городам Золотого кольца в поисках старинных артефактов. Со временем у Гребенщикова начала проявляться склонность к миссионерству: например, красивейшую икону «Явление Божией Матери Андрею Боголюбскому» он подарил мужскому монастырю на Соловках, а двухметровое распятие — храму в Листах.
«Без преувеличения скажу, что всё, что я знал тогда об иконах, мне было известно от Липницкого, — признавался Борис. — Настоящим собирателем я так и не стал, но чудо иконописи для меня раскрыл именно он. На вернисаж в Измайлово мы с ним ездили много-много раз, и экзотика этого места определила моё отношение к Москве. Каждый поход туда становился приключением, и все они оказывались яркими».
Новые увлечения бывшего либерала-западника не могли не сказаться на музыке. Песни «Государыня», «Никита Рязанский», «Бурлак», «Волки и вороны» получались невесёлыми — словно иконы, написанные 38-летним художником, которого искушают демоны. Но и в них, под стать эпохе, между цитатами из Евангелия ощущалось дыхание времени. Тем более что песни эти рождались у Гребенщикова при участии единоверцев из новой группы, которые вкладывали всю душу в их музыкальную составляющую.
«В девяностых годах я много читал Льва Гумилёва, и у меня была выстроена стройная евразийская концепция о том, что Русь и Орда — это, по сути, одно и то же, — говорил Сакмаров. — И я тщательно насаждал в нашей группе ордынские мотивы. Эти отблески евразийства отчётливо слышались и на концертах, и в записи… Я тогда научился играть на гобое, чтобы у нас звучал какой-нибудь диковатый инструмент. В свою очередь, Серёжка Щураков не отставал от меня и гениально освоил мандолину».
В апреле 1991 года Гребенщиков с «бородой, заросшей до глаз», решил обкатать неофолковый репертуар на концертах. Сакмаров предложил начать путешествие с родной Казани, в которой проживал его родственник — сказочный персонаж по имени Лёша Кайбиянен. Будучи мужем родной сестры Олега, он преподавал английский язык и имел некоторый опыт организации рок-концертов. Впечатлившись выступлением банды Гребенщикова, Алексей предложил странствующим вагантам «сконструировать небольшой magical mystery tour». В итоге домой новоиспечённый проект, названный просто и лаконично — «БГ-Бэнд», вернулся ровно через год.
«За это время мы объехали сорок пять городов России и дали сто пятнадцать концертов, — подвёл итог Борис. — Больше, чем “Аквариум” за десять лет работы».
Практически всюду их ожидал восторженный приём, так как многие российские города видели группу Гребенщикова впервые. Жители Поволжья встречали музыкантов на пристанях, в Волгограде их принимал «православный Вудсток» с хоругвями, а на Соловках монахи прокрадывались на концерты тайком.
«Нижний Новгород оказался просто восхитительным местом, — рассказывал БГ впоследствии. — Особенно его храмы, иконы и женщины. Дамы сразу же взяли нас в оборот и вели по Волге аж до самой Казани. Наша воля была полностью парализована их заботой и лаской. И даже капитан судна был сражён их обаянием и позволил нашему гарему оттянуться вовсю».
Говорят, что в Саратове музыканты устроили пресс-конференцию «для народа» прямо в зале, а в Самаре перфоманс закончился глубокой ночью в холодных водах святой реки Волги.
«Нас с Гребенщиковым тогда объединяла сильная тяга к романтической сексуальности, которая до моего появления в “Аквариуме”, по-видимому, реализована не была, — откровенничал со мной Сакмаров. — А когда начались гастроли, случился невероятный духовный подъём, сопровождавшийся большим количеством “группиз”, которые у нас назывались — “партизанский отряд”. Особенно запомнилось несколько симпатичных девушек из Самары, которые ездили за нами по всей Волге. В Казани появился отряд изящных фотомоделей из агентства “Лариса”, причём — весьма просветлённых. Любопытно, что их никто не звал, они сами пришли».
Однако радость обретённой свободы была омрачена на местности хмурыми реалиями, нехарактерными для эпохи «стабильных восьмидесятых» — разрухой, провинциальной нищетой, масштабными забастовками и демонстрациями.
«Время летело центробежно, — вспоминал БГ. — Магия и личные проблемы так густо висели в воздухе, что их можно было резать ножом. Это был так называемый “переходный период”. Новые песни лились как из ведра — вероятно, до этого аура старого названия так тяготела над нами, что эффективно тормозила любые творческие импульсы».
***********************************************
В августе 1991 года, в самый разгар тура, в России грянул путч. Телеканал CNN круглосуточно транслировал, как на московских улицах грохочут танки, на Дворцовой площади строят баррикады, а на Невском народ расставляет лотки и продаёт водку. По телевизору транслировали «Лебединое озеро», и казалось, что страна находится в ожидании конца света.
На фоне всеобщего уныния бодрился только «БГ-Бэнд», который в тот момент болтался где-то между Новосибирском и Усть-Илимском.
«Я думал о том, как жить дальше, — размышлял тогда Борис. — Мы предполагали уйти в подполье и искать какие-то другие формы существования. Мы собирались вести партизанскую войну всеми доступными средствами».
В те дни Лёша Кайбиянен договорился с друзьями из местной филармонии о невероятном «трафике мечты»: по городам Сибири «БГ-Бэнд» перемещался, как группа Led Zeppelin — на спонсорском самолёте, прикреплённом юридически к одному из новосибирских заводов. Глядя, как музыканты переживают о судьбах многострадальной родины, пилоты предлагали сменить курс и забросать Кремль ящиками с портвейном, которыми воздушный корабль был набит под завязку.
Слава богу, через несколько дней силы демократии одержали победу — путч был подавлен, и весь мир вздохнул с облегчением. В честь этого события французская радиостанция NRJ решила организовать крупный международный рок-фестиваль «Памяти героев» — с участием Боба Гэлдофа, Дэйва Стюарта, Пола Янга, Дэвида Боуи и Боя Джорджа. Отдавая дань мужеству победителей, на акцию пригласили и русских артистов, а именно — Бориса Гребенщикова и Сергея Курёхина, которых подсунул организаторам вездесущий Артемий Троицкий.
Мне эта идея казалась тогда полной утопией, поскольку Боб с Капитаном не общались уже несколько лет. Последний раз их видели вместе ещё в 1986 году, и воды с тех пор утекло немало. Но в жизни всё оказалось иначе.
«Мы с Курёхиным случайно пересеклись в Доме Кино, — рассказывал мне Борис. — После того, как мы жутко надрались, я обнаружил утром, что Сергей спит под столом у меня на кухне, прямо в плаще. Судя по всему, выпили мы тогда изрядно… И буквально со следующего дня стали придумывать, как наш творческий потенциал можно применить. И у нас начался настоящий приступ совместной деятельности».
В этот момент друзьям и подвернулся Троицкий, предложивший великолепную авантюру с французским фестивалем. Они узнали, что 21 сентября на парижской Place De La Nation соберётся триста тысяч зрителей, а само действо будет транслироваться на восемьдесят стран мира, напоминая легендарный Live Aid.
«Начало девяностых было временем полного отсутствия логики и потому — временем необъяснимых чудес, — замечал позднее БГ. — Ближайшей аналогией в мировой литературе является, пожалуй, “Алиса в стране чудес”. Поэтому, когда Белый Кролик передал
