деле это не так? – Отец многозначительно кашлянул. – Верится с трудом.
Мистер Трезелтон пристукнул тростью по полу.
– Во что верится с трудом, – провозгласил он, – так это в то, что я позволяю двум ничтожным банкирам допрашивать меня с пристрастием по поводу смехотворного обвинения. Мол, я пошел на преступление, чтобы силой отнять у школьницы некое воображаемое существо, обитающее в консервной банке из-под сардин! Послушайте, господа, я не только оскорблен, но и испытываю серьезные сомнения в вашем душевном здоровье. На следующем заседании, Эдгар, я буду вынужден уведомить об этих тревожных событиях правление банка.
Вся крепкая фигура мистера Пинагри тотчас будто осела, словно куча мокрого серого белья. Весь его пыл угас.
– Ну, будет вам, Альфред, – успокаивающе начал он, выдавив из себя натужный смешок. – Никто никого не допрашивает «с пристрастием», как вы затейливо выразились. Разумеется, я вас ни в чем не обвиняю.
Я теряла позиции. Снова и снова. Ни истина, ни логические рассуждения не имели даже крошечного шанса против неизмеримого богатства и власти господина Трезелтона.
– Обвинения вовсе не смехотворные, – вмешалась я, – если у меня и вправду имеется могущественный джинн. А он у меня! Мистер Трезелтон это знает и жаждет его заполучить больше всего на свете.
Отец вздохнул и будто бы съежился в своем костюме. Мистер Пинагри достал из ящика стола пастилку и сунул в рот.
Пора испробовать последнее средство: смиренную капитуляцию. И ловушку…
Я шагнула к мистеру Трезелтону.
– Я пришла сюда, – кротко сказала я, сделав над собой усилие, – чтобы принести вам джинна. Мермера.
Брови господина Трезелтона слегка приподнялись.
– Так его зовут. Это морской джинн, поэтому он и сам похож на рыбу.
У отца и мистера Пинагри сделался такой вид, будто у них кружится голова. Я вытащила из кармана банку сардин и протянула ее на ладони.
– Я пришла отдать это вам и помешать оклеветать отца перед господином Пинагри. Похоже, уже слишком поздно.
При виде моего рыбьего сокровища мистер Трезелтон выпучил глаза и облизал губы. Будь он собачкой тетушки Веры, уже пускал бы слюни. Но я и сама пыталась выудить крупную рыбу: поймать на крючок акулу делового мира, приманив ее на восемь унций[13] сардин.
Я отодвинула руку с жестянкой.
– Но раз папу все равно уволят, я лучше оставлю джинна себе. Когда отец потеряет работу, нам пригодятся желания, чтобы свести концы с концами. – Сунув банку в карман, я повернулась к выходу. У отца был совсем жалкий вид, и мое сердце заныло. – Прости, папа. Мне так жаль, что я не сумела тебе помочь. Клянусь, это правда.
Дверная ручка показалась невыносимо тяжелой. Я медленно ее нажала.
– Постойте.
Все повернулись к мистеру Альфреду П. Трезелтону. Лицо его блестело от пота, взгляд перескакивал с моего отца на господина Пинагри и обратно.
Трезелтон разразился громким смехом.
– Так, так, подождите, – сказал магнат. – Возможно, я слишком поторопился, доверившись своему источнику, Эдгар. Наверное, будет чересчур поспешно предполагать, что именно мистер Меррит, который, по вашим словам, всегда был предан банку, и есть виновник бесконечных краж. Мой информатор мог и ошибиться. Господь свидетель, такое случается.
Дородный Эдгар Пинагри откинулся на спинку кресла и задумчиво воззрился на мистера Трезелтона.
– Такое и впрямь случается.
Я шагнула в открытую дверь.
– Разумеется, я хотел лишь помочь, – слова из мистера Трезелтона лились потоком, – поскольку я ваш друг, то счел своим долгом передать эти сведения. Но, возможно, слишком поторопился.
Мистер Пинагри барабанил кончиками пальцев друг о друга, а мистер Трезелтон не отрывал взгляда от меня, главным образом от моих карманов. Бедный папа лишь наблюдал за обоими джентльменами.
– Постой, Мэйв, – позвал он, – вернись.
Я задержалась на пороге. Одна нога внутри, другая – снаружи. Мистер Трезелтон, дрожа от возбуждения, подался вперед.
Отец удивленно воззрился на него.
– Вы и правда желаете заполучить эту банку сардин?
– Ну, я… – Господин Трезелтон попытался выдавить дружелюбную улыбку. – Согласитесь, фантазии этой барышни пробуждают некоторое любопытство, не правда ли?..
– Ничего подобного, – возразил Пинагри. – Это полный вздор.
– Я так и думала. Мне пора. Прошу извинить меня, джентльмены.
– Нет. – Мистер Трезелтон покраснел. – Давайте все исправим. Что скажете, Пинагри? Примете Меррита обратно в свои ряды? Восстановите его в должности?
Я затаила дыхание.
– Хм… Даже не знаю, – сосредоточенно сказал мистер Пинагри. – Природа выдвинутых вами обвинений такова, что я, положа руку на сердце, не могу не принять их во внимание. По крайней мере, необходимо провести расследование.
– Если подумать, – сообщил мистер Трезелтон, поколебавшись, словно начинающий канатоходец, который впервые взбирается на высоту, – я кое-что вспомнил. Да, именно так. Ужасно глупо с моей стороны! И вспомнил я вот что… Хм, все очень сложно. Одним словом, я припомнил доказательство, которое говорит, что мой источник ошибся. Даже, можно сказать, не заслуживает доверия. Придется от него избавиться. Больше никаких дел с такими, как он, клянусь. – Он откашлялся. – Таким образом, я уверенно заявляю, Эдгар: считайте эти заявления ложными. Мистер Меррит – человек чести.
Я сделала еще один шаг к выходу. Мистер Пинагри смотрел то на одного джентльмена, то на другого.
– Вы отчаянно желаете эту банку, – сказал он. – Но почему, Альфред, почему?
Трезелтон снова откинулся на спинку кресла.
Я вернулась в кабинет, но встала спиной к двери, держа банку сардин так, чтобы любой мог ее взять. Но для этого ему пришлось бы ко мне подойти.
Давайте же, Трезелтон, берите ее!
Никто не шелохнулся. Все молчали. Взгляды мужчин сошлись на серебристой жестянке у меня в руке.
В дверь постучали. Я отошла с пути, и в кабинет вошел Смитерс, а с ним – еще один человек.
– К вам мистер Роуч, господин Трезелтон, сэр, – провозгласил Смитерс. – Простите за вторжение, но он сказал, дело не терпит отлагательств.
И мистер Смитерс с поклоном удалился. Вошедший направился через весь кабинет прямиком к Трезелтону.
– Не сейчас, Роуч, – пробормотал тот задушенным голосом, – время крайне неподходящее.
Роуч помедлил.
– В вашем послании говорилось найти вас здесь, если я не сумею…
Мистер Трезелтон сделал ему знак замолчать, взглядом указав на меня.
Мистер Роуч повернулся и увидел меня. Мое лицо. Жестянку в моей руке.
Он удивленно разинул рот, на шее вздулась жила.
Похоже, мистер Трезелтон принял какое-то решение. Он кивнул Роучу, тот подошел к двери и перекрыл выход, встав всего в нескольких футах и сложив руки на груди.
Я остолбенела. Это был рыжеусый мужчина! Но без усов.
Он сурово глянул на меня. Его пальцы были сплошь в синяках и ссадинах. Я обрадовалась. Молодчина, Алиса!
Однако я была
