– Это уж твоя забота, дядюшка, – развел руками Жихарь.
– Отнюдь нет. Об этом уговора не было. Впрочем, игра стала еще интереснее.
Я вас выведу, только… только вы должны мне заплатить. Не хватайтесь за тощие кошельки – здесь в ходу иные ценности.
– Я готов отдать руку на отсечение, – сказал Яр–Тур.
– Сиди ты – калеку в короли не возведут, разве не знаешь? – прошипел Жихарь. – Эй, дядюшка, давай–ка отыми ты у меня страсть к винопийству – видишь, чем жертвую?
– Ни руки, ни ноги, ни тем более страсти ваши мне не нужны, – сказал Мироед. – Но даром здесь ничего не делается, этот порядок установлен не мной. Пожалуй, я… Да, взамен я возьму вашу память.
– Много ли мы сделаем, беспамятные–то?
– Я вовсе не собираюсь превращать вас в дурачков. Да дурачки и не дойдут до цели, в достижении которой я отныне весьма заинтересован. Так что я ничего не теряю, а меч Полироль… Уверяю вас, я доберусь до него куда быстрее, чем вы.
– Ну, это мы еще посмотрим, – сказал Жихарь. – Такой меч всякому в хозяйстве пригодится. Яр–Туру надо державу отвоевать, мне тоже кое–кого почекрыжить хочется… Так что там с нашей памятью?
– Я возьму не всю память, а только с того мига, как вы согласитесь на мои условия, и до тех пор, пока вы не достигнете своей цели. Дело свое вы сделаете, но никто и никогда не должен знать, где находится Полуденная Роса.
– Жалко, – сказал Жихарь. – Мы ведь, поди, дорогой таких подвигов понатворим!
– Соглашайтесь, – еле слышно сказал Бедный Монах. – На меня его заклятия не подействуют, и я вам в свое время все подробно расскажу…
– Эх! – воскликнул Жихарь. – Где наша память не пропадала! Дело привычное, сколько раз, бывало, проснешься – и ничегошеньки не помнишь, ходишь и спрашиваешь: как я вчера да что я вчера?.. Я потом сам про это с три короба навру, и будет еще лучше, чем на самом деле!
– А я прикажу своему придворному певцу воспеть этот поход и от него все узнаю, – решил Яр–Тур.
– Значит, согласны?
– Согласны! – крикнул Жихарь… и
ГЛАВА НЕИЗВЕСТНО КАКАЯ, НО ПОСЛЕДНЯЯ
А коль это ложь, значит, не было ни Гектора, ни Ахилла, ни Троянской войны, ни двенадцати пэров Франции, ни короля Артура Английского, который был превращен в ворона и не расколдован поныне, между тем как в родном королевстве его ожидают с минуту на минуту.
Сервантес
Понял, что его несут на носилках. Открыл глаза – его и точно несли на носилках. Тот, кто шел впереди, вдруг согнулся, словно обессилев, и выпустил жерди из рук. Жихарь заорал:
– Вы что, с ума посходили – живых людей ронять?
– Слава Небу, – послышался сзади знакомый голос. – Отважный Яо Тун, как и вы, доблестный Жи Хан, только что потерял память и не смог сразу понять, где находится…
Жихарь соскользнул на землю. Он и сам не мог взять в толк, где находится.
Яр–Тур глядел на побратима совершенно ошалелыми глазами.
Левую щеку Принца украшал свежий уродливый шрам, все лицо было в мелких черных крапинках, правый глаз распух и заплыл.
На побратиме была длинная, в прошлом белая хламида, голова же замотана окровавленной тряпкой.
Жихарь поглядел назад. Бедный Монах тоже переменил одежду, но его перемены были к лучшему: новенький халат из синего шелка и черная шапка с золотым шариком. Что–то про эту шапку богатырь совсем недавно слышал…
– Где птица? – безголосо спросил Жихарь. Вместо ответа Лю Седьмой показал на солнце, сиявшее в зените.
Жихарь ощупал себя. Вроде бы все на месте, кости целы. Он провел языком по зубам. Так и есть: вместо двух верхних передних – пустое место.
– А где мы? – спросил он, и собственный голос показался ему чужим.
– Мы у цели, счастливый Жи Хан. Мы на берегу бескрайнего южного моря, в котором плещется искомое вами чудовище.
– Я все вспомнил, – сказал Яр–Тур. – Вернее, вспомнил, что все забыл. Как же жить дальше?
– Прежним порядком, – сказал Бедный Монах. – Что делать, из книги ваших странствий злодейская рука выдрала немало страниц, и, возможно, самых интересных и увлекательных…
– А ложка? – спросил Жихарь. – А Полуденная Роса?
– Вы совершили невозможное, уважаемые, вы добыли эту странную жидкость. Вот она.
Бедный Монах вытащил из своего рукава ложку, в которой действительно плескалась какая–то водица.
