которого подавали не только на Рождество. Ей стало плохо, и она быстро отодвинула тарелку обратно.
К счастью, Шмальцлер в эту секунду отвлеклась, потому что во двор въехала тяжело груженная телега с сеном, запряженная двумя лошадьми, и трое внуков, сидевших сверху, гордо махали ей рукой. Это был уже второй покос за год, и если погода останется такой, как сейчас, и пройдет небольшой дождь, то, возможно, удастся скосить сено и в третий раз.
– Посмотри на них, Лиза! – вскрикнула Шмальцлер и захлопала в ладоши. – Готлиб и Кришан разгружают сено с телеги, а Мартин помогает женщинам сгребать его в сарай. Как же они быстро выросли, малыши.
– Да, это произошло незаметно. – Лиза выпила немного кофе с молоком, чтобы успокоить желудок. Это мало помогло, и ей пришлось резко взять себя в руки.
Сколько лет в самом деле было внукам? Когда она приехала сюда, Готлибу было всего девять. А Кришан, которого на самом деле звали Кристиан, был на два года младше. Мартин еще не ходил в школу. Почему на фабрике так беспокоились, если рабочему еще не было четырнадцати? Здесь, в деревне, дети работали, как только могли держать грабли. Некоторые уже в пять лет, большинство в шесть или семь. А крестьянский труд, видит Бог, не был детской забавой.
Дети постучали в окно:
– Тетя Джелла, тетя Джелла. Я уже умею ездить верхом, Готлиб показал мне!
– Тетя Джелла, ты приготовишь нам сегодня сладкий пудинг со сливами?
Элеонора Шмальцлер открыла окно и дружелюбным тоном, но очень твердо объяснила, что у нее сейчас гости и она не хочет, чтобы ее беспокоили. Сладкий пудинг со сливами будет только в воскресенье, но если бы сейчас кто-нибудь из них, конечно чисто вымытый и аккуратно причесанный, постучался в дверь, она бы угостила его кусочком торта.
Все трое мальчиков отправились в сарай, где их отец уже начал вилами скидывать сено с телеги. Готлибу и Кришану поручили выпрячь лошадей и отвести их в конюшню, Мартину разрешили подмести пол в сарае.
Лиза решила задать свой вопрос сейчас. Когда мальчики вернутся, чтобы поесть торт, будет уже слишком поздно.
– У меня вопрос, фройляйн Шмальцлер. – Бывшая экономка не выглядела удивленной – вероятно, она уже ожидала чего-то подобного. Она аккуратно закрыла окно и села за стол с Лизой. – Этот разговор должен остаться между нами. – Собеседница кивнула, и Элизабет поняла, что на Элеонору Шмальцлер можно положиться. Скрытность всегда была одним из ее главных достоинств. – Речь идет о… о господине Винклере. – Элизабет замолчала, надеясь, что Шмальцлер начнет говорить сама. Она внимательно смотрела на нее, но не произнесла ни слова. – Я узнала от своей тети, что он провел здесь одну ночь в мае, прежде чем… отправился дальше.
– Это правда.
Почему ей нужно было вытаскивать каждое слово из этой женщины? Шмальцлер и так знала, к чему она клонит.
– Он… он сказал… – Она запнулась. Ей было трудно подобрать правильные слова.
Себастьян не был болтуном, он, конечно, ничего не рассказывал об их отношениях. И все же…
– Что он сказал?
– Я имею в виду, что он планировал. О его планах. Где он собирался устроиться?
Шмальцлер откинулась на спинку стула и сложила руки на коленях. На темной шерстяной ткани ее руки выглядели очень белыми, гладкими, без мозолей и трещин, руки женщины, которой никогда не приходилось работать в поле.
– Ну, – протянула она. – У меня был долгий разговор с господином Винклером четыре года назад, когда мы вместе ездили в Померанию. Принципиальный человек.
Она сделала паузу и внимательно посмотрела на Элизабет.
– Мне тоже так кажется, – поспешила заметить Элизабет.
– В то время он находился в трудном положении, – продолжила Шмальцлер. – Все знали о его участии в Республике Советов и о его пребывании в тюрьме. Мы открыто говорили об этом во время поездки в поезде, и я пришла к выводу, что господин Винклер идеалист, который думал о благе для всех людей. – Элизабет кивнула в знак подтверждения. Что же Себастьян мог тогда ей рассказать? – Он был бесконечно благодарен тебе за работу в имении Мейдорн, – с улыбкой проговорила Шмальцлер. – Тем более, когда узнал, что вы с мужем тоже переедете в Померанию.
Элизабет почувствовала, что краснеет. Конечно, Шмальцлер раскусил ее игру, чего же еще она ожидала от нее? Ей не следовало приходить сюда. Но, к сожалению, это был единственный способ узнать о местонахождении Себастьяна.
– Так получилось, – сказала она. – Тяжелое ранение моего мужа потребовало особых мер. Здесь, в деревне, ему было легче начать все сначала.
– Конечно, – ответила Элеонора Шмальцлер, сделала глоток кофе и осторожно поставила чашку обратно на блюдце. Элизабет начинала терять терпение. Разве не слышны уже голоса голодных мальчишек? – Ну, – продолжила бывшая экономка. – В мае господин Винклер пришел на двор в поздний час. Мы все очень удивились, потому что он шел пешком и с дорожной сумкой. Он попросил ночлег, который мы, естественно, ему предоставили. Он не объяснил нам о причине своего позднего появления, но намеревался отправиться в Нюрнберг. На следующее утро мой сын отвез его на повозке в Кольберг.
Элизабет уже догадывалась о чем-то подобном. Он сбежал ночью сломя голову, этот глупец. В гневе от того, что «не сдержался» и сделал то, чего она ждала. И он получил от этого не меньшее удовольствие, чем она. Но нет, господин Винклер был человеком принципа.
– В Нюрнберг. Он назвал конкретный адрес?
– Он высказал сомнение, что его там примут.
Элизабет почувствовала, как в желудке снова поднимается противная тошнота, и глубоко вдохнула, чтобы побороть ее.
Как унизительно было вот так шпионить за ним. Почему до сегодняшнего дня он не связался с ней? Но так уж сложилось: что бы она ни пыталась сделать, все было безуспешно. Особенно когда дело касалось любви, ей всегда не везло. Как бы в подтверждение этого в дверь гостиной постучали.
– Тетя Джелли!
Младший из трех внуков заглянул через щель и радостно улыбнулся, увидев на столе торт.
– Входи, Мартин. Скажи «добрый день» фрау фон Хагеман и поклонись. Вот так. Покажи свои руки. Хорошо. Садись сюда.
Элизабет старалась так же усердно, как и шестилетний Мартин, пройти церемонию приветствия с соблюдением приличий. Он был красивым мальчиком: каштановые вьющиеся волосы, светлые глаза, озорная улыбка. Она смотрела, как он поглощает торт с кремом, и думала, что, должно быть, хорошо иметь такого сына. Откуда у нее такие мысли?
– Мне было очень приятно пообщаться с вами, фройляйн Шмальцлер. Надеюсь, вы скоро посетите нас в имении.
Элеонора Шмальцлер встала, чтобы проводить
