Еще в апреле 1941 года в высших кругах ломали голову над проблемой: как на новых просторах — по мере захвата советских территорий — налаживать управление и экономику. СС и вермахт стремились заполучить в свое распоряжение широкую полосу вдоль линии фронта под предлогом поддержания там достаточно спокойной обстановки. Борман же хотел, чтобы лучший кусок пирога достался партии. Он небезосновательно полагал: вермахт и СС станут угрожающе влиятельными, если не учредить «гражданское правление, ставящее во главу угла достижение политических целей немецкого народа». Если первые два ведомства предлагали решить вопрос на совещании с фюрером, то Борман настаивал на другом: каждый составляет свой проект и передает его Гитлеру для тщательного изучения (конечно, в последнем случае Мартин обеспечивал себе явное преимущество, ибо имел возможность повлиять на фюрера, с которым его соперники не могли общаться ежедневно){43}.
Истинная причина решения Бормана, остановившего свой выбор именно на Розенберге, состояла в том, что он предпочитал видеть на посту министра восточных территорий «не интеллигента, а чокнутого». К тому же глава партийной канцелярии не сомневался, что будет держать новое ведомство Розенберга [315] под своим контролем. Для этого следовало дать в помощь далекому от реальности теоретику нескольких энергичных практиков. Этих людей назначил собственным приказом Гитлер, о чем и сообщил на совещании в «Вольфшанце» в присутствии Ламмерса, Розенберга, Геринга и Кейтеля. Как обычно, записи на совещаниях, затрагивавших государственные тайны, вел Мартин Борман, и ему оставалось просто присовокупить к протоколу собрания заранее заготовленный список членов НСДАП, которых он счел способными установить жесткий режим на Востоке.
С самого начала Розенберг фактически оказался не у дел, поскольку право выбирать методы и конкретные меры по тем или иным направлениям деятельности нового министерства получили его подчиненные, назначенные самим фюрером. Северный регион, объединивший Прибалтийские республики, переходил в ведение гауляйтера Шлезвиг-Гольштейна Генриха Лозе — человека, по мнению Розенберга, «обладавшего врожденной интеллигентностью, но чрезмерно упрямого в делах тривиальных». Борман же отмечал в нем бескомпромиссность и безжалостность к врагу. Розенберг с явной неохотой согласился на назначение комиссаром Украины гауляйтера Восточной Пруссии Эриха Коха. Борман был в дружеских отношениях с Кохом и хотел поставить этого верного человека на важный пост в новом министерстве. Геринг, возглавлявший в военные годы министерство экономики, поддержал предложение рейхсляйтера НСДАП, ибо не сомневался, что Кох сможет выжать богатые территории, как лимон. По мнению же Розенберга, Кох оставался мелким буржуа и хвастуном, а список его добродетелей исчерпывался умением выслуживаться перед Борманом.
Борман с удовлетворением наблюдал за тем, [316] сколько проблем возникало у нового министра в отношениях с наместниками. Геринг, министр по осуществлению четырехлетнего плана, требовал поставок невообразимого количества продуктов и сырья. Фриц Заукель призывал удовлетворить потребности третьего рейха в рабочей силе с Востока и увеличить поток депортируемых в Германию рабов. Пока Гиммлер не принял окончательного решения, какие земли следовало полностью очистить от славян, чтобы переселить туда германских колонистов, войска СС повсюду планомерно истребляли местное население. Наконец, был еще и вермахт, который следовало обеспечить аэродромами и линиями коммуникаций.
Кох исправно докладывал Борману об ошибках начальника, а Мартин, естественно, скрывал от Розенберга имя доносчика. Адъютант Розенберга, прикомандированный к ставке Гитлера для обеспечения своевременной и четкой взаимосвязи, был отослан Борманом обратно под тем предлогом, что «адъютант в основном слоняется без дела»{44}.
Один из наиболее чувствительных ударов Борман нанес Розенбергу, когда затронул область, которую тот считал своей вотчиной. Речь идет об отношении к христианству, в качестве альтернативы которому Розенберг [317] предложил свои «Мифы». Но в конце концов Борман собственным циркуляром закрепил за собой исключительное право на определение политики в отношении христианства. Христианам такой оборот событий грозил огнем и мечом: рейхсляйтер НСДАП повел борьбу против них чрезвычайно жестко и радикально, — ни о чем подобном Розенберг даже не задумывался.
