Однако Адель вовсе не желала слушать про Ференику и уж тем более ждать, пока папа найдёт ту картинку в Медицинской энциклопедии, где уродливые гермафродиты, развернувшись на пятках в сто восемьдесят градусов, шагнула к входной двери.
Домой она явилась ровно через полчаса, в замечательном расположении духа, с совершенно лысой и блестящей как глобус головой. Мама возлежала на высоких подушках, и по квартире плыл ненавистный запах мяты. Глаза мамы были закрыты. Но, видно, на одного зрителя – мужа Василия – играть было неинтересно, поэтому она, услышав хлопанье входной двери, мобилизовалась. Мама сделала вид, что ещё плотнее зажмурил веки, но по выражению лица и напряжённому развороту головы было видно, что она внимательно прислушивается. Адель прошла в комнату и, расставив колени, уселась перед мамой. В окно светило солнце. Адель с удовольствием щурилась на него и на душе у неё было удивительно легко и покойно. Мама, хоть и невыносимо страдала от приступа своей персональной «болезни», решила, однако, как она говорила, «вернуться».
Диск «валидола» выкатился изо рта и упал сперва маме на живот, а потом на пол.
– Я подниму! – сказала Адель. – А то кто пройдёт и наступит! По ковру размажется…
Мама села молча, с открытым ртом и в упор, не моргая, смотрела на Адель.
«Ой, и в правду бы не „ушла“, как она это называет!» – подумала Аделаида, даже испугавшись маминого тупого взгляда. Она подняла таблетку с пола и, задумчиво что-то мыча себе под нос, покрутив в пальцах, засунула её в карман штанов. А мама всё сидела с открытым ртом и из правого угла губ потянулась слюна.
– Мам! Каплю слизни! – Аделаида улыбалась и гладила себя по зеркальной глади черепа. Ладошке было так непривычно и щекотно! – Они белые, как с мелом, от «валидола»! Запачкаешься!
Мама, издав какой-то странный звук, напоминающий сток воды в раковине, словила каплю в самый последний момент, но упала на подушки и щёки её задёргались.
«Теперь точно потеряла сознание!» – Взглянув ещё раз на мать, констатировала Аделаида и, взглянув ещё раз внимательней, пошла к телефону.
Глава 15
Сёма вымахал в замечательного Семёна. Он приезжал раз в месяц на несколько дней и снова уезжал… Он давно и многократно подтвердил своё звание Чемпиона и рекордсмена республики и был зачислен в Олимпийский резерв СССР. Поговаривали, что если так продолжится, то Сёма войдёт в сборную СССР по плаванию и летом его можно будет увидеть на экране телевизоров, потому что Омипиада-то будет в Москве!
Адель ходила страшно гордая, потому как на неё очень даже конкретно падала тень знаменитого брата! И не беда, что они не успевают поболтать, мама ему наверное рассказывает об Адель, хотя ей похвастаться особо и нечем! Ну, наверное, жалуется иногда. Правда, когда Сёма увидел её совершенно лысой, ничего не сказал. Как будто он всю жизнь ходил по их Городу и наблюдал именно шестнадцатилетних десятиклассниц гладкими, как кастрюли тёти Тины! Вон когда Олежка за мандаринами полчаса в очереди стоял, купил две сетки, а она ему сказала: «Хочешь Фантомазину покажу?» – и приподняла шапчонку над лбом, тут у Олежки обе сетки упали и мандарины разбежались по всей улице.
Я думал, у тебя какая-то фотография Фантомаса, или журнал какой. А ты сама лысая!
Она тогда ползала с Олежкой по асфальту, ржали до упаду и собирали расыпавшиеся мандарины. Сёма же прошёл мимо, как если б ничего не происходило. Ой, чего голову ломать, сказал – не сказал, заметил – не заметил! У него своих дел много. Вон мама говорит, что у Сёмы через четыре дня в Большом Городе отборочные соревнования. Так надо поехать и посмотреть. Как раз выпадают на субботу. В субботу репетиторов нет. Приду со школы и поеду.
Четыре дня пролетели так, словно в сутках вовсе не двадцать четыре часа, а просто четыре.
Папа не смог поехать. Мама не ездила никогда, с чего бы её, как она сказала, «сейчас понесло с места в карьер»? Адель одна, гордая до ужаса, уселась на сиденье междугороднего «Икаруса».
