сидит со старыми фронтовыми товарищами в пабе за кружкой пива.
Она отодвинула чашку и с жадностью потянулась к печенью, лежащему на тарелке в центре стола. Это было кусочки, которые разрешалось есть слугам: некоторые сломались, когда их снимали с противня, другие потемнели. Конечно, они ели и то, что хозяева оставляли на тарелке.
– Я никогда бы не подумала, что Густав начнет пить. – Эльза покачала головой. – В конце концов, он всегда был таким хорошим человеком.
Августа жевала бисквитное печенье и ничего не отвечала. Конечно, было неразумно рассказывать эту историю здесь. Но она не могла удержаться, ей надо было с кем-то поделиться своим несчастьем. Приближалась зима, выручка от овощей была маленькой, и ей ничего не удавалось отложить. Если бы она не работала время от времени на вилле, они бы давно умерли с голоду.
Сзади на лестнице послышались шаги. Юлиус вернулся из красной гостиной с подносом в руках.
– Я так и знал, – пробормотал он дрожащим голосом. – Мое чувство никогда не обманывает меня. Я знал, она что-то задумала, хотела унизить меня. Эта отвратительная, подлая змея.
Все обернулись в его сторону, поскольку такое поведение была для него необычным.
– Что она сделала? – прошептала Герти.
Все, включая Августу, конечно же, знали, о ком идет речь. Юлиус поставил поднос, на котором осталась только сахарница. Его руки дрожали.
– Сначала она утверждала, что этот сахар не годится для чая. Ей нужен был сахар-кандис, так пьют чай в Лондоне. А англичане – большие любители чая.
– Пусть и едет туда, эта шлюха! – язвительно бросила Августа. – В Англию. И сразу в Лондон, если уж на то пошло.
– И это все? – разочарованно протянула Герти. – Из-за этого вы так расстраиваетесь?
Юлиусу пришлось сесть, он был так бледен, что за него можно было испугаться. Нет, это было только начало.
– Когда я наливал чай, – продолжил он дрожащим голосом, – я стоял от нее на расстоянии метра. И тогда она сказала… Она проявила невероятную бесцеремонность… – Он отчаянно сдерживал слезы, вытирая лоб ладонью. Казалось, что бедняга вот-вот разрыдается. – Потом она говорит мне: «Вы что, не моетесь, Юлиус? Вы неприятно пахнете».
Наступила тишина. Это было сильно. Даже если бы она была права – такие вещи не принято говорить при господах. На вилле всегда было принято решать такие вопросы через экономку в частной беседе с глазу на глаз.
– А госпожа? – подала голос Герти. – Разве она не сделала замечание фон Доберн?
Юлий больше не мог говорить. Он только качал головой и закрывал лицо руками.
– Чистое зло! – решительно сказала повариха. – Вы наступили на ядовитую змею, Юлиус, и теперь она кусается в ответ.
Кто-то постучал в дверь кухни, но они были так взволнованы рассказом Юлиуса, что никто не встал, чтобы открыть.
– Ее место в клетке!
– Чучело в музей.
– И вдобавок у нее нужно вырвать ядовитые клыки.
В дверь постучали более настойчиво. Герти наконец вскочила и нехотя пошла к двери.
– Иисусе, ну надо же! – пролепетала она. – Мария Йордан. Совершенно некстати.
– Что ты имеешь в виду, Герти?
Мария Йордан как ни в чем не бывало вошла на кухню, широко улыбнулась и снисходительно поздоровалась. В конце концов, теперь она была деловой женщиной, а не наемным работником, которому приходилось подчиняться. Даже ее одежда соответствовала новому статусу: она носила светлую шелковую блузу с кремовой юбкой до икр, а также светлые летние туфли с маленьким ремешком. Две верхние пуговицы блузки были расстегнуты, чтобы было видно сверкающую золотую цепочку, которая висела на тонкой шее.
– О, ничего, – запнулась Герти. – Мы… мы просто говорили о… о зубах.
– И какое отношение это имеет ко мне? – с легким раздражением спросила Мария Йордан.
– Потому что вы поставили себе этот красивый золотой зуб, – невозмутимо продолжала врать Герти.
Действительно, вот уже несколько месяцев в верхней челюсти Йордан сверкал золотой зуб. Это тоже указывало, что ее дела идут хорошо.
– Так вот из-за чего вся эта суета? – Она пожала плечами и улыбнулась еще раз, чтобы показать всем свое дорогое приобретение. – У меня в магазине часто бывают клиенты из высших слоев общества. Я должна выглядеть презентабельно.
– Конечно, конечно, – с восхищением согласилась Эльза – Вы прекрасно выглядите, фрау Йордан. Не хотели бы присоединиться к нам?
С тех пор, как Йордан стала владелицей двух домов и магазина, Эльза решила обращаться к ней на «вы». Юлиус взял себя в руки с приходом гостьи и сменил свое скорбное выражение лица на нейтральное. Августа с неодобрением уставилась на Йордан. Эта двуличная змея стала самостоятельной, как и она. Но пока ее огородный бизнес был на грани банкротства и они не знали, как им пережить зиму, дела Йордан, казалось, процветали. Теперь-то все знали, на чем она зарабатывает, эта ловкая мошенница и фокусница. Она предсказывала будущее наивным клиенткам. Говорят, она сидела в темной комнате среди спиритических фотографий и чучел сов, используя не только карты, но и стеклянный шар, наполненный водой. Она купила его у сапожника, который закрыл свою мастерскую по причине преклонного возраста.
– Я всегда рада немного пообщаться со своими старыми друзьями и коллегами, – заявила Мария Йордан. – Мы по-прежнему являемся сплоченным сообществом, даже несмотря на то, что некоторые из нас уже покинули виллу.
– Как поживает наш дорогой Гумберт, Фанни? Он часто тебе пишет?
– Время от времени, – буркнула повариха, возвращаясь к своей еженедельной газете.
– У парня такой талант! Как он может подражать людям! Очень правдоподобно. В том кувшине холодная вода?
– Холодная вода с привкусом мяты. – Юлиус вновь обрел самообладание и поспешил угостить гостью. Поскольку Ханна оказалась неприступной крепостью, а Герти показала ершистый характер, он решил прихлестнуть за Йордан. Чем она, конечно, была довольна.
– Спасибо, Юлиус. Очень внимательно с вашей стороны. Вы выглядите немного изможденным, мой добрый друг. Или жара в конце лета вас доконала?
Юлиус заявил, что плохо спал. Наверху, под крышей, где находились комнаты для служащих, даже сейчас ночью было невыносимо жарко.
– Кому вы говорите! – вздохнула Йордан. – Я помню душные летние ночи, когда лежала без сна и даже снимала рубашку, чтобы не задохнуться.
Герти фыркнула и постаралась замаскировать свой смех приступом кашля. Августа закатила глаза. Эльза слабо улыбнулась. Юлиус двусмысленно ухмылялся. Только Брунненмайер продолжала читать свою газету, делая вид, что ничего не слышала.
– А потом, когда ты лежишь без сна, ночью, – невозмутимо продолжала Йордан, – в голове появляются различные мысли, и ты беспокоишься о самых разных вещах. Не правда ли, так бывает со всеми нами.
Юлиус прочистил горло и согласился с ней. Августа
