о многом переговорить — о недавних днях и о далеком прошлом.
И вдруг, казалось вне всякой связи с ходом их беседы, старый учитель спросил:
— Вы помните фамилию убийцы вашего Пушкина?
Калениченко удивленно посмотрел на француза.
— Дантес, приемный сын барона де Геккерна.
— Так вот, одна любопытная деталь: этот негодяй Дантес мартовским днем семьдесят первого во главе толпы таких же, как он, дворянских выкормышей, припрятав в карманах пистолеты да стилеты, отправляется на Вандомскую площадь, намереваясь разгромить штаб Национальной гвардии Коммуны.
— Я этого не знал. Факт совершенно закономерный, — сказал Калениченко. — Кстати, позвольте узнать... Если я не ошибаюсь, это Вандомскую площадь Коммуна переименовала в Интернациональную?
— Совершенно точно, — ответил француз.
Летним вечером 1935 года, встретившись в Париже, куда они приехали на Антифашистский конгресс, Бабель и Алексей Толстой вспоминали Одессу, какой она запомнилась им в революцию, в гражданскую войну.
Бабель спросил Алексея Николаевича о Делафаре. Фигура Делафара давно его привлекала. Кое-что о нем Бабель слыхал. Ведь, вернувшись с румынского фронта, будущий писатель служил в ЧК и об Одесской ЧК тех дней он написал: «Она очень толковая».
В одном из героев повести Алексея Толстого «Похождения Невзорова», действие которой происходит в Одессе, а именно в художнике графе Шамборене Бабель угадывал Делафара. Толстой? зимой и весной 1919 года живший в Одессе, знал некоторые факты из биографии отважного француза, чекиста, поэта и, по-своему переработав, использовал их в повести.
Вскоре у Бабеля возник еще один разговор о Делафаре. В тот год писателя потянуло снова посетить город, хорошо знакомый ему по гражданской войне, где происходит действие его рассказов о Конармии, — Новоград-Волынск.
Бабеля интересовали не только памятные места, но и жизнь вокруг Новоград-Волынска.
Несколько дней писатель ездил с секретарем окружкома партии по колхозам, фермам, хлебным полям и плантациям льна, живо интересуясь, как тут хозяйничают люди. Свою новую книгу он собирался посвятить новой деревне и новому крестьянину.
Чем больше Бабель всматривался в энергичное с крупными чертами и большими карими глазами лицо своего спутника — секретаря окружкома, тем больше в нем росла уверенность: где-то он уже встречал этого человека.
Секретарь окружкома Абаш, догадываясь, над чем бьется память спутника, разрешил его сомнения: да, в девятнадцатом он работал в Одесской ЧК.
— Не довелось ли часом товарищу Абашу знать Делафара?
— Нет, — твердо сказал Абаш и, улыбаясь, добавил: — Конечно, бывало, что правнук маркиза становился чекистом, а чекист, когда приказывала революция, баронским сыном.
РЯДОВОЙ ЛЕНИНСКОЙ ГВАРДИИ
Снег и снег.
Мы идем по выбеленным улицам Купянска. Сквозь негустую пелену вдруг возникает освещенная арка с надписью «Парк им. Л. Мокиевской».
Шепчутся заснеженные ветви в молодом купянском парке. Та, чьим именем назван этот парк, была совсем юна. В октябре семнадцатого ей едва исполнилось двадцать.
В общежитии текстильщиц — встреча молодежи с ветеранами революции, гражданской войны. Пришли старый большевик, комбат, служивший под началом Щорса, бывший котовец и червонный казак из корпуса Примакова.
Слушатели задают гостям вопросы. Поднялась ткачиха — недавняя десятиклассница. Спрашивает:
— Были в гражданскую женщины — командиры частей?
— Комиссары были. Насчет командиров полков не скажем, — отвечает ветеран. — А вот самым героическим бронепоездом на Украине командовала девушка. Запомните фамилию — Мокиевская.
С ее именем так же, как, например, с знаменитым матросом Железняковым, связано много легенд. И они — истинная правда.
По свежим следам походов и сражений бронепоезда, который вела в бой Людмила Георгиевна Мокиевская, газета большевиков Украины «Коммунист» весной девятнадцатого писала:
«Она воистину была лучшей из всех командиров бронепоездов Украины».
...Формирование личности, становление характера почти всегда интересно проследить. Действительно, как романтическая, нежная девушка, выросшая среди сине-зеленых просторов реки, лесов и лугов, в двадцать лет становится героической личностью, неустрашимым командиром бронепоезда, как из нее выковался воин Ленинской гвардии — человек огромного мужества, самообладания, стального характера, несгибаемой воли?
На тихой черниговской окраине Лесковице уединенно жила семья политического ссыльного, заброшенного в далекую Сибирь. Его дочь Люда еще гимназисткой имела большое влияние на своих друзей и на многих юных земляков.
Кареглазая красивая девушка в матросской блузе с большими синими кантами на широком воротнике, обычно спокойная и уравновешенная, была самой горячей и убежденной спорщицей на всех дискуссиях молодежи о настоящем и будущем.
Не по годам развитая, начитанная, она смело судила о явлениях действительности. Ее мысль, острая и точная, касалась не частностей, а основ. В свои шестнадцать лет была она решительно и революционно настроена, твердо знала, что в окружающем мире ей ненавистно и за что она хочет бороться.
После седьмого класса Людмила уезжает в столицу. Ее привлекает петербургский психоневрологический институт. Созданный профессором Бехтеревым в годы первой русской революции, новый институт — как бельмо на глазу официальных властей. Опасный очаг вольнодумства.
Осенью 1912 года на естественно-историческом отделении Бехтеревского института появилась еще одна неблагонадежная. Образ мыслей Люды, ее влияние на часть черниговской молодежи не остались незамеченными. Не дремлет полицейское око. И вскоре придет официальная бумага. Пристав Шлиссельбургского участка требует: «Сообщить в возможно скорейшем времени, состоит ли в числе слушательниц института Мокиевская-Зубок Людмила, а также ее сословное звание, вероисповедание и лета».
В те же годы в Бехтеревском учился земляк Люды, родом из Киева, очкастый молодой студент Михаил, будущий писатель Михаил Кольцов. Вместе с товарищами он выпускает журнальчик «Путь студенчества». Психоневрологический — средоточие революционной молодежи; она бурлит в аудиториях и коридорах; сходки, речи, споры. Кипит молодая мысль в стремлении найти дорогу. Самые смелые и решительные из них жаждут революционной деятельности.
Октябрьским утром Людмила явилась в гудящий Смольный и попала прямо в эпицентр событий — Военно-революционный комитет.
Она была совсем юной.
— Товарищ, сколько вам лет? — спросил высокий худощавый мужчина с бородой, председатель ВРК Подвойский, который казался ей человеком почтенного возраста, хотя ему еще не было сорока.
Первое задание: отправиться связной в самокатную часть. Председателю ВРК нужны боевые, расторопные связные. Теперь Люда занята почти сутки напролет, а если выпадет свободный часок, во дворе Смольного балтийский матрос обучает военному делу таких, как Мокиевская, добровольцев, явившихся сюда по велению революционного сознания.
В грозную, суровую осень семнадцатого, когда голод мертвой хваткой берет за горло