От конечной остановки междугороднего автобуса до Дворца Спорта было не очень далеко. Можно было поехать на метро, а можно было и на троллейбусе. На метро быстрее, зато на троллейбусе интересней! В метро Адель страшно боялась этих железяк на турникете, когда бросишь пятачок, и надо подгадать, когда проходить. Замешкался, не успел – получил по бокам, поторопился – опять по бокам. Нет, Адель пока ни разу не доставалось, но страшно всякий раз, когда приходилось входить в небольшой павильон со светящейся красной «М» на крыше. Поэтому Адель старалась без большой надобности в «М» не лазить. Тем более, что Большой Город был так прекрасен, и так приятно было ехать в троллейбусе, среди опрятно одетых людей, смотреть в окно на красивые витрины с настоящими манекенами. На некоторых участках маршрута открывался замечательный вид на горы, и тогда у Адель возникало жгучее желание распластать крылья и лететь, лететь через эти горы до края Земли, где её, конечно, никто не знает. Конечно же, во время этого полёта она наконец-то из Гадкого Утёнка превратится в Прекрасного Лебедя. Прямо в небе у неё за спиной вырастут белые, сильные крылья, которые никогда не устают, и поэтому полёт может продлиться вечность. Там, на краю земли её никто не знает. И даже не подозревает, что ещё совсем не так давно она была Бочей, Пятитонкой и Жиртрестом. Поэтому они все очень обрадуются, устроят праздник и возьмут её к себе. Все будут улыбаться.
«Вот-вот! – тут же начинал прикалываться внутренний голос. – А потом мордой в асфальт хлоп!»
У Адель внутренний голос появился невесть откуда и совсем недавно. Можно сказать, в десятом классе. Потому что она не помнила, чтоб в её голове хоть когда-нибудь копошилась какая-нибудь захудалая мысль. Она практически всегда обязана была рассуждать вслух. Однажды к ней вошла мама и, увидев, что она просто лежит на диване и не читает, и не смотрит телевизор, утвердительно спросила: «Мечтаешь?» И милостиво разрешила: «Ну, хорошо! Помечтай немного!». Адель сперва показалось, что её голой выставили на стадионе перед матчем. Мама желала проникнуть даже в мысли, даже в мечты, хотя таковых у Адель на самом деле и не было, потому как «мечтать» она вообще не умела. Ну, разве что о том, как уже скоро сама превратится в Прекрасного Лебедя. Просто думала стать врачом, но не «мечтала» вожделенно. Получится – хорошо бы, не получится, да и ладно. Везде можно работать. Вон десять заводов на один маленький город. И что? Кто-то из них плохо живёт? Все живут хорошо, радостно и весело, потому что они не учителя и не читают перед настольной лампой журнал «Семья и школа». Мама с папой давно ей нарисовали картину её будущего:
Ты будешь работать врачом. У тебя будет много знакомых, но ты должна быть лучше всех. Ты должна быть блестящая. Все тебе должны завидовать.
Всё по нотам, всё расписано, и мечтать, собственно, уже не о чем.
Там, где её сверстники Мечтали, она очень Надеялась. Надеялась похудеть и отрастить длинные, до плеч волосы. И всё. Вот и все мечты, пожалуй…
Внутренний голос появился скорее всего после знакомства с Владимиром Ивановичем. Он так много интересного и непонятного ей рассказал, что всё это, в общем-то, необходимо было переварить и осмыслить. Так он и появился, этот самый внутренний голос. Пришёл сам по себе и остался жить. Иногда внутренний голос был дружественно настроен, иногда шутил, но чаще всего был совершенно несносен и действовал на нервы. Он был совсем не дурак. С ним было интересно спорить. Иногда он мог обозлиться и не появляться несколько дней, даже недель. Тогда Аделька начинала по нему скучать. Он возвращался, они мирились, и всё начиналось сначала.
«Поеду-ка я на троллейбусе!» – решила Адель.
Вот и правильно! – согласился внутренний голос. – Посмотришь афиши, витрины за елями вдоль проспекта, тем более будешь проезжать мимо Александровского сада, мимо Дома пионеров – бывшей резиденции русского царя, мимо театра Оперы и балета… Кра-со-та! Сколько замечательных воспоминаний.
Она, уютно устроившись на последнем сиденье, с удовольствием в окно рассматривала прохожих, как будто могла увидеть среди них маленькую, очень толстую девочку, которую ведёт за руку седой мужчина в длинном чёрном пальто, с белым кашнэ на шее. Девочка делает большие шаги, потому что хочет попасть с дедом в ногу.
«Как всё-таки это может быть, – Адель не могла налюбоваться на Старый Город, – всего двадцать пять километров от дома, а такое чувство, что на другой планете! И люди какие-то счастливые, и женщины в разноцветных платьях, девчонки какие-то… идут себе вместе с мальчишками, смеются, болтают, толкаются. Мужчины проходят мимо и на них не оглядываются, ничего не говорят вслед. В парке на лавочках молодые женщины с детишками. К ним тоже никто не подсаживается… Светло, солнечно, тепло, красиво, чисто… я тоже так хочу…»