Единственное преимущество Розенберга состояло в том, что его недалекий соперник не мог противопоставить идеям иудаизма и христианства новую концепцию. Чтобы еще раз доказать свое превосходство в этом отношении, он решил написать продолжение «Мифов». По-видимому, Розенберг проговорился о своих замыслах, ибо Гейдрих вскоре оповестил о них Бормана (на письме стояли сразу три грифа: «секретно — строго конфиденциально — лично») и посоветовал показать эту книгу фюреру еще до ее поступления в продажу. Книга не вышла даже в печать: подвластного Борману института цензоров оказалось достаточно, чтобы вновь одолеть противника.
Тем не менее Розенбергу было доверено основать «Академию» идеологии национал-социализма. Он уже фактически укомплектовал штат университетских профессоров, которым надлежало после войны вести соответствующие исследования и доказывать превосходство нацизма. Для будущих «исследований» предстояло собрать огромное количество материала о традициях и культуре остального мира. Район поисков — все занятое третьим рейхом пространство от Северного мыса до Салоников и от побережья Атлантического океана до Уральских гор, до которых, как было принято считать, скоро докатится вал германского наступления. На территории Германии поиски велись в архивах и библиотеках закрытых к тому времени монастырей; в оккупированных [318] странах — в синагогах, святилищах масонских лож, музеях и академических институтах. Все вызвавшие интерес материалы, в число которых входили и произведения искусства, подлежали конфискации.
Однако и тут Розенбергу вставляли палки в колеса. Если среди подобранных материалов попадались книги идеологических противников, то их конфисковывало гестапо. Причем Гейдрих обещал: если после войны эти книги потребуются для научного изучения в стенах академии идеологии, то гестапо выдаст их Розенбергу.
Борман не испытывал желания портить отношения с СС из-за такой мелочи. Он отписал Розенбергу, что фюрер приказал оставить все рукописи и произведения искусства из монастырей в распоряжении гауляйтеров. После победы будет достаточно времени, чтобы обстоятельно изучить архивы и прочие материалы. Для обеспечения сохранности библиотечные фонды следовало собрать в специальные централизованные хранилища.
Письмо остановило «коллекционеров» Розенберга на Западе, но потом пали Югославия и Греция. Однако Борман запретил посылать туда экспертов, ибо, согласно мнению Гитлера, «в этих регионах нет достойных произведений искусства, которые следовало бы сохранить».
* * *
Рейхсляйтер НСДАП опасался, что кто-нибудь предпримет атаку против него, используя неподконтрольный ему штат личных адъютантов, а он не сумеет вовремя принять контрмеры. Кому, как не Борману, было знать, что Гитлер не станет церемониться с человеком, опороченным в его глазах. С другой стороны, став главой партийной канцелярии, Мартин [319] значительно укрепил свои позиции, и теперь мало у кого могло возникнуть желание вступить с ним в схватку. Угрозу представляли лишь те, кто пользовался таким же доверием у Гитлера и имел личные заслуги перед фюрером. Таковых почти не осталось среди политических лидеров, но в СС... Это ведомство вообще доставляло определенное беспокойство уже тем, что стали возникать трения между его представителями и партийными функционерами. Зная обыкновение Гитлера сеять раздоры между властными структурами, нетрудно было предположить, что однажды ему могла прийти в голову мысль о крупномасштабной чистке: отлучить от власти партийных лидеров и заменить их командирами гиммлеровского СС.
Осторожный политик, Гиммлер определенно не стремился оказаться на слишком опасной вершине, но рядом с ним был Рейнхард Гейдрих. Некогда его выгнали из военно-морского флота за скандальную историю с женщиной. Однако теперь он стал шефом СД (служба безопасности) и офицером СС. Как глава тайной полиции и шеф СД — таким образом, он обладал властью как по линии партийного СС, так и по линии правительства, — обосновавшись в берлинском штабе гестапо на Принц-Альбрехтштрассе, он сконцентрировал в своих руках больше информации о немецких гражданах, чем кто-либо другой, и одновременно руководил карательным ведомством. Внешне «человек с железным сердцем» (так называл Гейдриха фюрер) являл собой образец «нордического типа»: он был высоким голубоглазым блондином.
