Нормальные Олимпийские Игры в стране пройдут.
Потом люди поймут, что войны закончились, и гонка вооружений уже никому не нужна.
ВПК перестанет финансы из бюджета на себя оттягивать. Те самые, что в официальной советской статистике показывают неправдоподобно низкими цифрами.
— Хозяин, а тебе для чего вообще всё это нужно? — помахав перед собой веером писем, задал мне Гоша тот вопрос, который я сам для себя никак не мог решить.
— Как бы тебе проще объяснить, — почесал я затылок, — Наверное, проще всего начать с того, что я ни разу не приспособленец, оказывается. Понимаешь, какая штука выходит. Советский народ мне нравится, простор для творчества здесь есть, а жить я нормально тут не могу. Я пытался одно время приспосабливаться, а потом надоело. Раздражать многое начало. Помнишь, как я на поправку голоса не сразу решился? Мне казалось, что оно не совсем честно выходит, не на равных, а потом я почитал про нынешних певцов, и все свои трепыхания к чёрту послал. Мне, с моим происхождением, ни московская консерватория не светила, ни тот круг знакомых, которые меня по блату на радио и телевидение протолкнут. И со всем остальным так же. Нет у меня ни папы — дипломата, чтобы Стратокастер мне из-за границы привёз, ни мохнатой лапы в Росконцерте, ни каких-либо иных покровителей. Согласись, честность какая-то односторонняя получается. Меня как хотят делают, а я угрызениями совести маюсь. Короче, плюнул я на это дело, и сразу легче стало, — поделился я с домовёнком сокровенным, выворачиваясь перед ним наизнанку, и помогая откровенным разговором самому себе. Иногда стоит проговорить вслух про то, что тебя мучает.
Знаете, бывают порой моменты в жизни, когда каждый из нас должен сам для себя постараться определить, что у него не так пошло.
У всех это происходит индивидуально.
Кто-то впадает в депрессию и апатию, у других, наоборот, появляется лишняя нервозность и они мечутся, как белки в колесе, суматошно перебирая лапками, но оставаясь при этом на одном и том же месте.
— Про музыку мне понятно, а письма для чего? — согласно покивал Гоша головой, показывая, что он понимает мятежное состояние отдельно взятых творческих личностей.
— Гоша, а что непонятного? Раз приспособленец из меня не получился, то пляшем от обратного. Если я не смог приспособиться к этому миру, то пусть теперь он ко мне теперь приспосабливается. Допустим, ни весь и не сразу. Но попытаться-то стоит? — постарался я говорить уверенно, но окончание смял.
— Значит, письма я отправляю, — подвёл итог домовёнок, и не успел я и рта открыть, как его ладонь опустела.
Ну, вот, всё как всегда…
Теперь хочешь ни хочешь, а будь добр, соответствуй. Хотя, может это и к лучшему. Сам бы я долго ещё ни на что не решился. Зато теперь всё определено.
Представляю, как тому же Шурави или Олегу станет смешно, если со временем выяснится, что инструкция суперкомпьютеров удержала на плаву социалистическую Империю, и та не развалилась в точно отмеренный Историей срок.
Тем более они со смеху умрут, когда узнают, что причиной радикальных изменений в целом мире стало обычное желание одного либроманта.
Я просто хочу нормально жить. Согласитесь. Желание простое и понятное.
Эгоизм? Да. Даже эгоцентризм, если хотите. Всего лишь с одним возражением. Согласно прогнозам компьютеров, жизнь большей части человечества должна измениться в лучшую сторону. Понимаю, что во всём мире нелегко придётся тем, кто «работает на войну», а ещё хуже военным, чиновникам и бизнесменам, привыкшим к большим и лёгким деньгам, получаемым от военных заказов, но думаю, они справятся и найдут более мирное применение своим способностям.
— Слушай, хозяин, а ты вроде не рад, что человечество скоро будет осчастливлено и вполне может статься, что и СССР дольше просуществует? — уловил моё настроение проницательный домовёнок.
— Мне-то чему радоваться? Это Борисыч, пожалуй, порадуется. Ему, что в школе в уши жужжали про мир во всём мире, что после неё мозги промывали. Хочешь не хочешь, а в голове что-то останется. В моём времени всё не так было. У нас, что ни день, то про ракету с ядерным двигателем новости, то про эсминцы американские, или про перехват самолётов, а на закуску теракты и видео из Сирии. Державы чуть ли не каждый день очередным чудо — оружием меряются и хвастают очередной провокацией, как будто других дел нет. Про антивоенные темы даже говорить как-то неприлично было. Так что, проблемы у меня и с пацифизмом, и с советским патриотизмом. Я дитя совсем иного века и другого государства. Поэтому, если что тут и делаю, то исключительно для себя и к своей пользе.
