жизни тех девушек, Лора?
– Конечно нет.
– А жизнь другого человека? Например, если бы у тебя была сестра? И вообще, отбирая жизнь или лишая ее себя, облегчит ли это боль тех, кто потерял своих дочерей?
– Нет, но я думаю, что они желали бы этого мне.
– Так вот в чем дело? Ты хочешь заслужить прощение? Тебе нужно одобрение? Его не будет Лора. Думаешь, нормальная мать, пережившая потерю дочери, станет желать подобное той, что просто оказалась ребенком убийц?
– Но это клеймо.
– О котором знаешь только ты. Ты хочешь пойти к тем матерям и сказать, что ты дочь тех, кто убил их девочек?
– Я… нет, я не смогу этого сделать.
– Тогда перестань зарываться. Уничтожая себя, ты никому ничего не докажешь. Ты не сделаешь благое дело, ты просто умрешь и все. Никто не пострадает, но никто и не выиграет.
Ее слова попадали в цель и делали больно физически. Мои эмоции надежно упакованные вдруг стали просачиваться.
– На сегодня все, Лора. Попробуй сегодня погулять у воды и обо всем подумать. Но не поверхностно, а постарайся копнуть глубоко в свои мысли. Проведи анализ.
Я так и сделала. Вечером мы с Зоей Романовной поехали прогуляться в парке, посидели в кафе, а после пошли на набережную реки Темза.
– Ты сегодня слишком молчалива, – купив мороженого заговорила женщина.
– Слишком многое нужно понять и принять, а я не знаю как.
– Не можешь смириться с тем, что ты не Бог?
– Я… я не думала так.
– Но иначе я не знаю, кто бы мог остановить их. Уж явно не маленькая дочь. Это был их выбор, потому что эти люди слишком черные изнутри. Прогнившие. Ты же… ты светлая девочка и больше всего мне больно из-за того, что я больше не вижу тебя.
– Потому что…
– Да нет никаких «потому, что». Ты сама решила так. Как и они. Мы принимаем решения, Лора. Мы.
Я промолчала, решив, что она права. Мы остановились, рассматривая темную гладь воды, поблескивающую в сумерках отражая линию ярких фонарей.
– Что, если я никогда не стану нормальной?
– А кто нормальные по-твоему? Я таких не встречала.
– Вы знаете о чем я говорю.
– Ты перестала улыбаться и только. Не думай о том, что потеряла. Думай о том, что у тебя есть.
– А что у меня есть?
– Многое. Смотря что, ты считаешь ценным для себя, девочка. Любовь. Дружба. Забота. Защита. Верность. Выбирай.
Устало выдыхаю и опускаю голову на руки, сложенные на периллах передо мной.
Она подошла ко мне и обняла за плечи. Меня обдало таким теплом и заботой, что внутри все перевернулось. Захотелось опуститься на колени и сжаться в маленькую точку.
– Ты просто устала.
Еще неделю, мы пробыли в Англии, а после отправились в Париж. Наше путешествие длилось уже три недели, но я понимала, что мне нужно возвращаться. Права Зоя Романовна, я убегаю, в надежде что все само решится.
Конечно, я в первую очередь думала про Мурада. Думала, но что решить в отношении нас я не знала.
– Я купила пиццу и вам как вы просили рис с курицей, – вошла в номер оповестив женщину, что ужин уже прибыл.
Сегодня мы не стали никуда выходить, решили поесть в номере, но заказ не работал, поэтому я отправилась за покупками сама.
– Ну все, лечись. Я скоро приеду, – быстро закончила она разговор по телефону.
– Что такое? – меня обеспокоил кусочек разговора, который я услышала, ведь у нее есть дети и внуки.
– Мурад заболел. Давала наставления, – просто отозвалась Зоя Романовна.
– Заболел? Что-то серьезное, – вот тут сердце и стало выпрыгивать из груди, пока она мне не ответила на мой вопрос.
– Не думаю, что серьезное, не переживай. Даша за ним присмотрит.
Я замерла и, кажется, сердце вместе с телом остановилось.
«Даша». Судя по тому, как она назвала ее имя они знакомы и… Ну конечно. Как я и думала, что он долго горевать не будет.
С обидой и налетом раздражения двинулась к столу и начала раскладывать еду.
Женщина свободно и легко села на стул и стала щебетать, что нужно ехать домой.
– Да, я, итак, хотела вам сказать, что на днях полетим домой.
– Ну
