толстяк:
– Нет! Через другую дверь! Через ту! – Он ткнул пальцем в противоположную сторону зала. – Сколько можно объяснять? Входите через эту, выхо́дите через противоположную!
Вероятно, таким образом выходившие не могли столкнуться с входившими в зал и никто не мог узнать о фокусе с прожектором, подумала Лиза. Мальчик вздрогнул, развернулся и торопливо пошел через зал. Три пары глаз следили за ним. Тишину нарушал только звук его шагов. Миллер вдруг наклонилась к толстяку и что-то шепнула ему на ухо. Тот кивнул.
Лиза неторопливо, стараясь не шуметь, спустилась до второго ряда и стала двигаться к Миллер. Когда она опустилась на соседнее кресло, мальчик вышел из зала.
– Что там? – спросила Анна у толстяка.
– Сейчас узнаю. – Он достал телефон, набрал чей-то номер и приложил трубку к уху.
– О чем вы хотели поговорить, мисс Ру? – поинтересовалась Миллер.
– Что он сделал не так? – невпопад спросила Лиза.
– Он не танцевал.
– Но у него не было времени, вы его сразу срезали!
– И он все равно не танцевал, – пожала плечами Миллер. – Это жизнь, тут никогда нет времени для танцев.
– Не понимаю, – нахмурилась Лиза.
– Вот именно.
В разговор вклинился толстяк. Он прикрыл рукой динамик телефона и обратился к Миллер:
– Она готовится.
– Ну подождем.
Анна снова повернулась к Лизе:
– Мне нужен танцор, а не просто мальчишка.
– И зачем тогда приглашать ребенка? – снова не поняла Лиза.
– Дело не в возрасте.
В этот момент открылась дверь, из которой недавно появился мальчик. На этот раз в помещение вошла девочка. Кажется, лет четырнадцати. Она не стала заслоняться от прожектора или даже щуриться, просто пошла вперед, выйдя из пятна света, и не останавливаясь поднялась на сцену.
Что-то в ней пугало Лизу. Девочка казалась скорее роботом, чем человеком. Она встала в какую-то танцевальную позицию и замерла. Лиза отвела взгляд, как будто не желая смотреть на что-то неприятное, болезненное и даже унизительное.
– Начинайте! – скомандовал толстяк, глядя на Миллер.
Та кивнула ему, и он сделал какую-то пометку в бумагах.
Заиграла музыка. Лиза хоть и не была большим знатоком балета, но, конечно же, узнала Чайковского. А девочка, судя по всему, будет исполнять соло Одетты. Интересно, это вообще возможно в таком возрасте? Лиза с некоторым стыдом поняла, что у нее в голове возникло множество очень глупых вопросов про балет. Почему она не задумывалась о них раньше?
– Очень плохо, – с какой-то странной улыбкой прокомментировала Миллер. – Томаш, свет.
– Секунду. – Толстяк снова взял в руки телефон.
Они оба ничуть не приглушали голос, не старались скрыть то, что они переговариваются, и вообще вели себя грубо. Видимо, это тоже часть проб? Лиза посмотрела на выражение лица девочки, но не заметила каких бы то ни было перемен. Никакой реакции на слова Миллер.
Вдруг погас свет, воцарились полная темнота и тишина. Даже экран телефона толстяка не светился. Тот предусмотрительно его заблокировал. Прошло несколько секунд, прежде чем Лиза поняла, что один звук все-таки есть. Отсутствие музыки и света не помешало девочке продолжать танец.
– Отлично, – заметила Миллер, – включай обратно.
– Хорошо.
Засветился телефон Томаша. Он, вероятно, звонил тому, кто должен был включить свет.
– Она мне подходит, больше мест нет, но просмотри остальных. Если будет кто-то подходящий, держи их в резерве. Скорее всего, освободится два места через пару недель.
– Уэсли и Чан? – уточнил Томаш.
– Да, но буду надеяться, что я ошибаюсь.
Включился свет. Миллер встала со своего места, Лиза последовала ее примеру и вышла в проход.
– У нас есть десять минут, потом у меня тренировка, – поднимаясь к главному выходу, сказала Анна. – О чем вы хотели поговорить?
– О Сархане, наверное.
– Наверное? – Миллер, не останавливаясь, обернулась, чтобы удивленно посмотреть на собеседницу. – Вы не уверены, что ли?
– Не уверена, – призналась Лиза. – Я…
Они вышли из зала и наткнулись на женщину, стоявшую прямо за дверями.
– Вы даже не дали ему станцевать! – без каких-либо прелюдий начала истерику женщина. – Это, по-вашему, нормально?
– Да. – Миллер спокойно обогнула опешившую мамашу и стала спускаться по лестнице.
Но женщина очень быстро пришла в себя.
– Вы хотя бы отдаете себе отчет в том, что своим поведением травмируете ребенка?
Миллер посмотрела на Лизу, будто бы предлагая ей оценить несусветную глупость.
– Травма – это очень точное определение того пути, который вы выбрали для своего ребенка. – В глазах Миллер появился задорный блеск.
Она сделала шаг вперед. Поднявшись на одну ступеньку, она сравнялась ростом с мамашей. Лиза снова почувствовала запах попкорна и даже поискала его глазами, прежде чем сообразила, что кинотеатр давно не работает.
– Что вы…
– Если вы хотите, чтобы он чего-то добился в танцах, вы должны его морально искалечить. Не должно быть ребенка, не должно быть вашего сыночка, человека за всем этим вообще быть не должно. Его тело больше ему не принадлежит. Понятно?
Миллер сделала еще один шаг вперед, став на полголовы выше собеседницы. Она как будто разрасталась, и дело было не только в физике. Ее тон, настрой, тембр голоса… Лизе показалось, что она видит злое индуистское божество, потревоженное истеричной теткой. Хуже того, потревоженное в собственном храме.
– Больная! – взвизгнула мамаша.
Она сделала три шага назад, не поворачиваясь спиной к Миллер, и, только когда оказалась на безопасном расстоянии, развернулась и торопливо пошла прочь.
Анна посмотрела на Лизу. Лиза зачем-то подняла руки, то ли демонстрируя, что не имеет отношения к происходящему, то ли сдаваясь на милость победителя.
– Это было… сурово.
– Я сказала правду. Бывает по-разному, конечно, но танцы – это жесткий спорт. Так или иначе, нужно понять, что ты – это не твое тело. Чем раньше, тем лучше.
Миллер продолжила спускаться по лестнице.
– Зачем?
– Иначе будешь себя жалеть, а так результата не добиться, да и вообще… – Она вдруг остановилась и посмотрела на Лизу, будто вспомнив, с кем разговаривает. – Так о чем вы хотели поговорить? У меня правда мало времени.
– Ради чего вы танцуете? То есть… Если все так… жестко, что окупает все страдания? Слава, деньги?
– Послушайте, мисс Ру, если вы хотите взять у меня интервью, то это не самое удачное время!
– Вы работали в эскорте. – Лиза не знала, зачем сказала это и какое отношение к происходящему имеет прошлое балерины.
Миллер остановилась на последней ступеньке, повернулась и удивленно посмотрела на Лизу.
– Понятия не имею, о чем вы, – очень плохо соврала Анна. – Что вам нужно?
– Я вас вспомнила, мы виделись однажды на приеме и… – Лиза потерла виски. – Простите, я сегодня сама не своя.
– Не помню такого. – К Миллер вернулось самообладание, она пошла
