– Не волнуйся, мама. Как-нибудь обойдется. Незачем копам ходить к Дэйву. Да и он в любом случае не проболтается. Он мой друг.
– Бойся своих друзей, Уолт.
– Как это? – Уолтер понял, что мать на кого-то намекает.
– Остерегайся Эрика. Я все думаю, а не он ли убил Аляску.
* * *
– Не знал, что ты предостерегала Уолтера насчет Эрика, – сказал жене Джордж Кэрри.
– Я была обязана, я же чувствовала, что он совсем запутался во всей этой истории.
– Это еще раз доказывает, что когда Уолтер теряет голову, он действует импульсивно и принимает неверные решения, – вмешался Гэхаловуд. – Обнаружив разбитую фару на машине, впадает в панику, и его первая реакция – тут же ее починить. А когда вы ему сказали остерегаться Эрика, он занервничал?
– Нет, нисколько. Он был совершенно спокоен. Повторил, что доверяет другу. А потом ушел. Сказал, что устал и хочет отдохнуть.
– Значит, от вас он вышел спокойным?
– Да.
– В котором часу это было?
– Около девяти вечера.
– Тогда почему же через несколько часов он поджег квартиру?
– Не знаю, – вздохнула Салли Кэрри. – Может, сорвался, когда вернулся домой.
– Нет, – твердо сказал Гэхаловуд, – думаю, он что-то обнаружил. И мне бы очень хотелось знать, что именно. Миссис Кэрри, мне не дает покоя один вопрос: почему вы мне ничего не сказали про этот разговор? Почему ждали до сегодняшнего дня, чтобы рассказать про разбитую фару, которую он починил?
Вопрос неожиданно вывел Салли из себя:
– Потому что на следующий день он умер, сержант! Ушел от меня, и я последний раз видела сына живым. Так что бы изменилось, если бы я вам это все рассказала? Что, это вернуло бы ему красивое лицо, которое обезобразил выстрел? Вы когда-нибудь видели человека, получившего пулю в упор, сержант? А я видела, и этим человеком был мой сын. Так объясните же мне, что бы изменилось в моей разбитой жизни, если бы я рассказала? Я знала одно: Уолтер никогда бы не убил того полицейского и никогда бы не стал покушаться на свою жизнь. Он жертва, жертва Эрика Донована, жертва полиции! Когда вы собираетесь реабилитировать моего мальчика, сержант Гэхаловуд?
Голос Салли Кэрри разносился по всему кафе, официантка посмотрела в нашу сторону. Салли с мужем встали и удалились.
Мы с Гэхаловудом остались за столиком. Кроме нас в кафе был только персонал. Я спросил:
– Почему Эрик ничего нам не сказал про эту историю с соревнованиями?
– Наверное, потому что сознательно устранил Уолтера, как полагают Кэрри-старшие.
– Отравил его?
– Не исключено. Но если вы в лицее смухлевали в беге, это не значит, что через одиннадцать лет вы кого-нибудь убьете. Признаться, не знаю, что и думать. Но в одном уверен: в понедельник вечером, 5 апреля 1999 года, Уолтер Кэрри поджег квартиру, потому что нечто выяснил. Что же именно?
Неподалеку от нас какая-то женщина за стойкой рассеянно сверяла кассу и, похоже, наблюдала за нами.
– Вы ведь Реджайна Спек? – обратился к ней Гэхаловуд.
Она посмотрела на него удивленно:
– Да, а откуда вы знаете?
– Нам про вас говорила Патрисия Уайдсмит, адвокат Эрика Донована.
Она подошла к нашему столу:
– А вы те самые коп и писатель, о которых тут все говорят?
– Да. Можно вам задать несколько вопросов?
– Конечно.
Гэхаловуд пригласил ее присесть, она устроилась напротив. На вид ей было лет сорок. Куда моложе, чем я ее себе представлял по рассказу Патрисии. У Гэхаловуда, видимо, возникло то же ощущение, потому что он спросил:
– Миссис Спек, сколько лет вам было в 1999 году?
– Тридцать четыре.
– И вы тогда уже владели этим кафе?
– Да. Точнее, формальным владельцем был мой отец, но он с десяти утра не стоял на ногах.
– Почему?
– Пил. Несколько лет назад из-за этого умер.
– Мне очень жаль.
