Я жалась к стене, со страхом следя за происходящим.
Двое схватили Егора, чтобы он не смог вырваться.
– Она моя игрушка, – тихо сказал Стас, внимательно глядя на него. – Никто. Не посмеет. Ее. Отнять. Я могу сделать с ней все, что хочу. Захочу – буду беречь.
Он крепко обхватил руками мое лицо, я попыталась вывернуться, но мне не удалось. Он грубо поцеловал меня в губы, было больно и неприятно. А потом он оттолкнул меня. И с вызовом посмотрел на Егора.
Егор выдержал его взгляд.
– Захочу – сломаю, – продолжил Стас. Его голос был холодным и твердым как лед.
Я не успела ничего понять. Стас резко схватил меня за запястье, поднес мою руку к бетонной стене и с силой провел тыльной стороной моей ладони по бетону. Кожу обожгло, я вскрикнула от боли. И тут же Стас отошел от меня, я прижала поврежденную руку к груди. Кожа пылала огнем, рука неприятно пульсировала. Я раскрыла ладонь – вся тыльная сторона была содранной до крови. От боли на глазах выступили слезы.
– Не трогай ее! – крикнул Егор и стал яростно отбиваться. Но его крепко держали.
Стас подошел к нему.
– Зачем она тебе, а? Почти год прошел – тебе все равно на нее было. А сейчас вдруг забеспокоился. С чего бы вдруг? Совесть проснулась?
– Может, и совесть, – холодно ответил Егор.
– Найди себе свою игрушку. И играй с ней в прекрасного принца. Спасай ее от злых чудовищ. Но мою не трогай. Пойдемте, парни.
Егора отпустили. Стая ушла.
Я прислонилась к стене, прижимая к груди руку. Все внутри у меня кипело от злости и обиды. В тот момент я была зла на Егора – это из-за него сейчас Стас взбесился. Если бы не он, Стас просто бросил бы пару оскорблений в мой адрес и ушел бы.
Егор подошел ко мне.
– Очень больно? – спросил он. Я молча кивнула.
Он положил руку мне на плечо.
– Я не оставлю все это так. Я что-нибудь придумаю, обещаю. Я зло бросила ему в лицо:
– Просто оставь нас в покое!
– Что? – Егор удивленно посмотрел на меня.
– Оставь нас! Ты только хуже делаешь! Из-за тебя он сейчас такой.
– Нет, ты не понимаешь, мы должны бороться, мы… Я безнадежно сказала:
– Егор, просто оставь. Ты не такой, как мы. Не думай, забудь о нас. Мы пропащие, понимаешь? Тебе нас не спасти. Это наша война, не твоя.
Я надела капюшон и пошла прочь, не отрывая взгляда от земли и прижимая к груди ободранную ладонь.
Этим вечером я вылезла на крышу. Долго смотрела в небо, искала глазами знакомые созвездия. Я подошла к самому краю крыши. Посмотрела вдаль, на крыши соседских домов. Почти во всех из них горел свет. Я вглядывалась в каждое окошко и представляла, что за каждым из них сейчас за столом сидит счастливая семья.
Я положила на металлическую поверхность крыши листок бумаги. Чиркнула зажигалкой, подожгла его.
Смотрела, как сгорает то, чем я дорожила больше всего на свете. Белый лист бумаги чернел, его уголки закручивались. Одна за другой пропадали буквы. Потом пропала и вся надпись, сделанная странным, причудливым почерком. Буквы с наклоном влево, а не вправо.
В ОКОШКО – УЛЫБКУ, А ИЗ ОКОШКА – СМЕХ.
Огонь пожирал бумагу и выплевывал пепел. Ветер подхватывал его, и вместе с пеплом уносились прочь мои наивные мечты. Мои прекрасные детские воспоминания. И слепая вера в то, что все будет хорошо.
Глава 36
У меня больше нет воспоминаний. Нет теплых чувств. У меня почти ничего не осталось.
Все хорошее о нем я собирала по частицам, помещала в маленькую коробочку. Трепетно берегла каждую крупицу, чтобы потом, когда мне будет больно, открыть коробочку. Чтобы частичка хорошего смазала мои раны. Но теперь коробочка безжалостно уничтожена. Не осталось ничего хорошего. Ни одного теплого чувства или светлого воспоминания об этом человеке.
Что я испытывала, глядя на него?
Отвращение? Да. Этот человек был мне отвратителен.
Ненависть? Да. Маленькая искорка ненависти скоро разгорится в огромное пламя.
Страх? Да. Страх еще сидел во мне. И от страха некуда деться. Он всегда сопровождал меня.
Занятия по танцам сильно изматывали меня.
Перед занятиями к горлу подступала тошнота, когда я представляла, что ненавистный мне человек снова будет прижиматься ко мне и держать меня за руку.
