бы не волосы, не руки, не оставшаяся в одежде книжная пыль, да этот аромат ладана и вербены, который малефика чувствовала, как преданная собака — запах дома и хозяина. Она всхлипнула.
— Долго же вас пришлось ждать, — меж тем продолжил незнакомец, — вот Феликс и не дождался. А где мальчишка? Джо. Разве он не с тобой?
— Кто ты?
— Кто так слеп, как раб Твой, и глух, как вестник Моей Доброй Вести, Мною посланный? — нараспев процитировал Книги Вознесения незнакомец. Кинжал был в его руках. На нем высохла полоса черной феликсовой крови. Чонса не стала ждать — вскинула руки, и волна энергии задрожала, бросаясь вперед, впилась в лицо этого «вестника». Он убил Феликса! Это он сделал! Убил и зачем-то ждал их здесь, ждал, чувствуя, как гниет рядом святое тело викария, и ничего не делал! Наёмник! Убийца!
Чонса ждала: сейчас он сам ткнет себя ножом в живот. Она уже делала такое на войне, ей было не впервой. Сейчас он закричит, начнет биться головой о косяки, пока из щелей его шлема не брызнет серое, белое и красное! Сейчас, да — но он отмахнулся кинжалом, словно ладонью от мухи, и энергия ушла в разбитые осколки на полу, что запрыгали и зазвенели.
— Что?..
— Вера — защита моя и твердыня убежища моего!
— Хватит сраных цитат! — закричала Чонса, теряя контроль. Глаза её блеснули зелёным кошачьим огнем. Вся дюжина пальцев скрючилась, тень многократно выросла, легла перед ними чернейшим из полотен. Загремел гром. Завыл ветер. Глухо шелестя крыльями, откликнулись твари…
— Ты!
Она ударила руками в косяк двери, оставляя глубокие царапины. Химеры бросились на таверну, разбивая плечами и своими костяными гребнями окно за окном, потянули вперед свои паучьи отростки рук, завопили дурными голосами. Аларик упал на колени, закрывая телом лишившегося чувств Данте. Воздух трещал. Лица убийцы не было видно за шлемом, но по наклону головы и тому, что он вытащил из ножен меч, малефика поняла — испугался.
— Ты хоть представляешь, что натворил?!
Она топнула ногой в темп созвучию ударов молний и раскатов грома. Дождевое полотно прогнулось, окатив её взмокшую от скачки и бега спину. Раздался треск рвущейся крыши, застучала по чердаку черепица. Химеры были наверху, толкались в лестничных проемах, вопили, царапали одна другую. Всего пятеро, но этого был предел Чонсы, и этого было достаточно, чтобы сделать с Вестником то, что хотела она в исступлении сотворить с Феликсом — четвертовать, растащив по всем сторонам света конечности.
Для того, чтобы вторгаться в чужие рассудки и дергать их за ниточки, Чонсе не надо было говорить волшебное слово «Подчинись». Достаточно было только очень-очень этого захотеть. Разозлиться.
А сейчас она была просто в ярости.
— Ты лишил меня всего! Всего, из-за чего я жила!
Ступив ближе к вестнику, твари замялись. В таверне стало слишком тесно, завоняло змеиными шкурами и мокрыми птичьими перьями, и эти химеры, они просто не могли подобраться к невидимому кругу, что окружал Феликса и этого безумца, цитирующего Книгу. Видимо, его защищали святые мощи, в которые обратился в посмертии мученик-викарий.
Поняв это, убийца захохотал.
Поняв это, Аларик потянул Чонсу за край платья, глядя снизу вверх из своей полной ужаса коленнопреклоненной позы:
— Назад… На улицу. Пока ты их…
Как назло, он не договорил. Девушка потеряла контроль, всего немного, на одну секунду, и химера повернула к Чонсе голову. Эта была другой породы. Огромная морда все так же похожа на собачий череп, но крупнее, с кусками белесой длинной шерсти, стекающей к гигантским лапам. Лап было слишком много, четыре волчьи и беспокойно шевелящиеся паучьи из бочкообразного корпуса. На спине — лохматые, облепленные перьями крылья. Глаза на хищной морде смотрели на малефику с ненавистью и, как показалось ей, ненависть эта была так же разумна, как у живого человека. Для Чонсы она стала физически ощутима, когда тварь заорала, распахивая челюсти, её ор оглушил острой головной болью. Чонса зашаталась, сжав лоб ладонью. Аларик вытолкнул Шестипалую прочь из дома, следом полетел Дани. Она упала в грязь, резко повернулась, подхватывая испачкавшегося в грязи Данте, и уже не ожидала, но Аларик, чертыхаясь, выбежал следом, закричав со слезами на глазах:
— Я вернусь за тобой, Йоль! — он обхватил руками предплечье девушки, — Пошли! Он ненадолго их задержит…
Твари толкались в дверях, зажали сами себя и не могли выбраться. Ненадолго.
— Кто задержит?! — малефика подняла уставшие сухие глаза, — Твой мертвый брат-близнец? Да! Он мертв! Открой уже глаза!
Аларик отшатнулся, как от удара, качнулся назад, споткнулся, упал. Отполз от неё, частя себе под нос одно сплошное «Нет!», пока его голос не растворился в последнем порыве дождя. Сидящая на дороге Чонса не видела причин подниматься и куда-то идти. Пусть их сожрут здесь. Никаких надежд, ничего, ничего не осталось, всё исчезло вместе с памятью Феликса и со всеми его полными раскаяния словами, что никогда не прозвучали.
Тварей в воздухе над ними становилось всё больше. Дождь сошел на нет вместе с порывами ветра, просто капал себе тихонько на уничтоженный городок на самом юге Бринмора. В таверне звучала сталь и вопли тварей. Какие-то из них тянули лапы сквозь оконные проемы, но без управления, кажется, были слишком тупы, чтобы выбраться самостоятельно. Но с неба уже спускалась помощь, облака рассеялись и падальщики увидели новую добычу. Данте застонал, распахивая янтарные глаза. В его дрожащих зрачках отражалось алое небо с тёмными точками химер.
Чонса улыбнулась, поднимая лицо к дождю. Вот так. Вот такой конец, да? И стоило трепыхаться, бороться, сражаться, огрызаться и спорить? Нужно было сделать это давным давно.
Сдаться.
Они летели с неба, ползли со всех сторон, окружали их. Не было им конца. Скоро каждый дом был облеплен химерами, прорехи в небесах алыми всполохами отражались в жестком хитине их тел. Это было даже красиво. Тихий шепоток вползал под кожу, знакомый голос, мягкие интонации — так мог говорить её отец, которого она не знала, или брат, которого у неё никогда не было, а может, даже сын, чье имя она никогда не произнесет. Чонса закрыла глаза, вслушиваясь в надежде вычленить слова и не сразу, но ей это удалось.
«Посмотри, как прекрасен новый мир, Волчишка. Посмотри, я же говорил! Завтра наступило и мы теперь свободны, понимаешь, Чонса, милая? Пришел новый век. Покорись. Давай вместе войдем в этот мир. Отдайся ему. Сдайся… Ты станешь нашей Великой Матерью, порождающей сотни и сотни новых детей. Ты больше никогда не будешь одинока. Чёрное безумие — это обман. Есть
