Всё со временем девальвируется, в том числе и мораль.
Ну да ладно, я отвлёкся. Мы говорили о том, что самые важные в жизни решения молодостью зачастую принимаются несерьёзно, впопыхах.
Был у нас такой случай: один из пилотов вдруг связался с гарнизонной… как бы это помягче сказать… в общем, девицей лёгкого поведения, которая добросовестно ранее обслуживала сначала офицеров, потом перешла уже и на солдат, потому как у офицеров перестала пользоваться популярностью. И вдруг — лётчик. Вполне естественно, мы обратились к нему за разъяснениями: неужели мало девушек в городе, мол, этим ты дискредитируешь не только себя, но и нас всех, холостяков. Тот упёрся: моё, мол, дело, мне она нравится, а если будете давить — так ещё и женюсь. В общем, поспорили мы с ним на 10 бутылок шампанского, что не женится. И, что вы думаете? Женился! Через неделю принёс нам штамп в своём удостоверении личности о регистрации брака! Шампанское мы, конечно, распили, свадьба носила характер просто очередной вечеринки в общежитии, пожили они с месячишко, как кошка с собакой, и разошлись. Это я к тому, что решение, даже такое важное, как создание семьи, и то принималось абсолютно бездумно, поэтому говорить о прочности семьи, созданной таким или подобным образом — не имеет, видимо, смысла.
Я уже рассказывал, что представлял собой славный город Ржев с точки зрения нас, молодых. Город находился как раз за границей 200-километровой зоны, в которой запрещалось селиться судимым, отбывшим своё наказание в лагерях заключённых и выпущенных на свободу. Кроме одного-двух небольших заводиков да какого-то техникума в городке ничего такого, что могло дать работу бывшему уголовнику, не было. Разве, что довольно крупный железнодорожный узел на пересечении магистральных веток Москва — Рига да Ленинград — Крым, но на дорогу тогда тоже не очень было легко устроиться с подмоченной репутацией.
Как бы то ни было, но городок был заполнен таким контингентом молодых людей, с которым местные девчата общались неохотно. На этом фоне прибытие десятка молодых да неженатых лётчиков внесло довольно весомую долю напряжённости в ряды местной молодёжи: девчата сразу же переключились на охоту за выгодными женихами-лётчиками, дав от ворот поворот своим ухажёрам с темноватым прошлым. Ухажёрам это не понравилось, и они начали отстаивать известными им способами свои права.
Обстановка сразу накалилась. То там, то здесь вдруг стали появляться лётчики с разукрашенными физиономиями, на вопросы командования о том, что случилось, следовал обычно ответ «Поскользнулся на лестнице и упал».
Видя такое положение, командование принимает сначала решение вообще запретить нам выход за пределы гарнизона, однако, видя неправомерность своего запрета, принимает решение выпускать нас в город группами не менее трёх человек.
Уркаганы были вооружены ножами.
Мы вооружились бронешлангами. Есть такие на самолёте в гидравлической системе, короткие резиновые шланги с металлическими накидными гайками на конце, усиленные, чтобы выдержать давление масла в 150 атмосфер металлической обрезиненной оплёткой. Получается довольно таки мощная резиновая дубинка, которой при случае можно не только оглушить, но и голову проломить. А главное — она как раз умещается по длине в рукав.
Несмотря на то, что я в то время занимался боксом и штангой и в слабаках себя не числил, в город вечером я выходил с бронешлангом.
Он меня и спас.
А дело было так. На танцах в РДК (районный дом культуры) я познакомился с Ниной. Пошёл провожать. Провожал уже несколько раз. Дело дошло до знакомства с мамой. По-видимому, так бы всё и пошло по стандарту: знакомство с мамой, нечаянная ночёвка, когда домой идти пешком шесть километров по ночным пустырям, населённым урками, и поздно и опасно, обязательства и, наконец, свадьба… Может быть. Хотя чувств к ней особых не возникало: обычная, не очень уж далёкая девушка, выросшая без отца в коммунальной комнатке и обучающаяся в каком-то финансовом техникуме. Тем более, что сердце моё было ещё разбито неудачной любовью к своей однокласснице, давшей мне от ворот поворот… Собственно, я и с Ниной-то пошёл в надежде забыть свою бывшую неудачную любовь, скорее всего назло, что ли. В очередной раз на танцах ко мне подошёл местный парень:
— Ты от этой девочки отвали. Она — моя.
— Она твоя жена?
— Я тебе уже сказал: отвали, иначе пожалеешь!
— Слушай, парень, а не пошёл бы ты…
Всё было как всегда: я проводил её до дому. Она ни о чём не догадывалась. Было уже около трёх часов ночи, когда я пошёл в гарнизон. Хотелось есть: утром на полётах я позавтракал, обедать не стал, ибо прямо с полётов ушёл в город, не ужинал и вот уже три часа ночи. Тороплюсь: идти ещё больше часа, дай бог к половине пятого домой добраться, а там уж отосплюсь.
Зверски проголодался. Дома, кроме забитой шоколадом тумбочки — ничего съестного. Шоколад я уже не любил: поначалу наелся. Нам выдавали на четыре дня плитку настоящего горького шоколада в красочной упаковке. Сначала ел, потом — наелся и просто стал складывать в тумбочку на отпуск.
Мне нравилось привозить домой чемодан шоколада, кормить им до одурения домашних и пацанов на улице: за мной всегда вился шлейф ребятни, которую я щедро одаривал настоящим лётным шоколадом, тем самым, о котором я сам в детстве мог только мечтать.
Я прошёл уже до середины моста через Волгу. Волга ещё узкая, она берёт начало своё недалеко от Ржева. Просто она представляет собой небольшую речку шириной метров в двадцать, текущую в глубоко прорытом за тысячелетия русле. Глубина её такая, что из воды летом выступают валуны, зато лететь с моста до тех валунов тоже метров двадцать. Коли скинут с моста, — можно сразу и поминки справлять. Гарантия верная. Мост был деревянный, с мощными дубовыми фермами по краям, широким дощатым полотном дороги и узенькими пешеходными, тоже дощатыми, дорожками, ограниченными перилами по пояс. Так что скинуть с моста было при желании не сложно, и такое решение спорного вопроса в этом славном городке иногда применялось. Я пока что об этом не думал, я просто забыл об угрозе.
Над срединой моста тускло горела одинокая лампочка. В её отсветах я и увидел впереди на краю моста стоящего человека. Я оглянулся назад: там тоже стоял человек. Бежать было некуда.
Откуда-то из живота поползло вверх к горлу противное до тошноты чувство страха. Сейчас меня скинут. Убьюсь наверняка. До чего же глупо — сколько пролетал — хоть бы что, и так вот по-дурацки закончить… Только вроде наладилось, только летать начал… Инстинкт самосохранения подсказывал: иди, откажись от неё, тем более, что она на самом деле тебе не нужна. Скажи им, что ты её бросил. Голова же твердила другое: ты мужчина, опасность, борись за жизнь!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
