— Еще один, последний вопрос, — сказал я. — Мне не пристало поучать других, но карьера учителя не была бы легче?
— Все это было враньем! — Она презрительно усмехнулась. — Я даже школу полностью не закончила. Хотите узнать, где я набралась разных мудреных слов? В предрассветные часы, вместо того чтобы смотреть ночные шоу по телевизору, я в перерывах между очередной демонстрацией своего профессионального мастерства старательно изучала словарь.
— Интересно, — сказал я, — есть ходячая энциклопедия, а что такое лежачая энциклопедия? Наверное, девушка по вызову, которая, если ее разбудить среди ночи, будет произносить заумные слова длиной в полстроки.
— Ужасно смешно, — отозвалась она, не спеша допила свой коктейль и сунула пустой бокал мне в руки. — Благодарю вас за короткий, но весьма содержательный вечер, — церемонно добавила она, — могу вас заверить, что мне он не доставил особого удовольствия.
Поднявшись с табурета возле бара, она задержалась на какое-то мгновение, затем величественно вздернула подбородок.
— Благодарю вас за ваши старания отыскать Джоди, вряд ли мне стоит повторять, как я хочу ее найти не только потому, что она мне сестра, но и ради Дейвиса. Я конечно же не буду пытаться увидеться с вами снова, но я была бы вам крайне признательна, если бы вы не стали рассказывать Дейвису обо мне в интересах Джоди. — Она еще выше задрала подбородок. — Прощайте, Рик.
— В одном вы были совершенно правы, — фыркнул я. — Вы полностью лишены сценического таланта, с такой бездарностью я впервые сталкиваюсь в жизни. Взять хотя бы то, как вы разыграли последнюю сцену. Плакать хочется при воспоминании.
На ее щеках вновь вспыхнули пунцовые пятна.
— О чем это вы толкуете?
— Давайте называть вещи своими именами! Это же было целиком взято из какой-то мелодрамы, — поморщился я. — Причем диалоги написаны официантом, считавшим, что он сочиняет либретто для итальянской оперы. Более слезливого сюжета невозможно придумать. Блудница, попавшая в сети своей собственной интриги, решается открыть всю омерзительную правду о себе, не страшась ужасных последствий этого шага. Проститутка, чистая сердцем, полностью изобличает себя и удаляется в снега, дабы навеки там остаться.
— Если это все, что вы хотели мне сообщить, — с металлом в голосе сказала Глория, — я надеюсь, вы позволите мне вызвать такси! У вас есть мелочь?
— Вся роль написана так, — продолжал я, словно не слыша ее слов, — что играть ее надо как можно слащавее. Это единственно правильное прочтение образа. Зритель в зале должен обливаться слезами. А вы как сыграли? Настолько убедительно, что я просто не нахожу слов!
— И не пытайтесь их найти, — процедила она сквозь зубы. — Иначе я не удержусь и разобью бутылку о вашу чугунную башку!
— Но нет! — сокрушенно вскричал я. — Вы пожелали сыграть по-своему, выложить до конца всю правду, не утаив ничего. Вашей героине вовсе не присущи те качества, которые вы продемонстрировали в этой сцене, а именно: искренность, способность подвергнуть себя осуждению, чувство собственного достоинства и, самое ужасное, мужество!
— Рик? — Ее голос дрогнул. — Правильно ли я вас поняла?
— И что же это за проститутка, если у нее нет клиентов? — с жаром продолжил я. — И что я могу поделать, когда создание, которым я восхищаюсь, является прекрасной высоченной брюнеткой, вызывающей у меня самые романтические мысли?
По ее щекам снова потекли слезы, хотя я видел, что она изо всех сил старалась их удержать. Я отвернулся от нее и занялся приготовлением новой порции напитков.
— Не стойте истуканом с испорченным часовым механизмом, — проворчал я, — когда самое время поесть. В холодильнике лежит целый омар, отправляйтесь на кухню и порежьте его на нормальные куски!
Я дождался, когда она вышла из комнаты, и, собравшись с духом, совершил самое великое в своей жизни жертвоприношение. С благословения моей соседки, которая потратила шестнадцать часов на создание этого произведения искусства и еще тридцать на переделку его, неудовлетворенная результатом, я разорил поленницу, состоявшую из неотесанных и совсем гладких чурок самой причудливой формы. Поднося спичку к бумаге, чтобы разжечь огонь, я даже отвернулся, боясь, что не вынесу зрелища принесенных в жертву чурок. Затем взял оба заново наполненных бокала и отправился к Глории на кухню.
