кастаньет. С потолка живописно свисали гирлянды сушеного перца чили.
Через низкую дверь они вошли в дымное помещение. Мужчины, сидевшие за столами, заулыбались и закивали, одобрительно оглядывая Рене и Франсуазу с ног до головы, лица у всех были суровые, угловатые, как бы вырезанные из дерева. Баскские девушки, смуглые, хорошенькие, были одеты в по-театральному яркие платья с корсажами, подчеркивающими грудь, на руках в такт музыке звенели браслеты, глаза горели.
За угловым столом, как показалось Рене, обретались французские дезертиры, сидели в одиночестве, пили вино и курили, опустив головы. Их поведение составляло резкий контраст с веселым настроем басков, которые смеялись, пели и танцевали, хлопали в ладоши и притопывали. В Испании был мир, и французы, сгрудившиеся в полутьме за угловым столом, казались яркой метафорой мрака войны, нависшего и над их народом.
— Тут пахнет коровами, — сказала Франсуаза Рене тихонько, чтобы не слышали хозяева.
— Ну и что? Какая разница? Смотри, как всем весело. Давай и мы веселиться! Мне не терпится потанцевать!
— Ни слова о дезертирах, — шепнула им Катталин. — Здесь это щекотливая тема. Вас могут принять за шпионок и перерезать вам горло.
— Прелестно, — сказала Франсуаза.
Гого и Бакар притихли. Они были моложе многих танцующих мужчин и слегка оробели под не особенно дружелюбными взглядами некоторых из них. Деревенские явно представляли собой племя замкнутое, сплоченное и к незваным пришельцам относились с подозрением. Рене показалось, что этому безусловно мужскому миру присуще некое коренное отличие, ведь здешним мужским миром властвовали сильные женщины. Наверно, подумала она, запах коров, который почуяла Франсуаза, не просто смесь запахов мужских и женских гормонов, разгоряченных страстью; ей он напомнил запах ее и Габриеля спальни в Арманте после долгой ночи любви.
Вскоре после их прихода двое мужчин встали от ближнего столика, молча схватили обеих в крепкие объятия и закружили в танце. Только что вспомнив Габриеля, Рене весело представила себе, с какой яростью и бессильной ревностью он смотрел бы, как она танцует с другим. Бросить вызов баскам он бы не посмел, как и бедняги Гого и Бакар, которые сидели за столом и уныло пили вино, притворяясь, будто не замечают, что их девушки танцуют с другими.
И Рене, и Франсуазу быстро захватило волнующее фанданго. К гитаре и кастаньетам присоединились певец и барабанщик, музыка и танец набирали страсти, и некоторые парочки в пылу эмоций покинули зал и вышли на улицу, чтобы завершить свой танец на прохладной мягкой лесной земле.
Рене и Франсуаза танцевали без передышки, тяжело дыша, раскрасневшись, широко улыбаясь и хохоча. Иные из местных девушек вдруг перестали радоваться появлению экзотических француженок у них на танцах. Они завидовали стильным платьям от парижских кутюрье и сшитым на заказ жакетам, каких в жизни не видали, ведь на фоне этаких нарядов их собственные доморощенные платья выглядели так чудно и старомодно. Притом их односельчане-мужчины вконец увлеклись француженками и, соперничая друг с другом, стремились с ними потанцевать. Время шло, и под воздействием вина между мужчинами начали возникать мелкие стычки. В итоге очень высокий смуглый мужчина выхватил Франсуазу из объятий партнера и, словно медведь, увлек ее в сумасшедшем круженье.
— Эстебе! — крикнул бывший партнер Франсуазы. — Сукин ты сын! Оставь эту девушку или я распорю тебе брюхо и вышвырну кишки на солнце! Неудивительно, что твоя жена сбежала к Эль-Матадору, паршивый рогоносец!
Услышав это, высокий мужчина остановился и выпустил Франсуазу из рук. Спокойно и с некоторой церемонностью скинул свое болеро, обмотал вокруг левой руки и медленно вынул из ножен на бедре маленький кинжал.
— Ты, Алесандро, — проговорил он, направляясь к обидчику, — сдохнешь как бешеная собака.
Тут Катталин схватила Рене и Франсуазу за юбки и оттащила от разъяренных мужчин.
— Лучше всего вам сейчас уйти, — сказала она, делая знак Гого и Бакару. — Гого переведет вас через границу.
Когда они шли к двери, мужчины грозно кружили один возле другого, а рядом уже начались драки меж их сторонниками.
Четверо молодых людей со всех ног помчались через лес.
— Безумцы, дезертиры и дикари! — возбужденно кричала Рене. — Потрясающая ночь! Где еще найдешь такое собрание жуликов и головорезов!
— Да еще и красавцев! — согласилась Франсуаза. — Я уже была готова выйти на улицу с моим баском, а теперь никогда его не увижу.
— С твоим баском? — оскорбился Гого. — Мне казалось, твой баск — я.
— Нет, дорогой, — ответила Франсуаза. — Ты — мой мальчик-баск. А он был мужчина-баск, и ты правильно делал, что сидел за столом и ждал меня. Я не в обиде. Как мы все видели, с этими мужчинами шутить нельзя. Но я все же предпочитаю тебя.
Небо на востоке уже светлело, и ветер развеял туман над горами.
— Будем надеяться, что твоя тетя и мадемуазель Понсон крепко спят, — сказала Рене. — О дяде Луи можно не беспокоиться, я уверена, он всю ночь провел с одним из своих дружков. Во всяком случае, он не станет нас наказывать за такие приключения. Но вот дамы.
— Они мало что могут нам сделать, — пожала плечами Франсуаза.
— Разве что запретят вообще выходить из дома.
— А мы сбежим, как обычно.
Церковные колокола и во Франции, и в Испании зазвонили к заутрене, будто соперничали друг с другом, одинокий пастух в холмах затянул печальную песню. Когда Гого и Бакар высадили девушек на дороге в полукилометре от виллы и выгрузили их велосипеды, чтобы они могли спокойно продолжить путь, уже встало солнце.
Крагу-Верган, Бретань
Октябрь 1916 г
1
В начале лета 1916 года результат Ютландского морского сражения между британским и германским флотом еще оставался неопределенным, а немыслимая бойня на Сомме и под Верденом уже шла полным ходом. На юге о войне свидетельствовало главным образом то, что на улицах становилось все больше вдов в трауре, под вуалями и все больше сирот, а в лазареты Биаррица бесконечной чередой тянулись эшелоны с ранеными, искалеченными и увечными солдатами. И пожалуй, это еще были счастливчики, уцелевшие.
В убежище Сан-Суси Рене и Франсуаза были в общем-то отрезаны от реальности войны и худших новостей с фронта. По крайней мере, списки потерь, публикуемые в газетах, казались совершенно немыслимыми, а потому не вызывали доверия, многие считали, что из любви к сенсациям журналисты просто преувеличивают. Лишь позднее, спустя несколько лет по окончании войны, выяснилось, что эти первоначальные сведения о количестве убитых и раненых на самом деле были очень занижены. Кто мог представить себе, что только в кошмарной одиннадцатимесячной битве Франция потеряет убитыми и ранеными 370 000 человек?