– Вы тут ни при чем. В 1999 году “Сизон” управляла я. Родители были в разводе. Мать отчалила, когда мне было семь, решила начать новую жизнь. Взваливать на себя малолетку не пожелала. Я выросла за этой стойкой. В конце концов получила хорошее образование. Прекрасно училась в школе, отхватила стипендию в Принстоне, изучала экономику. Получила диплом, пять лет работала в крупной аудиторской фирме в Нью-Йорке. Такая тоска! В итоге вернулась в Маунт-Плезант. Меня вдруг осенило: зачем куда-то ехать, если можно прекрасно жить здесь? Это было в начале девяностых. Отец стал всерьез прикладываться к рюмке. Да и кафе того гляди прогорит. Я вернулась сюда, и это было лучшее решение в моей жизни. Взяла дело в свои руки, вложила в него все сбережения, модернизировала кафе в духе модных заведений Манхэттена. Уютный интерьер, качественные продукты, вся гамма итальянского кофе – ристретто, эспрессо, маккьято, капучино… Честно говоря, поначалу тутошние обитатели слегка обалдели. При отце они привыкли скорее к картошке фри на вчерашнем масле. Но все быстро заработало, с тех пор мы неизменно процветаем.
– Расскажите про тот год, девяносто девятый, если вы не против.
– Год как год, ничего особенного. Кафе уже работало в полную силу. Что вы хотите знать?
– Эрик Донован и Уолтер Кэрри ходили к вам?
– Да, бывали регулярно. Особенно Уолтер, он жил напротив и заходил позавтракать перед тем, как открыть магазин.
– А мать Уолтера тоже ваша клиентка?
– С тех пор, как я взяла «Сизон» в свои руки, Салли Кэрри почти каждый день переходит улицу ради итальянского эспрессо. Говорит, что это роздых от помоев, которые подают в других местах, а главное, напоминает ей поездку в Римини еще до замужества. Мамаша Кэрри лет пятьдесят назад один раз съездила в Италию и в память о том вояже каждый день пьет крепкий эспрессо.
– Значит, вы хорошо ее знаете…
– Я ее двадцать лет каждый день вижу. Это сближает.
– Она вам в самом деле говорила про то, что Аляска якобы изменяет Уолтеру Кэрри?
– Да. К тому же незадолго до смерти Аляски. Я запомнила, потому что рассказывала про это адвокату Эрика Донована.
– А вы помните, что вам сказала Салли Кэрри?
– Всего пару фраз, мы вообще помногу не разговариваем. Она садится за стойку, я уже знаю, что ей надо эспрессо, пару минут болтаем. В тот день вид у нее был явно взбудораженный. Я спросила, что стряслось, она сказала, что накануне видела у своего магазина Аляску с Эриком. И будто бы они вели себя как сладкая парочка. Я спросила: “Почему вы так говорите, Салли?” Она ответила: “Они ссорились, причем как-то очень страстно”. Я не особо поверила: “Если б они сошлись, так не стали бы ворковать у вас под окнами”.
– Почему вы в свое время ничего не сказали? – спросил Гэхаловуд. – Мы ведь давали объявление, что ищем свидетелей…
– С какой стати мне обращаться к копам? Это же просто разговор в кафе, выеденного яйца не стоит. И потом, через пару дней после смерти Аляски вы задержали Уолтера, затем Эрика, что еще я могла добавить? Адвокату я рассказала, потому что она спрашивала.
– Понимаю. А Эрик Донован сюда заходил?
– Время от времени. Но скорее под конец дня, расслабиться и пропустить стаканчик. Вообще-то он скорее слегка ухлестывал за мной, но меня это не интересовало.
– Простите, а можно спросить, что вам в нем не нравилось? Красивый мужчина, в общем и целом приятный…
– Ему тридцати еще не было, а мне уже все тридцать пять. Я думала заводить детей, а он только что опять съехался с родителями. Прямо скажем, не совсем то, что я искала. И потом, нытики – это не ко мне.
– Нытик? Почему он нытик?
– Эрик вечно был не в своей тарелке. Он не был счастлив.
– Почему вы так говорите?
– Он сам мне душу изливал. Однажды вечером мы остались в баре одни. Дело было осенью девяносто восьмого, это я точно помню, потому что сразу после встретила своего мужа. Мы с Эриком выпили и изрядно захмелели. В какой-то момент он притянул меня к себе и попытался поцеловать, я его оттолкнула. Он извинился, а потом стал строить из себя жертву. Сказал что-то вроде: “Вот так всегда, все меня отталкивают”. Мы немножко поговорили, он помянул свою подружку из Салема, которая дала ему отставку одним днем. У нее появился другой мужчина. Это настолько его уязвило, что он решил вообще вычеркнуть Салем из своей жизни. Уволился с работы и вернулся в Маунт-Плезант.
