мое распоряжение средствам. За эти месяцы мне удалось спасти несколько жизней и избавить немало людей от боли и от мук. Туземцы знают, что больница, которая делает им столько добра, поддерживается некими европейцами, которые хотят быть к ним милосердными. В трогательно нескладных и вместе с тем прекрасных словах не раз просили они меня передать заморским друзьям, как глубоко они им благодарны.
Тетрадь вторая. От осени 1924 до осени 1925
III. Поздняя осень и рождество 1924
С тех пор как я послал друзьям первую тетрадь моих «Писем из Ламбарене», большим событием в моей жизни явилось то, что у меня теперь есть второй врач и помощник. Мечта эта исполнилась скорее, чем я мог надеяться. Начиная с 19 октября мой земляк эльзасец Виктор Нессман разделяет со мною мою работу.[65] Это сын эльзасского пастора, учившегося в свое время со мною в Страсбурге.
Помощь подоспела вовремя. Я больше не в силах был нести одновременно двойное бремя — быть и десятником, и врачом. Как я страдал оттого, что не имел возможности довести до конца лабораторное обследование больных, которое необходимо было углубить, ибо даже при максимальном напряжении энергии мне на это не хватало ни времени, ни сил! А сколько беспокойства причиняла мне мысль, что, применяя в своей практике сильнодействующие и опасные средства, которых требует лечение тропических болезней, я не мог в достаточной степени проследить за состоянием каждого больного! Сколько раз мне надлежало обратиться за советом к микроскопу или пробирке, а я этого не делал! Да и к хирургическому вмешательству я прибегал только в самых крайних случаях и далеко не всегда, когда это было необходимо.
Итак, гудок парохода, который должен привезти моего земляка, означает для меня спасение от муки, в которую помимо моей воли ввергало меня слишком поверхностное занятие медициной. Быстро снаряжаются каноэ. Накрапывает первый дождь надвигающегося сезона дождей, когда мы причаливаем к пароходу и мой юный земляк, не знающий еще, что такое усталость, машет мне с палубы.
— Теперь вы должны отдохнуть, а всю работу я возьму на себя, — говорит он, пожимая мне руку.
— Хорошо, — отвечаю я, — а для начала проследите-ка за тем, как будут выгружать ваши ящики и чемоданы в каноэ.
Это уже некое испытание для впервые приехавшего в Африку человека. На речном пароходе ящики и чемоданы нагромождены друг на друга. Каждый должен отыскать в этой груде свои вещи и присмотреть за своими неграми, чтобы те ничего не забыли, не погрузили чужих вещей вместо ваших, не уронили ничего в воду и как следует распределили груз на дне каноэ. Новый доктор, на которого негры взирают с удивлением — так он молод, отлично справляется с этим делом. На пути к берегу я не в силах сказать ни слова, до такой степени я взволнован тем, что рядом со мною врач и мой новый помощник. Какое же это блаженство — иметь возможность признаться самому себе, до какой степени ты устал!
Впечатление, сложившееся у меня при выгрузке багажа, в последующие дни все более и более укрепляется. Новый доктор как будто создан для Африки. Он практичен, обладает административными способностями и знает, как обращаться с туземцами. К тому же у него есть чувство юмора, без которого здесь не проживешь. Несмотря на то что это плотный мужчина, негры называют его «маленький доктор». «Маленький» на языке, на котором они говорят, означает также «молодой».
Быстро входит он в работу больницы. Первые недели, правда, в нем еще можно почувствовать новичка. Когда ему приходится записывать в журнал какое-нибудь немыслимое для произношения имя совершеннейшего дикаря и ему никак не удается его усвоить, он с невинным видом, следуя европейской привычке, начинает спрашивать христианское имя больного.
В середине ноября мы теряем моего верного второго помощника Гмба: он умирает. Проведя день всех святых и день поминовения усопших у родных в деревне, он на обратном пути попадает в сильный дождь и простужается. У него тут же начинается лихорадка, с которой нам никакими средствами не удается справиться. Сам он прекрасно сознает, насколько он тяжело болен. За две недели лихорадка доводит его до полного изнеможения. Последние дни он впадает в коматозное состояние. Никогда не забыть мне его молящих скорбных глаз, которые он на нас устремляет, когда мы подходим к нему, чтобы чем-нибудь облегчить его страдание. Все мы очень переживаем его смерть.
Гмба сделался лекарским помощником по призванию. Работу свою он любил. Только я никогда не мог приучить его к тому, что забота о чистоте и порядке в палате также является одной из его обязанностей. Он мог спокойно смотреть на то, как жены больных сваливали пищевые отбросы и нечистоты возле самого барака, вместо того чтобы отнести их в помойную яму. Когда я уже не в первый раз поставил ему это на вид, он ответил:
— А что же я им скажу? Собственная жена меня не слушается. Как же будут слушаться меня чужие жены?
Жозеф, тот тоже никак не хочет заниматься делами, не имеющими непосредственного отношения к лечебной работе, ибо при этом всякий раз бывает не обойтись без длинных палавр с больными и их родственниками. Я не могу ставить ему это в вину. Очень уж трудное дело здесь для туземца, какое бы положение он ни занимал, добиться повиновения от таких же, как он. Работа на лесных участках также до чрезвычайности затрудняется тем, что невозможно найти негров-десятников, которые бы пользовались авторитетом среди своих. По этой причине новому доктору и мне приходится брать на себя наблюдение за санитарным состоянием самой больницы и территории вокруг нее и тратить много времени на мелкие и крупные палавры с больными, что, собственно говоря, должно было бы быть делом нашего персонала. Вот и выходит, что новый доктор, например, стремясь избавить меня от этих забот всюду, где только может, тратит два часа на выяснение того, чья же это жена выкидывает прямо на дорогу кухонные отбросы. Он, оказывается, может быть и отличным следователем.
На место Гмба поступает Доминик, один из наших выздоравливающих, который оказывается человеком довольно способным. Разумеется, он не умеет ни читать, ни писать. Я бы охотно взял себе еще двоих или троих помощников. Несмотря на то что я обещаю хорошее жалованье и питание, мне никого не удается найти. Работа, при которой не всегда есть возможность передохнуть в
