Рэкхем выглядела встревоженной, присяжные — озадаченными, Феримонд — испуганным.
— Мистер Суарес, — сказала судья, — вы вообще не собираетесь предоставлять никаких доказательств?
— Нет, ваша честь. Поскольку бремя доказывания вины полностью лежит на истце, то отсутствие достаточного количества фактов с его стороны является основанием для присяжных голосовать в нашу пользу. Поскольку я не уверен, что истец доказал свою версию, я не вижу причин утомлять вас ее опровержением.
— Значит, вы ходатайствуете о вынесении вердикта?
— Нет, ваша честь, но спасибо за вопрос. Я просто хотел бы обратиться к присяжным.
Рэкхем побарабанила пальцами по столу:
— Если позже вы передумаете, мистер Суарес, я не дам вам возможности для выступления.
— Это понятно, ваша честь.
— Полагаю, вам требуется некоторая отсрочка для подготовки заключительного слова? — Она взглянула на своего секретаря, который уже листал календарь.
— Нет, госпожа судья, у нас было полдня, и я готов.
Рэкхем сверилась с лежавшими перед ней бумагами:
— Гм. Не думаю, что мы уже провели напутствие присяжным…
— По правде говоря, ваша честь, мы прочли предложенное стороной истца напутствие, и потому голосуем за то, чтобы его и оставить. Оно вполне подходящее. Я готов произнести заключительную речь.
Судья кивнула. Возможно, подумал Мэнни, она перебирает в уме список текущих слушаний.
Феримонд поспешно заговорил, брызжа слюной:
— Ваша честь, это же просто смешно! Мы не готовы к заключительному слову. Мы полагали, что защита выставит свою версию!
— Это их право, советник.
— Но наша заключительная речь еще не подготовлена.
— Тогда вы можете взять отсрочку после речи мистера Суареса. — Губы Феримонда беззвучно шевелились. Рэкхем вздохнула: — Мистер Феримонд, пожалуйста, садитесь. Мистер Суарес, вы можете продолжать.
— Могу ли я обратиться к присяжным?
— Разрешаю.
Мэнни легко скользнул к скамье заседателей, качая головой:
— На протяжении тысячи лет присяжные играли роль решающего органа, определяющего достоверность свидетельских показаний. Каждый знает, что есть на свете великолепные лжецы, и ни один человек в мире не является совершенным знатоком человеческой натуры. Мы верим, что двенадцать граждан, пользуясь своим разумом и работая вместе, смогут отделить ложь от правды.
Теперь же несколько толковых инженеров создали нанобот, который, по их словам, может заменить вас в этом важном деле. Они заявляют, что свидетель, подвергшийся процедуре полной правды, не забывает, не лжет и каждое его слово — истина. Они заставляют бездушные механизмы указывать вам, чему верить.
Но это не тот порядок, по которому работает наша система. Именно вы, присяжные, по-прежнему определяете, говорит ли свидетель правду. Ни я, ни мистер Феримонд, ни даже судья не могут вам приказывать. Тем более кучка наноботов. Даже те, кто безоговорочно верит в процедуру полной правды, допускают возможность сбоя. Уверен, что здравый смысл подскажет вам наличие ошибки.
Возможно, у меня действительно зеленая кожа и шевелящиеся красные антенки, по крайней мере были в январе. Возможно, миссис Моралес, замужняя женщина, мать двоих детей, действительно приходила в дом мистера Альторена, оголив грудь и хлопая белыми ангельскими крылышками. Если вы этому верите, тогда вы также должны поверить другим показаниям мистера Альторена и признать Тину Бельтран виновной в преступной деятельности, в которой ее обвиняют. В ином случае вы поймете, что мистер Феримонд и «Всемирный холдинг» не в состоянии доказать свою версию.
Мэнни опустился на место. Это было самое короткое заключительное слово во всей его практике.
* * *
На следующее утро Феримонд произнес свою заключительную речь, которая, по мнению Мэнни, оказалась тактической ошибкой.
Советник истца полностью сосредоточился на показаниях Альторена во время первоначального опроса, на подробностях его разговора с Тиной Бельтран и как эти факты доказывают нелегальную тайную деятельность, запрещенную АПЗИС. Он не касался показаний Альторена, данных во время перекрестного допроса, и вел себя так, словно этот опрос вообще не проводился.
Напутствие судьи, конечно, склоняло присяжных в пользу «Всемирного», и Мэнни приходилось надоедливо оспаривать чуть ли не каждое слово. Если он проиграет, Бельтран вправе подать на него в суд за некомпетентность.
Но присяжные отсутствовали меньше получаса и вынесли решение в пользу ответчика. Мэнни тут же поднялся спросить о предусмотренном законом адвокатском гонораре.
После взволнованных объятий Тины Бельтран, вернувшись с Эльзой в свою контору, на этот раз в головокружительно солнечный день, Мэнни вытащил именной чек из кармана куртки.
— Премия за три месяца, — сказал он.
Эльза взглянула на бумажку, не прикасаясь к ней.
— Четыре, — заявила она.
— Чего?
— За четыре месяца. Ты обещал больше.
— Я думал, ты хотела получить за два.
— Это было до того, как я увидела шрамы.
— Какие?
— Шрамы на спине. Цукер обещал, что от них не останется и следа, но они есть — по одному с каждой стороны.
— Очень жаль.
— Надо думать! По сути, это дело — практически сексуальное преследование. Но просто оплати пластическую операцию, и будем квиты. Я сама подумываю подать на него в суд за профессиональную несостоятельность. Черт бы побрал эти проклятые перья!..
Перевела с английского Татьяна МУРИНА
© Kenneth Schneyer. The Whole Truth Witness. 2010. Печатается с разрешения автора.
Рассказ впервые опубликован в журнале «Analog» в 2010 году.
Алан Уолл
Быстрее света
Иллюстрация Евгения КАПУСТЯНСКОГО
Тогда докажи это! Сделай что-нибудь для меня. Нечто особенное. Нечто… трудное.
— Пожалуйста.
Она подошла к столу, отперла выдвижной ящик и вынула из него древний каталог. Быстро пролистав страницы, отыскала нужную картинку и положила перед ним на стол раскрытую книжку.
— Это противозаконно, — проговорил он.
— Как будто мы единственные нарушители!
Он посмотрел на фотографию витрины. Полно всякого кожаного товара. Обратившись к первой странице, прочитал дату: 1900 год.
— Чего же ты хочешь?
— Эту сумочку. — Палец ее указывал в самый центр снимка. — Кожаную.
— Я должен отправиться в прошлое, на два века назад, чтобы приобрести для тебя кожаную сумочку?!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
