— Выходит, ты по-прежнему здесь?
— В известном смысле.
— Ты голограмма?
— Не совсем. Голограмма есть голограмма, а я другая половина Джека. И наша общая сущность в данный момент взаимозависима: его — в качестве тахионной констелляции, моя — в качестве голограммы.
— Не хотите ли в таком случае кофе, мистер Джек Голограмм?
— К сожалению, в голографической форме я на это не способен.
Ощущение необыкновенной легкости. Чтобы отправиться в путешествие назад во времени он потерял свою массу (или, точнее, оставил ее позади). Чтобы путешествовать со скоростью света или даже быстрее, масса не нужна. Поэтому органическая сущность находится во временном отстранении от дел. Теряются биологические и биографические корни в материи.
С точки зрения Джека, путешествие в обратную сторону времени было куда приятнее, чем странствие вместе с ходом времени. Исчезли все тревоги. Каждый отсчитанный назад год на какую-то долю облегчал общее бремя — словно история представляла собой постоянно возрастающую тяжесть, влачимую вперед человеческим духом. Впрочем, так оно и есть на самом деле.
Время назначения: 1900 год. Место назначения: пассаж Пикадилли. Кожаные изделия Макстона. Джек ощутил, как замедлил ход прилив, уносящий его в глубь времени. И вдруг оказался на месте. Первое, что он отметил, — запах. Не то чтобы совсем неприятный… но если ты терпеть не можешь лошадей… К лошадям Джек относился вполне благосклонно. Вот собаки — это да, особенно большие острозубые пудели по имени Фиона. В конце концов, из-за этой сучки он и оказался здесь.
Шел сильный дождь, и мостовая Пикадилли на восемнадцать дюймов утопала в конской моче и грязи.
Джек вступил под крышу пассажа. Это прошлое было облачено в подарочную обертку. В только что оставленном настоящем единственно возможными приобретениями являлись Полезности и Пособия, обернутые в одинаковую серую или черную бумагу. Экологическая экономия… Он удивленно огляделся. Мир вокруг него казался светлым, сияющим, каждый предмет светился в рамках собственного малого ореола. Крохотные божки-предметы сверкали в святилищах оконных витрин. Вещевой фетишизм — он помнил эти слова по одной из своих работ: это когда каждая вещь почитается ради самой себя. Впрочем, едва ли стоит этому удивляться, учитывая, насколько хороши все эти предметы. Он то и дело ощущал желание преклонить колена. Итак, Бог все же существует и, подобно Зевсу, пролившемуся золотым дождем, выражает себя через сонмище блестящих безделушек.
Он шел по пассажу мимо сверкающих драгоценностей, мимо сверкающих часов, сверкающих ручек и, наконец, подошел к магазину Макстона. В центре витрины находилась та самая сумочка, которая и привела его сюда; на ценнике значилась цифра пять фунтов, куча тогдашних денег. Или же нынешних, подумал Джек, поскольку в данный момент это время и есть его настоящее. Но тогда получается, что «сейчас» бывает «всегда»? И есть только одно время, и время это — настоящее. Конечно же, при нем не было сейчас никаких денег, а тем более имеющих хождение в 1900 году. На мгновение Джек ощутил себя в затруднительном положении: каким образом он приобретет сумку? Об этом он не подумал. А затем рассмеялся, и забавный булькающий звук вырвался из его легких пузырьком закиси азота. Конечно же, он невидим, во всяком случае, почти невидим.
Когда он вошел в магазин, продавщице на мгновение показалось, что перед ней возникла крошечная радуга. Или просто что-то блеснуло. И она не сразу заметила пропажу флорентийской сумочки из витрины. Девушка разрыдалась. Как она объяснит кражу хозяину? А если он будет настаивать, сумеет ли расплатиться из своей зарплаты?
Замедлившись во времени, Джек вернул назад долю своей массы (иначе он не сумел бы поднять дамскую сумочку). Его электромагнитные волновые функции были вполне надежны, однако прорывались иногда в видимый спектр. И тогда его очертания вспыхивали на мгновение, очерчивая призрачную фигуру.
Джек стоял возле церкви Святого Иакова на Пикадилли, разглядывая сумочку. Она действительно прекрасна. Из настоящей кожи! Сшитая вручную! Кожа и в самом деле принадлежала животному. Интересно, когда в его мире в последний раз можно было увидеть шкуру мертвого животного? Кстати, а пуделей здесь когда-нибудь свежевали? Джек огляделся, улыбнулся, вдохнул последний глоток исторического, но вонючего воздуха и нажал красную кнопку на черной коробочке.
Там, в настоящем замигали красные лампочки и запищали электронные зуммеры. Сидя за столом, Дженни глянула на них. И не пошевелилась.
— Миссия завершена. Другая половина меня готова вернуться домой.
Голографический Джек улыбнулся. Но Дженни Рейнольдс молчала.
— На возвращение ограниченное время. Если ты не нажмешь кнопку, я — или он — перемещусь дальше, в следующую временную точку.
Она наконец встала и подошла к голографическому изображению мужа. Красные огоньки медленно гасли.
— Ты располагаешь его воспоминаниями?
— Некоторыми из них. Но зачем?..
— А эта крошка… мисс Парфюм. Ты ее помнишь?
— Немного.
— Что же именно? И где же вы с ней этим занимались? Неужели ты больше не можешь позволить себе снять номер в отеле? В Своем Униплексе, где-нибудь в лекционной аудитории, после того как разошлись студенты? Она красивее меня или умнее? Выше, ниже, стройнее… может быть, сложена лучше?
— У тебя осталось двадцать секунд, чтобы вернуть меня — его — назад, или я — он — отправлюсь на второе колено путешествия в прошлое.
— Второе колено. Как у всех двуногих. Отличная штука, эта самая двуногость. Оставляет твои руки свободными для… массажа и разных манипуляций. Ну и для бритья пуделей.
Красные огоньки перестали мигать, зуммеры смолкли. И голографический Джек словно потерял один из своих цветов. Лицо вдруг отвердело, какая-то часть его исчезла. За долю секунды Джекова сущность голограммы явно уменьшилась. Но могла ли она увеличиться? В настоящем времени ее как бы парализовало.
Кротко удивившись тому, что его не вернули домой, Джек вновь устремился в прошлое — куда более счастливым, чем прежде. Год 1897, выбранный им без раздумий, был годом бриллиантового юбилея королевы Виктории, пребывавшей к этому времени на троне в течение шестидесяти лет и сейчас являвшейся императрицей четверти земного шара. Улицы были украшены флагами, дети вокруг смеялись и плясали. Огромные транспаранты объявляли: ВИКТОРИЯ — НАША КОРОЛЕВА! Оглядевшись, Джек удивился искренней радости, наполнявшей улицы. Ему никогда не случалось видеть так много непринужденного счастья за все дни своей жизни. Те же самые, оставленные им позади улицы представляли собой всего лишь жесткий сценарий движения автомобилей. Палец Джека был прижат к красной кнопке на черной коробочке. Очевидно, Дженни вышла на секунду и пропустила его первый вызов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
