Катринка перестала причесываться и посмотрела на себя в зеркало. Ее лицо без косметики казалось бледным. Под глазами были темные круги, а в их уголках – маленькие морщинки. Ей было двадцать восемь лет, и мысль о том, что она не любит Франту, наполнила ее отчаянием. Ей нравилась жизнь с ним, хотя в их отношениях не хватало страсти. Катринка выросла в маленькой, но любящей семье, частью которой привыкла себя считать. Она всегда думала, что когда-нибудь они с Франтой поженятся, у них будут дети, а ее сын – которого она продолжала неустанно разыскивать – присоединится к этой счастливой семье. Она никогда не говорила о своем сыне Франте. Это не страх и не стыд, просто привычка к скрытности, даже в отношениях со своим любовником. Объяснять ему, что она была беременна, когда они познакомились, было глупо, и все это не имело смысла, пока ребенок не найдется.
Сдержанность Катринки объяснялась еще и отношением Франты к детям. Не то чтобы он не любил их, но он считал свою жизнь слишком опасной, чтобы иметь детей.
А в ее воображении рисовалось, что Франта бросит гонки, женится на ней и у него проснется отцовское чувство, как у Томаша.
Катринка спрашивала себя: может быть, отношение Франты к семье создало такой непреодолимый барьер между ними? Может быть, она позволила бы себе любить его больше, если бы он хотел детей?
Но Катринка не хотела углубляться в эти мысли. Какой смысл? Конечно, ее чувства не удовлетворяют ни его, ни ее. Катринка не была мечтательницей, она понимала, что бессмысленно налаживать отношения с Франтой. Им не оставалось ничего другого, как расстаться.
Глаза ее наполнились слезами. Ей было жаль, что никогда их отношения с Франтой не перерастут в страсть, потом в любовь и не закончатся счастливым браком и детьми.
Надо будет сказать ему все как можно скорее, думала Катринка, продолжая плакать. Она ему скажет, когда его выпишут из больницы, когда он окрепнет. Она страшилась этого разговора, боясь причинить боль и ему, и себе. Она будет ужасно скучать по нему, по его обществу, поддержке, по звуку его голоса, распевающего чешские песни, по его худому лицу, которое она привыкла чувствовать рядом. Он придавал ей устойчивость и спокойную уверенность с тех пор, как она покинула Чехословакию. Ей будет очень одиноко без него.
Глава 21
– Катринка, дорогая, ты не спишь? Можно к тебе?
Тихий стук в дверь и голос Натали прервали тревожные размышления Катринки о Франте и о будущем. Вскочив с кровати и ступая босыми ногами по ковру, она заторопилась к двери, которую теперь запирала с той поры, когда какой-то подвыпивший постоялец надумал нанести ей визит. Тогда ей удалось уговорить его уйти, но это происшествие ее все-таки испугало.
– Ты действительно опоздала, – сказала Катринка, когда Натали вошла в комнату. Подруги расцеловались. – Я тебя давно жду.
Натали пожала плечами.
– Все авиарейсы отложены из-за воздушной бури. Боже мой, вы только посмотрите, как она одета.
Катринка усмехнулась.
– Ты что, все время носишь шелковое белье, даже когда одна мерзнешь в постели? – Так как Натали плохо понимала немецкий, а Катринка еще хуже французский, они более или менее сносно общались на английском, который обе когда-то изучали в школе, обильно используя при этом интернациональную лексику.
– Конечно, дорогая. Нужно держать марку, даже для себя.
Когда Катринка вернулась в постель, Натали устроилась в кресле и спросила ее осуждающе:
– Ты плакала?
– Да так, без особой причины. Ты приехала одна?
– Неужели я проделала бы этот путь только для того, чтобы покататься на лыжах? Жан-Клод здесь, в «Замке». Вместе с женой, – добавила она огорченно.
Натали Бувье руководила закупками женской одежды для «Гэллери Жиллет», известнейшего парижского универмага, являвшегося частью торговой фирмы «Ж.К. Жиллет», в которую входил также ряд универмагов в Лионе и Марселе, а кроме них еще и виноградники и специализированные гастрономы. Она была любовницей Жан-Клода, владельца фирмы, а связь их возникла, когда ей было семнадцать, примерно через год после того, как она начала работать на его виноградниках в Шассани, где родилась. Он впервые увидел Натали, когда та помогала убирать виноград, и решил, что эта девушка создана для чего-то более интересного, ну, скажем, хотя бы для него. Коллекционер хорошеньких девушек, Жан-Клод увез Натали в Париж, снял ей квартиру недалеко от Люксембургского сада, покупал наряды, обучал надлежащим манерам и хорошей речи и устроил на работу в «Гэллери Жиллет».
Он был уже тогда женат, как, впрочем, и сейчас, хотя его жена «все понимала», как объяснила Натали, рассказывая Катринке эту историю, что напомнило Катринке отношения Мирека и Власты Бартош.
– А ты смогла бы вот так же «все понять», если бы была на месте жены? – как-то спросила ее Катринка, когда они с Натали стали уже добрыми подругами.
– В зависимости от обстоятельств.
– Каких же?
Натали слегка наморщила свой изящный прямой носик.
– О-ля-ля, сейчас попробую объяснить. Мне кажется, в зависимости от того, продолжала бы я его любить или нет. А может, от того, был бы у меня кто-нибудь на стороне. – И усмехнулась: – А ты?
– Нет, мне кажется, я бы не смогла, – ответила Катринка. – Я бы этого не вынесла. – Ее связь с Миреком Бартошем дала ей урок на всю жизнь: в неверности нет романтики – она разрушительна. В любовном треугольнике, в конце концов, кто-то страдает, и страдает очень тяжело.
Быстрому восхождению по ступенькам карьеры к своему теперешнему блестящему положению Натали была обязана не только своим отношениям с Жан-Клодом. От природы она была умна, честолюбива, все схватывала на лету, обладала врожденным вкусом и умела почти безошибочно предсказать движения моды. Даже если бы Жан-Клод и не спал с ней, с его стороны было бы весьма проницательно помочь ее продвижению, и он именно так и поступил. Просто никто другой не мог бы справиться с этой работой лучше, чем она, хотя ее коллеги якобы не замечали этого и приписывали успех Натали – как и большинство женщин – лишь тому, что она сожительствовала с боссом. Можно подумать, что лебезить перед ним, как это делали они, более достойно для продвижения по службе.
Катринка встретила Натали два года назад, когда та только начинала свою карьеру и как-то летела в Мюнхен, чтобы посмотреть коллекции одежды некоторых молодых немецких модельеров. Талант интернационален, как-то сказала Натали, и нужно много ездить и много смотреть, чтобы отыскать жемчужину в дерьме. Если получалось, она совмещала свои деловые поездки с поездками Жан-Клода. А если нет, отправлялась одна, подобрав компанию, так как не выносила одиночества. Обычно это были мужчины, с которыми она иногда даже спала, а порой – женщины, с которыми она, если они были достаточно умны, чтобы поддержать интересную беседу, не отказывалась пообедать. Их встреча закончилась тем, что Натали пригласила ее пообедать в ресторане, и с тех пор они подружились. Обе они, каждая по-своему, были предприимчивыми, питали склонность ко всякого рода озорным проделкам и обладали развитым чувством юмора. Каждая из них решила, что отыскала родственную душу, и обе они восхищались – без всяких оговорок или ревности – красотой и умом друг друга, деловыми способностями и успехом у мужчин.