— В омаре есть что-то такое, что пробуждает во мне первобытные инстинкты, — заговорила она, когда через полчаса мы вернулись в гостиную. — Понимаете, мне кажется, что мои зубы, как острые клыки, впиваются в… Рик! Господи, вы разожгли самый настоящий дровяной костер!
— Вы же знаете, — признался я скромно, — я неизлечимый романтик!
— И подтянули эту большую мягкую овечью шкуру к самому огню… Вы обо всем подумали.
— Мне просто было не дождаться, когда здесь станет по-настоящему тепло, — пробормотал я. — Вы слышали этот жуткий скрежет, когда ртуть в градуснике подскочила сразу на десять делений?
— Ох! — Глория прижала ладонь ко рту. — Вы сочтете меня ужасно невежливой. Как я могла об этом забыть?
— О чем именно, кроме вашего здравомыслия?
— Единственный в своем роде шрам после аппендектомии, где по мне прошелся нож, я ведь до сих пор не показала его вам, Рик!
— Может быть, вы предпочитаете, чтобы я осмотрел его тайно, забравшись с фонариком к вам под юбку? Или же вы храбро разоблачитесь?
Она рассмеялась:
— Мне кажется, что в такой романтической обстановке, когда пылают настоящие дрова в камине и все такое прочее, «храброе разоблачение» просто необходимо.
Возможно, через час, когда огонь в камине сник и мой чудо-костер тихо мерцал раскаленными угольками, я откинулся спиной на мягкий меховой ковер и произвел осторожную разведку правой рукой.
— Вот это шрамчик! — не без зависти воскликнул я через минуту.
Рядом со мной раздалось игривое хихиканье.
— Но это определенно не моя аппендектомия, милок! — промурлыкала Глория. — Вы все еще без сил, как десять минут назад?
Глава 7
Глория превратила завтрак в настоящее гала-представление, подавая его в одних крохотных трусиках лимонного цвета. Однако я вынужден был попросить ее не порхать вокруг меня, когда рядом на столе стоит только что закипевший кофейник.
— Мне пришла в голову ужасная мысль, — заговорил я, закурив свою первую сигарету. — Вы ведь не собираетесь предъявить мне счет за эту ночь, а?
Она задумалась на какое-то мгновение, потом покачала головой:
— Вам бы следовало это знать. Специалисты моего профиля никогда не работают в кредит.
— Очень рад. До конца жизни буду об этом помнить.
— Интересно, налоговая инспекция будет возражать, если я укажу это в декларации как законные расходы на рекламу? — в раздумье проговорила она.
Меня же интересовало другое.
— Скажите, — спросил я, — сколько минимум времени потребуется вам, чтобы стать блондинкой?
— Вы хотите сказать, что уже устали от черноволосой Старой? — холодно осведомилась она.
— Если вы посчитали, что сможете заставить Джейроффа поверить, что вы — Джоди, явившись к нему блондинкой, значит, вы способны обмануть точно так же и всех остальных.
— Маленький Ортон в салоне сделает для меня решительно все, послав к черту другие договоренности. Ортон боготворит меня, потому что он тщедушный человечек, на пару дюймов выше пяти футов, и весу в нем каких-нибудь девяносто пять фунтов. А я — великанша, и вешу больше ста пятидесяти фунтов — это если без одежды. По его мнению, я живой пример того, как человечество неправильно понимает взаимоотношения полов.
— Боюсь, что у меня завянут уши, прежде чем я услышу ответ на свой вопрос! — проворчал я.
— В наряде одалиски я буду выглядеть глупо, даже если облачусь в шальвары и во все прочее. Значит, мне надо сначала заехать к себе на квартиру, надеть что-то более респектабельное, такси подождет меня несколько минут, затем еще минут десять езды до салона… Я могу к полудню приехать сюда блондинкой и даже более соблазнительной, коли вам угодно.
— Подходит, — снизошел я.
— Вы что-то задумали?
— Я подумал, что мы могли бы снова отправиться в Малибу, — небрежно обронил я. — Забавно будет посмотреть на физиономии тамошних деятелей, когда Джоди Риммел вдруг появится среди них!
— Весьма возможно… Как насчет того, чтобы вызвать мне такси, пока я буду одеваться?
Радость султана появилась минут через пять во всем своем великолепии, как раз в то мгновение, когда такси остановилось у дома. Я проводил ее до крыльца, и она специально для водителя одарила меня на прощанье поцелуем, способным целых два года греть полярника во льдах Северного Ледовитого океана!
