и уставился на меня. – Итак, юная леди. Вы говорили о доказательствах своего абсурдного обвинения. Предъявите же их.
Я сунула дрожащие руки в карманы. Эта? Нет, вот эта.
– Мистер Трезелтон охотится за одной вещью, которая принадлежит мне. Он так страстно жаждет ее заполучить, что даже грозил оклеветать перед вами моего отца и пошатнуть его положение в банке, если я не отдам ему желаемое.
– Ба! – вскричал мистер Пинагри. – Чем таким может владеть тщедушная девчонка? – Он наставил большой палец на моего отца. – Мне доподлинно известен годовой доход вашей семьи. Уверяю вас, если мистеру Трезелтону понадобится что-то, чем вы владеете, он купит это, не моргнув и глазом.
– Нет, если вещь – волшебная! – воскликнула я. – Очень древняя, такую невозможно отыскать в магазине. Особенно если она могущественнее всего на свете.
– Что это за ахинея, Трезелтон? – прищурился мистер Пинагри. – Что за вздор она несет?
Я вмешалась до того, как мистер Трезелтон успел ответить. Я все думала: обвинять магната или упирать на его безумие? И выбрала безумие.
– Банка сардин, – сладко пропела я, – а внутри – джинн.
– Джинн… – повторил мистер Пинагри.
Я попыталась прояснить ему ситуацию.
– Помните лампу Аладдина?
– Чью лампу?!
Я вздохнула. Эти банкиры…
– Старая сказка из «Тысячи и одной ночи».
– Ах, вот что… Продолжайте, – фыркнул он и прищелкнул пальцами. – Джинн из банки сардин? Рыбий джинн? Ха-ха!
Похоже, собственная шутка чрезвычайно ему понравилась (а я, между прочим, ее раньше придумала). Мистер Трезелтон тоже захихикал. Лицемер.
Отец уставился на персидский ковер, словно каторжник, ожидающий казни.
– Об этом своему отцу рассказала Тереза Трезелтон, – продолжила я. – Он пришел в школу и забрал меня с уроков. Дважды. Сначала заманивал деньгами, затем угрожал опорочить моего отца в ваших глазах, сэр, если я не отдам эту вещь. А потом заявил, что украдет.
– Ха-ха-ха, хо-хо, – разразился фальшивым смехом господин Трезелтон. – Неплохая история, верно?
Я достала из кармана его письмо и вручила мистеру Пинагри.
– Взгляните сами. Узнаете писчую бумагу? Его почерк и печать?
Лицо мистера Трезелтона окаменело. Господин Пинагри задумчиво изучал записку. Блестящий лоб избороздили глубокие морщины. Директор достал из ящика стола письмо и сравнил с тем, что принесла я.
– Верно, это печать Трезелтона, – сказал он, почесывая лысину. – Я не специалист, но написано будто бы той же рукой.
Пинагри озадаченно воззрился на промышленного гиганта.
– Что это, Трезелтон? Записка довольно загадочная. «Обдумайте мое предложение», «Со мной шутки плохи», «Не вынуждайте меня…» – Он покачал головой. – Почему вы вообще переписывались с этой девушкой – неважно о чем?
– Я и сам задаюсь тем же вопросом, – заметил мой отец. – Звучит довольно угрожающе. Особенно если вы обращаетесь к ребенку.
Мистер Трезелтон примирительно поднял руки и рассмеялся, будто происходящее – лишь забавное недоразумение.
– Так вы признаете, что это ваш почерк и печать? – требовательно вопросил мистер Пинагри и подтолкнул два листка через стол.
– Осторожнее, Эдгар, – с резкими нотками в голосе предупредил Трезелтон.
Напоминая, кто здесь – наиболее влиятельная фигура в лондонском обществе. Напоминая, что может сделать правление банка с директором.
Дураком мистер Пинагри не был. Он подумал немного и смахнул письма в сторону.
– Если у вас какие-то дела с этой девочкой, если у нее проблемы с вашей дочерью и их вымышленными играми, меня это не касается.
Пол будто поплыл у меня из-под ног. Почему мистер Пинагри так слеп, сознательно слеп и не видит правды, что смотрит ему прямо в лицо? Он просто не хочет обижать Всемогущего Трезелтона. Это плохо повлияет на бизнес. А также грозит увольнением.
– А должно касаться! – горячо выпалила я. – Ведь из-за его клеветы вы собираетесь отстранить моего отца, который служил банку верой и правдой!
Мистер Пинагри откинулся на спинку кресла.
– Что ж, я…
– Он перешел к угрозам, – не отступала я, – но меня не запугаешь. Я все равно не отдала бы то, что у меня требовали. Неважно, волшебный это джинн или выдуманный, или какой-нибудь пирог со свининой. И мистер Трезелтон не только угрожал! За мной следили с самого Рождества. Высокий пугающий господин в черном пальто и с рыжими усами.
Мистер Трезелтон усмехнулся.
– Так выглядит добрая четверть лондонцев.
Так и пнула бы его прямо в обтянутое бархатным жилетом брюхо!
– Возможно, но тот же самый рыжеусый господин последовал за мной на поезде в Лутон. В Сочельник ограбил наш дом, а вчера ночью вломился посреди ночи в мою комнату в школе. Вызывали полицию. Сами проверьте, если хотите.
– Это правда, – подтвердил отец. – В канун Рождества к нам влезли воры. Но проникли только в спальню Мэйв и, похоже, ничего не украли. Мы вызвали констеблей, а те составили протокол. И выяснилось вот что: кто-то залез в наш дом по лестнице через окно.
– Не сомневаюсь, это один из дружков-хулиганов вашей дочери, – пожал плечами Трезелтон. – До меня дошли слухи, будто она водится с мальчишками из приюта через дорогу. В ее-то возрасте! И что это нам о ней говорит?
Отец вспыхнул. Но если бы он решил, что я – еще одна Дебора, которая флиртует напропалую и бесстыдно бегает за безмозглыми юнцами, я бы закричала.
– Не понимаю, какое отношение этот ваш рыжеусый грабитель – если он вообще существует – имеет к моему другу мистеру Трезелтону, – заметил господин Пинагри.
Итак, теперь Трезелтон его «друг». Я уже проиграла!
Но одно дело – проиграть, а другое – сдаться.
– Рыжеусый начал преследовать меня сразу после того, как мистер Трезелтон пригрозил украсть моего джинна. – Я сунула руку в карман. Все на месте. – А прошлой ночью, когда этот человек предпринял очередную попытку, мы с ним подрались и успели кое-что снять у него с пальца до того, как он сбежал.
Я достала кольцо, протянула его отцу, а тот – мистеру Пинагри.
Директор банка поправил монокль и стал рассматривать золотой ободок, поглядывая на письма Трезелтона. Затем полез в ящик стола за сургучом, подержал его над газовой лампой, пока тот не расплавился, превратившись в блестящую массу. Капнул горячим сургучом на лист бумаги, подул, чтобы немного остудить, и вдавил в него кольцо.
– В точности такой же, – сообщил отец, заглядывая мистеру Пинагри через плечо. – Оттиски совпадают.
Директор осмотрел результат, задумчиво соединил пальцы.
– Ваш почерк и печать на записке, отправленной ученице пансиона, – такой след, который сложно оставить без внимания, Альфред.
– Это означает лишь ловкую подделку, – отрезал мистер Трезелтон.
Отец нахмурился.
– Подделка… – повторил он, – с расчетом на то, чтобы убедить весь мир, будто мистер Альфред Трезелтон пытается выманить у школьницы банку сардин, хотя на самом