— А как же… — начал было Гоша, но его прервал сигнал вызова, и он юркнул в угол к Гане, откуда его не было видно.
Разумов на связь вышел. Если у него опять какое-то задание, то я, скорее всего, откажусь. Хватит с меня геройств, я ещё от своих не отошёл.
— Привет, — очень буднично поздоровался маг, словно мы с ним видимся каждый день, — Вижу, ты не слишком занят.
— И вам не хворать. Я как раз прилечь собирался. Вымотался слегка, — дал я понять, что особо не хочу затягивать разговор и не слишком в нём заинтересован.
— Что-то эпическое совершил? — насмешливо посмотрел Разумов, явно намекая на нашу разницу в знаниях и магических умениях, и, признаюсь, у него получилось меня задеть.
— Пока я всего лишь одну войну отменил. Потом подумал, а почему одну, и решил это явление уничтожить вообще. Теперь вот жизнь в СССР пытаюсь чуть веселее обустроить, а то скучновато здесь и народ бедненько живёт. Решил под себя немного страну переделать.
Надо заметить, месть мне вполне удалась. Я говорил не торопясь, и с удовольствием наблюдал, как у мага вытягивается лицо.
— Ты про какую войну говоришь?
— Понятно, что про Афган, про какую же ещё? — деланно удивился я, глядя на экран, — На дворе февраль, а про войну ни звука.
— Погоди-ка, а в нашей Истории когда она началась? — наморщил лоб Разумов.
— Двадцать пятого декабря, — подсказал я ему.
Маг крякнул, и начал что-то искать на столе. Потом он вытащил откуда-то сбоку пачку Мальборо, щелчком пальца выбил оттуда сигарету и с наслаждением затянулся, прикурив её от огонька на кончике пальца.
— Две недели не курил, — пояснил он после третьей затяжки, — Думал, хоть на этот раз брошу… Как же. Бросишь тут с вами. Вот объясни мне, зачем ты Историю принялся менять? Мы, когда кандидатуры для заброса рассматривали, наоборот решили, что ваше поколение ничем таким заниматься не станет. Погоди, а что ты про остальные войны сказал?
Вздохнув, я начал рассказывать. Надо же, вроде и говорить-то особо не о чем было, а маг за это время ещё две сигареты успел выкурить.
— Да уж, — покрутил Разумов головой, когда я закончил рассказывать, а у него иссякли вопросы, — Начудил ты изрядно. Такого преимущества сам себя лишил. Я, признаться, думал, что знание исторических событий ты иначе используешь.
— Начну на дефолтах миллионы поднимать? — понимающе хмыкнул я, — Так оно мне без надобности. В праздности я жить не люблю, опять же над богатствами чахнуть и приумножать их усиленно, мне не интересно.
— А что тебе интересно? — прищурился Разумов, чуть заметно подавшись вперёд.
— Любимым делом заниматься, и видеть, что у меня получается. Я музыку сочиняю, и вы знаете, вовсе не ту, которую у себя писал. Сам за собой не так давно эту странность заметил. И дело вовсе не в стилях или ещё в чём-то, а в моём отношении. Там, у вас, я сочинял ради коммерции, хотя нет, неправильно говорю, и не знаю, как объяснить, чтобы вы поняли, но здесь я душу вкладываю. Знали бы вы, что ты чувствуешь, когда стоишь на сцене, а народ, стоя, аплодирует тебе за твою же песню, никогда бы со мной о миллионах не заговорили.
— Хм, верю. Возможно я что-то и упустил в своей жизни. Знаешь, я когда-то неплохо рисовал. Балерины у меня, как живые получались, даже в карандаше, — вытащил маг ещё одну сигарету, и несколько нервно скомкал опустевшую пачку, — А наши маги так и не решились на серьёзное вмешательство в Историю. Даже тот твой знакомый, которого ты из психушки вытаскивал. У нас за ним никогда таких глупостей не замечалось, как те, что он устроил, попав обратно в СССР. У вас там воздух другой, что ли?