– Осторожно, прольешь! – крикнул Жихарь, но Лю Седьмой перевернул ваджру, а ни капли почему–то не упало.
– Жезл Жуй сохраняет Полуденную Росу, и сила его увеличилась во много раз.
Теперь вы смело могли бы выступить против Дикой Охоты.
– Тогда вперед, на Змея! – воскликнул Яр–Тур.
– Торопиться нынче некуда. Чудовище пребывает на одном месте. Давайте просто посидим, отдохнем и поговорим, как полагается друзьям после долгой разлуки.
– Ах, да, – сказал Принц. – Мы ведь все равно что расставались надолго, расставались сами с собой. Какое сейчас время года?
– Уже кончается весна, облетели лепестки вишни, но в этих краях зимы и не бывает… Но сначала подкрепитесь, друзья, это блюда с императорской кухни, здесь есть даже ласточкины гнезда. А в жбане вместо надоевшего вам, Жи Хан, рисового вина отменная персиковая настойка. Впрочем, все это я вам уже говорил, а теперь приходится все объяснять сначала.
Жихарь охотно выпил жгучую и ароматную влагу, закусил жареной лапкой неведомой зверюшки.
– Ты где это принарядился, мил–человек? И почему на нас эти отрепья? И где оружие?
– На первый вопрос ответить смогу, на два оставшихся затруднюсь. Кажется, теперь на них никто не ответит.
Тут богатырь понял, как он устал и проголодался. Припасы Бедного Монаха убывали на глазах.
«Знать не желаю, из чего это все приготовлено», – думал богатырь, быстро хмелея. Он откинулся на свежую траву и заложил руки за голову. Ничего не хотелось, и Змей Уроборос казался уже не желанной целью, а досадной помехой перед долгим отдыхом.
А Яр–Тур тормошил Бедного Монаха, требовал даже мелких подробностей внезапно забытого путешествия. Лю Седьмой мялся и отнекивался, из него можно было вытянуть только какие–то мало связанные между собой истории.
– Вот когда несовершенный уединится в лесной хижине, он сядет за рукопись пространного трактата, и по прошествии двадцати лет вы наконец выясните все…
«А чего выяснять – живые, и ладно, – думал Жихарь, глядя в пустое небо. – Мне и уцелевших воспоминаний хватит».
– Много мы народу–то поубивали? – на всякий случай спросил он.
– Против, нас выходила личная гвардия жестокого Нахир–шаха, но, убедившись в доблести и неуязвимости Жи Хана и Яо Туна, она тотчас изменила своему владыке.
– А чего ему надо–то было, Нахир–шаху?
– Он требовал, чтобы вы, Жи Хан, стали его зятем, поскольку дочь шаха, встретившись с вами, не уберегла занавеси на яшмовых дворах.
– Яшмовых? А, понятно. Всю жизнь одно и то же. А хороша ли она была?
– Лица красавицы, по обычаю страны Грильбар, никто не видел.
– Тогда, может, и лучше, что я ничего не помню. Знаем мы этих красавиц из Грильбара! Страшней Троянской войны! А что же мы с гвардией делали?
– Пировали и состязались в доблести ровно две недели.
– Молодцы, – вздохнул Жихарь. – Ты–то куда смотрел? Старший ведь, должен за нас ответственность чувствовать!
– Несовершенный провел эти две недели в подвале шахского алхимика с немалой пользой для себя и науки.
– Сэр Лю, – вмешался Принц. – А мы что, всю дорогу шли на своих ногах и нигде не покупали коней?
– Не знаю, как вам и сказать. В небольшом городке на юге страны, называемой Бонжурия, была конская ярмарка, и там вы увидели принадлежавших вам некогда рысаков. Вы подняли такой шум, что чуть было не стали причиной мятежа и раздора. Но я зашел в ближайшую винную лавку и обучил ее завсегдатаев увлекательной игре в маджонг. Они оказались людьми азартными и жадными, и я с поясом, полным золотых монет, поспешил обратно на ярмарку. Успел вовремя, поэтому дело не дошло до человекоубийства.
– А может, и зря, – сказал Жихарь. – Продавал коней такой чернобородый, поджарый, в красной рубахе?
– Вовсе нет. Это был чрезвычайно тучный мужчина с бритым лицом и головой.
– Все равно это Мара, – упрямо сказал Жихарь. – Побрился раз в жизни, да еще надул самого себя через соломинку, чтобы не узнали…
– Ваш рыжий конь, Жи Хан, необычайно вынослив, хоть и неказист. Меня вы посадили к себе в седло, поскольку искусство верховой езды пока не принадлежит к числу моих достоинств.
– Какие твои годы, дедушка Лю! Так где же кони?
– К сожалению, в соседнем городке вы взялись обучить Но Туна царскому умению пить не пьянея. Как будто моего жбана вам не хватало!