Но я научилась отвлекаться от всех своих чувств на время танцев. Я стала прятать их в невидимый ящик и приходила на танцы абсолютно пустая внутри. С тупым равнодушием позволяла Стасу брать меня за руку, обнимать. Приходя с танцев, я снова открывала этот ящик. И меня снова поглощало отвращение к этому человеку.
Я отсчитывала дни до выпускного. Мне казалось, что после выпускного все поменяется. Что все кончится. Начнется новая жизнь. Хотя, может, я просто обманывала себя…
* * *
– Пойдем на почту, скорее! – торопила меня Даша. – Там наши платья пришли!
Даша прибежала ко мне под проливным дождем. Ей настолько не терпелось забрать выпускные платья, что ради этого она была готова вымокнуть до нитки.
Взявшись за руки, мы побежали по улице под дождем. Потом так же мы бежали обратно, прижимая к груди большие картонные коробки.
Мы сидели у меня в гостиной, Дашка орудовала канцелярским ножом. Сначала она достала свое платье – красное пышное. Дашка взвизгнула.
– Какой мягкий материал! Потрогай!
Я потрогала материал, но он показался мне грубым и жестким.
– Так, теперь откроем твою коробку и будем мерить!
Дашка вскрыла вторую посылку, разворошила бумагу. Я увидела зеленую ткань. С минуту смотрела внутрь коробки. Погладила гладкий атлас. Было страшно доставать его – мне казалось, что оно живое.
– Ну, ты так и будешь на него смотреть? Доставай уже!
Я достала платье – на удивление, оно оказалось очень тяжелым.
Мы оделись. Я посмотрела в зеркало… и не узнала себя. Я особо никогда не любила платья, последний раз, когда я надевала нарядное платье – для танца снежинок в первом классе. А потом у меня были одни лишь футболки да кеды. И то, что я видела в зеркале, было новым для меня. Я смотрела на девушку в зеркале. Она была красивой. Это я? Давно я не замечала в своем отражении ничего красивого. А сейчас ясно видела.
Зеленое платье на тонких лямках с заниженной талией. На юбке ткань сбивалась мягкими складками. Платье доходило до середины бедра, может, чуть ниже.
Мне вдруг захотелось очутиться в доброй сказке. Мне захотелось увидеть красочный город, ясное небо, приветливых жителей, прекрасное королевство. В этом королевстве не было грязи, все выложено желтой и розовой плиткой. Здесь все равны. Здесь не предают, не обижают друг друга. Здесь все носят красивые наряды. Здесь живут прекрасные люди. Мне захотелось очутиться в мире, где все счастливы. Мир, где возможна любовь. И свобода.
– Эй, с тобой все хорошо? – Дашка поводила ладонью перед моим лицом. Услышав ее голос, я вернулась в реальность. – Ты сейчас дыры прожжешь. Уже любуешься на себя минут пять.
– Прости, задумалась, – улыбнулась я. Еще раз взглянула на себя в зеркало.
Это всего лишь отражение… Оно нереально.
* * *
Последние занятия по танцам проходили суматошно и нервно.
Я ненавидела своего партнера. Мне хотелось вцепиться ему в волосы, расцарапать лицо. Но каждое занятие я молча клала свою руку на его и позволяла обнимать меня.
Наша пара выучила движения идеально, за занятие мы не сделали ни одной ошибки, чего не скажешь о паре Даши и Ромы. Такое впечатление, что их только-только поставили вместе. Дашка три раза наступила Роме на ногу, он два раза боднул ее задом (один раз так сильно, что она полетела на соседнюю пару). Они постоянно путали право и лево и делали все наоборот. Преподавательница злилась и ругалась. Дашка стояла чуть не плача, а Рома глупо улыбался. После танцев Рома с Дашей до самого выхода за территорию школы шли вместе и ворчали друг на друга. Я шла сзади и с улыбкой наб людала за ними. Они были такие милые…
Как-то незаметно наступил последний звонок.
Утром я погладила черную юбку и белую блузку. Аккуратно повесила их на вешалку, потрогала гладкий материал юбки, рукой разгладила складки. Мне хотелось подольше потянуть время. Больше всего на свете мне хотелось никогда не видеть этого человека, не говорить с ним, не дотрагиваться до него. И вообще не дышать с ним одним воздухом.
«Потерпи, потерпи еще чуть-чуть», – говорила я самой себе, стиснув зубы.
Скоро все кончится. Просто потерпи.
По лестнице вверх-вниз бегала взволнованная мама. Это всего лишь последний звонок… Да и то девятых классов. Зачем же так нервничать?
– Удивляюсь твоему спокойствию, – повторяла мама, каждый раз пробегая возле меня. – Если бы это был мой последний звонок, я бы уж точно не находила себе места!
Внешне я была спокойна. Мои движения были медленными, реакция – какой-то заторможенной.
– У тебя очень сонный вид, – посмотрела на меня мама. – Наверно, не могла заснуть? Нервничала?
– Да, – соврала я. На удивление, спала как убитый сурок.
