Говорит ему калика:
— Ой же ты, Добрынюшка Никитич млад, отпусти мои лохмотья рваные. Не хотела я от тебя бежать, а хотела проверить ухваточку твою да терпение молодецкое. Ухваточка-то у тебя богатырская, а терпения-то в тебе и на грош нет! Коли хочешь достать себе коня богатырского, выступай в раздольице чистое поле, покупай первого жеребчика, что тебе встретится, поставь его в сруб на три месяца, корми его пшеном урановым. А как пройдет три месяца, ты жеребчика по три ночи в саду поваживай и в трех росах того жеребчика выкатывай. Как все это сделаешь, подводи ты его к тыну высокому. Как начнет твой жеребчик через тын перескакивать, поезжай на нем куда ведаешь, будет он служить тебе верой правдою.
Сказала калика Добрынюшке те слова вещие, кругом себя обернулась, клюкой подперлась да три раза скакнула. Первый раз скакнула да на пятьсот шагов второй раз — да на тысячу, а в третий скачок вовсе из глаз пропала.
Задумался тут Добрыня Никитич млад, говорил он себе: «Не простая, знать была та калика!» Отправился он в раздолье чисто поле, видит, ведет мужик жеребчика долговязенького. Купил Добрыня того жеребчика: что мужик запросил то и дал. Становил он его в сруб на три месяца, кормил его пшеном урановым поил водицей ртутной из речки из Смородины.
Как минуло с той поры три месяца, стал Добрынюшка жеребчика по три ночи в саду вываживать и в трех росах его выкатывать. Подводил он жеребчика к тыну высокому — каждое бревно в том тыну с сосну корабельную. Стал его жеребчик через тот тын попрыгивать да поскакивать и в ту и другую сторону. Оседлал тут Добрынюшка Никитич добра-коня, взял у матушки вдовы Омельфы Тимофеевны да у всего люда рязанского прощеньице-благословеньице:
— Ты прощай, моя государыня матушка! Не поминайте меня лихом и вы, мужички трехжильные!
Только и видели рязанцы, как Добрыня в стремена ступил, да не видели, как поскакал: только пыль по степи заклубилась. Храбра была поездка молодецкая быстра была пробежка лошадиная. У коня из ушей дым столбом валит, из глаз у него искры сыплются, из ноздрей пламя мечется, грива сивая расстилается, хвост трубой да завивается.
Издали всем русским людям видать: выехал удал витязь в раздольице чисто поле богатырствовать…
ДМИТРИЙ ДОНСКОЙ
ДУРНЫЕ ВЕСТИ
Нехорошо, тревожно начался год 1380.
Еще с весны невесть откуда налетели на Москву огромные стаи грачей да ворон. С резкими криками носились они над Кремлем, садились на каменные, лишь два десятилетия назад при угрозе нападения Ольгерда-литвина обновленные стены облепляли кресты Архангельского и Успенского соборов. Выли средь бела дня здоровенные цепные псы у купцов-лабазников. Сказывали, что в Коломне оборвался с колокольни и разбился большой колокол.
Хоть и языческие это приметы, да верные. «К сечи это, к крови большой», – шептался народ.
Князь Дмитрий Иоаннович, едва тридцать лет ему тогда минуло, чернобородый крепкий, крупными шагами ходил по белокаменным палатам. Невесел был князь пасмурно хмурил брови, да не потому, что верил в приметы.
Что не день, привозят ему гонцы тревожные вести.
Вчера только прискакал из Орды Петр Горский. Немолодой уже, кряжистый плечистый. Кафтан в пыли, трое суток в седле, двух коней загнал. Хотел князю в ноги упасть, да не позволил ему князь. Поднял он своего верного слугу.
— Рассказывай!
— Дурные вести, княже. Переворот в Орде. Темник Мамай ханом себя назвал.
— Мамай — старый враг Руси. Еще что?
Низко повесил Петр Горский голову:
— Узнал я от верного татарина, поднимает хан Мамай Орду. Собирается на Русь ее вести.
— А велика ли нынешний год Орда?
— Велика, княже. Пока к тебе спешил, весь день, от рассвета до заката через Орду скакал. Вся степь табунами вытоптана, стоят всюду шатры, костры горят. Коптят нехристи мясо конское в честную постную середу.
Выслушал князь гонца, отпустил его:
— Отдохни, друг мой верный. Как отоспишься, поскачешь гонцом к Олегу Рязанскому. Расскажешь ему обо всём. Нужно всей Русью на татар подниматься.
— Слушаю, княже!
Поклонился Петр Горский, вышел.
Через день еще один гонец к Дмитрию, от Глеба Брянского. Донесли князю Глебу, что не одни татары на Русь войной собираются. С ними половцы, черкесы бессермены, ясы, кавказские евреи, армяне, крымские генуэсцы.
Слетаются, как стервятники, все, кто жаден до добычи, спешат примкнуть к Орде. Хочет хан Мамай Батыево нашествие повторить, предать русские города разграблению, обложить непомерной данью. Не поднимется после этого Русь головешками ляжет под копыта ордынских коней.
Ходит князь Дмитрий по палатам белокаменным. Давно уже готовился он к битве со всей силой татарской, накапливал силы, но вот только хватит ли их против всей Орды да еще против многих народов иноплеменных? Как бы снова не пришлось с богатыми дарами к татарам на поклон ехать.
ПРЕДАТЕЛЬСТВО ОЛЕГА РЯЗАНСКОГО
Зрела измена и в самой земле Русской.
Напрасно надеялся московский князь на Олега Рязанского. Коварен был Олег хитер, своя выгода для него дороже родной земли. Собирался он извлечь пользу от татарского нашествия.
Поговорив с гонцом Дмитрия, Олег долго стоял на крепостной стене, смотрел то в сторону Москвы, то к донским степям поворачивался. Щурился нехорошо Олег пощипывал редкий ус, а вечером собрал верных бояр.
— Больно высоко Москва нос стала задирать. Мнит она себя сердцем Руси, а Рязань и в грош не ставит. Не станем мы князю Дмитрию пособлять. Где ему с Мамаем управиться? Небось, как ордынские кони под стенами Кремля зафыркают испугается Дмитрий и убежит в Новгород али на Двину.
— И то правда, княже, — соглашаются бояре. — Мыслимое ли дело с Ордой совладать? Хорошо мы знаем, что такое татары. И двух зим не прошло, как они Рязань разграбили. Хоть и помогал нам тогда князь Дмитрий, да толку что-то мало было. Теперь Мамай Москве хвост-то прижмет.
Видя поддержку своих бояр, Олег вступил в тайные переговоры с татарами, а также с Ягайлой Литовским. Ягайло, сын грозного Ольгерда и Ульяны Тверской давно зарился на русские земли, считая себя их законным наследником.
Доворились Олег с Ягайло, что присоединятся они к Мамаю против князя Дмитрия Иоанновича, а как разобьет Мамай русскую рать, так ублаготворят они падкого на золото хана богатыми подношениями и разделят между собой всю Северо-Восточную Русь: одна половина отойдет к Литве, другая — к Рязани.
Опасен был для Руси такой тройной союз — Мамай, Олег Рязанский и Ягайло.
Никогда еще не приходилось ей сталкиваться сразу с такими могучими врагами тем более, что не знал еще князь Дмитрий о тайной измене Олега и заговоре его с Ягайло.
Однако напрасно Олег Рязанский и Ягайло надеялись, что московский князь чуть что, запрется в Новгороде или убежит на Двину. Плохо знали они нрав Дмитрия Иоанновича.
Ни одного дня не терял князь Дмитрий. Еще с весны рассылал он гонцов во все земли русские. С великой любовью и смирением призывал он всех удельных князей на святое дело — борьбу с татарами.
— Полно татарам предавать поруганию святыни православные, полно угонять полоны русские и обагрять кровью седины старцев! Встанем все как один на ворогов! — передавал он князьям через гонцов.
Кроме того, велел князь Дмитрий срочно укреплять приграничные города Коломну и Тулу. Если разобьет Мамай его войско, примут они тогда первый удар.
Вскоре объявились в Москве странные пришлые люди. Говорят, что хазарские купцы, да ничего не покупают: ходят да выведывают, что да как. Понял князь что это подосланные шпионы, да велел пока не трогать их, а издали приглядывать.
— Это еще не гости. Настоящие гости скоро нагрянут, — сказал он воеводе Димитрию Михайловичу Волынскому-Боброку.
Прав оказался московский князь. И недели не прошло, прибыли в Москву послы от Мамая, чванные, важные, пузатые. На каждом по два, по три халата, чтоб все знали: не простые они воины, а знать татарская. Скачут послы по Москве замешкавшихся прохожих нагайками хлещут, конями топчут. Требуют послы от имени хана Мамая немыслимой дани, какую платила Русь при Узбеке. Если выплатить такую дань, то и без войны настанет земле нашей великое раззорение.
— А не заплатите дани, какую хан назначил, с войском явимся. Города русские в пепел обратим, тебя, князь Дмитрий, в Орде сгноим, а жену твою красавицу Евдокию хан себе в наложницы возьмет, — угрожают послы.
Рассердился Дмитрий, так стиснул рукоять меча, что даже костяшки пальцев побелели. Едва не зарубил послов татарских. Однако вовремя вспомнил совет наставника своего, митрополита Алексия: «Гнев, княже, в делах плохой советчик.
Тебе перед Богом за всю Русь ответ держать». Пожалел Дмитрий, что нет больше с ним митрополита Алексия. Почил митрополит два года назад. Как бы пригодились теперь князю его мудрые советы!
